Приключения в стране тигров - Буссенар Луи Анри - Страница 7

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая

— Что же ты теперь будешь делать?

— Да ничего. Мог бы вернуться и пристрелить ее, но за столь необыкновенное мужество дарую ей жизнь. Во всяком случае, очень рад, что старик показал нам такой интересный способ охоты, и долго еще буду помнить «легавого ужа». Нам не поверят, если мы расскажем об этом в Европе.

Экскурсия по берегу Джен понравилась друзьям, и они решили спуститься по этой же реке до места ее слияния с Иравади, и затем уже по самой Иравади проникнуть вглубь Бирмы.

Шлюпка была прекрасная, машина великолепная, кочегар превосходный, лоцман опытный, — и, казалось, впереди наших путешественников ожидают одни только удовольствия. Однако лоцман с каждым часом становился мрачнее и мрачнее. Это чересчур бросалось в глаза. Бреванн обратился к переводчику за разъяснениями.

Минграсами, или просто Сами, как сто уже давно стали звать, осведомился у лоцмана, почему тот в таком дурном настроении. Произошел короткий, но эмоциональный разговор.

— Что он сказал?

— Лоцман отказывается от службы, сударь.

— Вот как! Чем же ему у нас плохо?

— Неплохо. Напротив, он говорит, ему очень хорошо. Но дело в том, что с вами непременно случится беда, и он боится оказаться виновником несчастья в глазах местных властей.

— Ужасный вздор, просто безумие! — взорвался Анд-ре. — Почему со мной должна случиться беда?

— Он говорит, — Сами понизил голос до шепота, — он говорит… Сударь, я боюсь, вы будете смеяться.

— Да не тяни, мучитель! Ты меня изводишь!

— Лоцман жалуется на то, что вы не совершили молитвенного обращения к Гаутамеnote 24.

— Как?

— Да, сударь. Обычай здесь требует, чтобы всякий собирающийся плыть вверх по реке, приносил жертву божеству.

— Это невозможно! Где я только не бывал, чего только не перевидал,

— но, признаюсь, от меня впервые требуют соблюдения обрядов чужой религии.

— Сударь, он вовсе не говорит, чтобы вы приносили жертву. Он только просит разрешения сделать это самому, а иначе — покинет вас.

— Да пусть приносит свои жертвы сколько угодно! Я человек веротерпимый, уважающий свободу совести. И даже готов оказать ему содействие, какое только могу.

— У него нет рыб.

— Каких рыб?

— Для жертвоприношения Гаутаме.

— Вот что, парень, ты говоришь какими-то загадками, и я не желаю ломать над ними голову в такую жару. Доставайте себе рыб, я заплачу за них, и пусть лоцман приносит свою жертву, а меня оставьте, пожалуйста, в покое.

Хмурое лицо лоцмана просияло, когда толмач перевел ему слова хозяина. Он тотчас же направил шлюпку навстречу большой туземной лодке и быстро поравнялся с ней.

Бреванн с любопытством разглядывал оригинальный образец индокитайского кораблестроения.

Судно было сделано с глубоким знанием условий речного плавания. Киль выструган из ствола дерева, как у пирог первобытных народов, и уже по нему выводился кузов. Корма высоко возвышалась над водой, как у гондолnote 25. Руль состоял из широкого весла, которым кормчий правил, стоя на платформочке, украшенной оригинальной резьбой. Мачты и паруса тоже были замечательные. Снизу мачта состояла из двух столбов, соединявшихся вместе у реи, образуя треугольник, а выше реи шел уже один столб. Рея из бамбука отличалась огромной длиной и изгибалась дутой. Вдоль нее проходила веревка, по которой на кольцах натягивался парус, похожий на занавес.

Паруса здесь делаются обыкновенно из очень тонкого и легкого бумажного полотна (из него шьется и одежда туземцев). Эта легкость необходима при больших размерах паруса по отношению к лодке.

