Приключения в стране львов - Буссенар Луи Анри - Страница 21

• Предыдущая
• 21/26
• Следующая

Не желая останавливаться на полдороге, он решил пройти со своими солдатами курс стрельбы, научить их рассыпаться в цепи.

— Дайте мне десять тысяч таких воиновnote 68, и я завоюю Африку, — изрек он однажды, приняв сразу обе наполеоновские позы — и аустерлицкую и ту, что на колонне.

— Очень хорошо, — одобрил не без досады Фрике. — Двиньтесь долиной Нигера до Тимбукту, покорите Сунгойю, Мессину, Гурму, Боргу, Сокото, Борно, Багирми и Вадаи. Захватите, пожалуй, мимоходом Дарфур и Кордофан. Сделайте подножку абиссинскому негусуnote 69, пройдите долиной Нила и задайте перцу египетскому хедивуnote 70. Выполните все это, но только не томите меня!

— С удовольствием, дорогой мой, но надобно подождать, когда соберутся эти десять тысяч.

Возразить было нечего. Юноша умолк.

У него на минуту мелькнула жестокая мысль — оставить этого Александра Македонского из Судана на произвол судьбы и вернуться на яхту. Но разведчики все время доносили, что река заблокирована.

От скуки молодой человек принялся учиться мандингскому языку.

Бывали, впрочем, и веселые минуты. Об одном эпизоде Фрике не мог вспомнить без хохота.

Барбантону хотелось, чтобы его ополчение как можно больше походило на европейское войско, и он ввел чины.

Лаптота сразу произвели в капитаны. Других куранкосов, смотря по толковости и исполнительности, — кого в сержанты, кого в капралы. От рядовых они теперь должны были отличаться нашивками. Нашивки нашиваются на одежду. А раз одежды нет?

О, знаки различия можно вытатуировать на руке, под плечом. Но тогда унтер-офицерское звание останется за человеком на всю жизнь.

— Как же вы будете разжаловать провинившихся? — смеясь, спрашивал парижанин, ставя жандарма в тупик.

Татуировку на теле господ офицеров производил все тот же мастер на все руки — сенегалец, мечтая о густых штаб-офицерских эполетах в недалеком будущем.

… Между делом юноша наводил справки о судьбе исчезнувшего медальона.

Потребовались чудеса дипломатического искусства и невероятное количество рома, чтобы хорошенько выведать все у Сунгойи: медальон действительно находится у него. Негр обокрал путешественницу без всяких угрызений совести, полагая, что могущественный талисман ему нужнее.

Дикарь так дорожил своим гри-гри, что, даже будучи безобразно пьяным, не позволил Фрике не только дотронуться, но даже и взглянуть на него.

Медальон висел у него на шее, на цепочке, в кожаном футляре. От одного постороннего взгляда он мог утерять свою силу.

Юноша стал следить за туземцем, решив при первом удобном случае вытащить из медальона лотерейный билет, оставив сам медальон чернокожему монарху.

Случай не замедлил представиться.

Однажды молодой человек сидел с Сунгойей и по обыкновению потчевал его пивом и ромом. Чтобы не возбудить подозрений, парижанин делал вид, что тоже пьет: всякий раз подносил стакан ко рту и выливал себе за рубашку. Когда после алкогольной ванны он отправился переодеться, его вдруг поразили истошные вопли, раздававшиеся со всех сторон.

Часовые с передовых постов отходили назад с криком:

— К оружию! Неприятель!

Селение заволновалось, наполнилось движением и шумом.

Черные ополченцы в относительном порядке собрались в указанных местах. Появился сам Барбантон в полной форме, важный и торжественный, возвышавшийся над толпой на целую голову.

Все распоряжения на случай атаки были отданы заранее, каждый знал, что ему делать, где его место в линии обороны.

Фрике наскоро вооружился скорострельным винчестером, который для боя гораздо удобнее тяжелых охотничьих ружей, и принял командование над отборным отрядом, защищавшим королевскую хижину и священную особу монарха, пребывавшую в состоянии полной невменяемости. Крики усилились (сражающиеся перекликались подобно гомеровским героям), свистели пули, бой разгорался по всей линии. Штурм, к которому давно готовились, начался. Тут-то и проявился во всем блеске военный дар Барбантона, бывшего в продолжение месяца душой обороны.

Не будь им сделано множество дельных распоряжений, превосходящий вчетверо неприятель легко одержал бы верх над сторонниками Сунгойи, овладев столицей без единого выстрела.

Гигантским щитом селения стал крепкий бамбуковый забор, из-за которого осажденные довольно успешно палили из ружей, сами не неся никаких потерь.

Тем временем Фрике, будучи, так сказать, в резерве, достал из походной аптечки нашатырный спирт, накапал его в воду и влил в рот пьяному королю.

Тот вскочил, точно выпил расплавленного свинца, отряхнулся, потянулся, протер глаза, стал чихать и пришел в себя.

В двух словах ему объяснили, что наступила решительная минута. Он тут же принялся готовиться к сражению, и первое, что сделал, — дотронулся до гри-гри.

Но перестрелка неожиданно стала стихать. И раскатистых команд «генерала» что-то не стало слышно. Между тем осаждающие кричали все громче, с их стороны выстрелы участились. Казалось, переменчивое счастье отвернулось от Сунгойи. Его взору открылось печальное зрелище: забор был проломан во многих местах; разъяренные черные демоны со всех сторон врывались в селение, верные войска отступали в полном порядке, без потерь и занимали оборону в королевском дворце (парижанин непочтительно называл его «правительственной хижиной»), число нападающих росло на глазах, стремительно надвигалась катастрофа.

Правда, дворец оказался хорошо защищен. Как мы уже знаем, его обороной командовал Фрике. Стоявший рядом с ним Сунгойя сильно перепугался, приобретя пепельно-серый цвет лица. Но юный француз его успокоил:

— Ну, ну, ваше величество, ободрись! Защищай свою шкуру. Ведь, если ты будешь побежден, твоя песня спета.

Бой закипел уже возле самых стен монаршей резиденции. Стрелки не успевали заряжать ружья. Началась рукопашная. Вдруг раздался знакомый резкий свист — по сигналу все бросились ниц. Хрупкие стены хижины будто воспламенились. Прогремел залп сотни ружей! На нападавших обрушился целый ураган свинца.

Когда оружейный дым развеялся, взору предстало печальное зрелище. Десятки черных тел окрасили кровью землю. Раненые кричали и стонали, но скоро противник пришел в себя и снова предпринял штурм. Неприятельские войска повел сам низложенный король — высокий негр в мундире английского генерала, загримированный для пущей важности под белого человека. Лицо его было уморительно выкрашено в белую, а щеки в розовую краску. Дрался он отчаянно храбро, подавая пример своим воинам. Те, сильные и рослые — не чета выродившимся неграм морского побережья, с безумной отвагой полезли вперед. Защитники дворца поддерживали непрерывный ружейный огонь, но толпы нападающих все прибывали и прибывали.

«Эти черные чучела дерутся неплохо, — мысленно отметил Фрике. — Даже неприятно бить их из ружья, как кроликов. Я вообще не люблю крови, и, если бы дело шло не о спасении собственной жизни, я бы чинно и благородно сидел сложа руки. Черт бы побрал этого жандарма с его побегом и его черномазого приятеля с его монархией и полицией… К черту всю эту поганую лавочку! .. Однако дела наши из рук вон плохи… Между тем у меня нет ни малейшей охоты подставлять свою шею под нож. Надобно прибегнуть к сильному средству».

Юноша схватил свои тяжелые ружья и начал расстреливать туземцев, ломившихся в дверь.

Окутанные облаком порохового дыма, осыпанные громадными пулями, они в беспорядке отступили. Свергнутый вождь попытался вернуть их, но тут в его тылу прогремел зычный голос «генерала». Барбантон, взяв лучших стрелков, совершил обходной маневр.

— Пли! — скомандовал он.

Нападавшие, очутившись меж двух огней и видя, что сопротивление бесполезно, побросали оружие и попытались бежать, но «генерал» принял меры: на побежденных со всех сторон направили ружья. Бегство оказалось невозможным.

• Предыдущая
• 21/26
• Следующая