Английский инженер-капитан Генри Юль как-то смерил рею одной такой лодки в сто тонн. Она, не считая изгиба, имела тридцать девять метров в длину, а поверхность натянутого паруса была не меньше трехсот семидесяти квадратных метров.

Отсюда ясно, почему гнау — индокитайские лодки не могут идти против ветра.

Шлюпка сошлась борт к борту с одной из таких гнау. На носу ее, вопреки обычаям европейцев, находились почетные лица. Они стояли на небольшой платформе. На корме развевался белый флаг с довольно грубо изображенным гербом Бирманской империи — павлин с распущенным хвостом. Привлекала внимание курьезная и чисто местная подробность: флагштокnote 26 был увенчан… европейским графином! У бирманцев это украшение в большом ходу, так что они даже злоупотребляют им: например, на верхушке какой-нибудь пагоды можно иногда увидеть бутылку из-под сельтерской воды.

Кочегар замедлил ход шлюпки, лоцман спрыгнул в лодку.

После пятиминутного разговора он вслед за своим коллегой скрылся в люке, но вскоре они оттуда вышли. Единоверцы перекинулись несколькими фразами и, горячо пожав друг другу руки, простились.

Путешественники с интересом следили за этой сценой, ярко демонстрировавшей местные нравы.

Лоцман перепрыгнул обратно с лодки на шлюпку и вернулся к рулю с бамбуковым ведерком, до половины наполненным водой.

Фрике заглянул в него. В воде плескалось штук десять красных и белых перламутровых рыбок.

— Это и есть, должно быть, будущее угощение для божества. Чувствую, что, воротясь домой, стану остерегаться аквариумов.

Не глядя на посторонних, которые, впрочем, совершенно не обращали на него внимания, лоцман вынул из ведра одну за другой всех рыб, аккуратно обтер их кисеей, разложил на сухой салфетке, вынул из-за пояса небольшой деревянный ящичек и достал из него несколько тонких листков золота и серебра. Затем обхватил красную рыбку золотой пластинкой, которая тотчас же прилипла к клейкой чешуе, и бросил это подношение Будде в реку, сопроводив таинственным заклинанием. Белую рыбку завернул в серебро и сделал то же. Десять рыб поочередно были выпущены на волю. Жертвоприношение совершилось. Лоцман вернулся к рулю с безмятежным и успокоенным видом.

— Это все? — поинтересовался юноша у переводчика.

— Все, — серьезно и важно молвил индус. — Злые духи укрощены. Гаутама пошлет нам благополучие в пути.

— Спасибо на добром слове. Каждый труд стоит награды, поэтому вот пять франковnote 27.

Шлюпка поплыла с обычной своей скоростью. Мимо неслись берега Иравади. Разлетались напуганные водоплавающие птицы.

— Странный обычай, — размышлял парижанин, лежа на корме рядом с другом, курившим сигару. — Вы знали о нем раньше, дорогой Андре?

— Приходилось кое-что читать и мельком слышать. Во всяком случае, в нем нет ничего удивительного, если принять во внимание непостоянный характер Иравади, по которой мы плывем. Вполне естественно, что эти люди хотят умилостивить злых духов, которым они приписывают беспорядочные разливы реки.

— Но сейчас она вполне спокойна.

— Это не должно вводить в заблуждение. Иравади — самая коварная река в мире. К тому же теперь март, наиболее сухое время года. А вот в августе, после проливных дождей, она разливается так, что становится многоводнее Конго и может сравниться с самим Гангом.

— Наверное, такие разливы причиняют колоссальные убытки. Мне не только не жаль пяти франков за десяток рыбок, но я даже нахожу, что это еще очень дешево.

— Ущерб от наводнений не столь велик, как можно было бы ожидать. Разливы реки регулярны и достигают определенной, известной заранее отметки. После спада воды окрестности принимают обычный вид, и навигация возобновляется с еще большим оживлением.

— Мне кажется, что она и сейчас очень оживлена, — лодки снуют на каждом шагу. А я ожидал увидеть страну дикую и почти без признаков торговли.

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая