Похитители бриллиантов - Буссенар Луи Анри - Страница 43

• Предыдущая
• 43/109
• Следующая

— Тут какая-то пакость со стороны буров, по-моему.

— И я так думаю. Ты слыхал, в чем они меня обвиняют?

— Не совсем. Я так ослабел, что даже не все мог разобрать.

— Смерть! Смерть! — кричали за воротами.

— Ну, — сказал Александр, — кажется, погода портится. Придется этих чудаков пощекотать, благо свинца у меня достаточно. Не собираюсь убивать их насмерть, но немного дроби крупного калибра — и они начнут приходить в себя. А пули надо поберечь на случай, если нам придется защищать свою жизнь. Это не исключено.

Александр приоткрыл дверь конюшни, просунул краешек ствола своего карабина и выстрелил. Шум прекратился, как по волшебству, и нападающие разлетелись подобно стае воробьев. Но вскоре раздался ответный выстрел, и пуля крупного калибра с сухим треском врезалась в бревно — как раз в то место, где на секунду раньше находилась голова Александра.

— Эге! — сказал он скорей с удивлением, чем с испугом. — Вот они и откликаются. Они хотят подавить огонь нашей батареи! Узнаю этот выстрел и узнаю калибр. Это один из наших буров. Он хочет, чтобы я тоже окривел. Значит, борьба не на жизнь, а на смерть! Но они еще нас не взяли. Через четыре часа мы будем далеко отсюда. Но чего они хотят? Правда, мы были бы для них неплохой добычей. Они бы вполне могли закатить такую оргию, какая им и не снилась!

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что они не побрезгали бы алмазами, которые лежат у меня в кармане. Их там тысяч на двести пятьдесят — триста.

Радость человека, потерявшего двадцать тысяч франков золотом. — Жозеф становится сапером поневоле. — Белый в рабстве у чернокожих. — «Хижина дяди Тома» навыворот. — Что думает парижанин, когда на него надета колодка раба. — Опасность поджога. — Пролом. — Стена обрушилась. — Военная хитрость. — Какую пользу может принести беглецам кусок горящей пакли, если его сунуть лошади в ухо. — Александр и его двойник. — Опять Сэм Смит.

— Триста тысяч франков? — воскликнул Жозеф подскакивая. — Что ж вы с ними сделаете?

— Я? Ровно ничего. Эти драгоценные булыжники нужны мне, как паралитику ходули.

— Уж не нашел ли ты сокровище кафрских королей?

— А что ты думаешь? Вполне возможно.

— Вот здорово! — заметил Жозеф. — Вы потеряли двадцать тысяч, — вот вам возмещение.

— Двадцать тысяч? С чего вы взяли?

— Я не взял, это у меня взяли…

— Ах, вот что?! Это те деньги, которые я получил в Нельсонс-Фонтейне за свой участок? Бедный Жозеф! Я не однажды раскаивался, вспоминая, что взвалил на вас эту лишнюю тяжесть. Очень рад, что какой-то добрый малый освободил вас от ноши…

— Доврый малый? Да я этому мерзабцу… Смешно подумать…

— Что кажется вам таким смешным? Наше положение?

— Я не о том! Но этот мерзабец, который меня овборобал, чертобски похож на бас. Ну как дбе капли боды. Уж бы избините меня, месье Александр!

— Э-ээ! Тогда я все понимаю!.. Этот болван, которому я вчера оказал кое-какую помощь, встречался с тем мошенником, которому природа подарила сходство со мной, и он принял меня за того…

— Ошивиться бполне бозможно, месье Александр. Уберяю бас.

— Да я на него не сержусь. Тем более что он очень благородно поступил в отношении нас. У тебя револьвер есть?

— И заряженный, — ответил Альбер.

— Отлично! А у вас, Жозеф?

— У меня только этот топор.

— Пока довольно. Эге, дело плохо! Жозеф, смотрите в оба!

Наружный забор поддался натиску, и нападающие, победоносно крича и рыча, ворвались во двор, в глубине которого стояла конюшня.

— Ну, воевать так воевать, — непринужденно сказал Александр. — Альбер, ты сейчас не очень крепок. Ты будешь прикрывать наш отход.

— Мы, стало быть, попытаемся уйти?

— И уйдем. Или ты имел в виду поселиться здесь навсегда?

— Ничуть.

— Значит, слушай меня! Сделай-ка предупреждение вот этому молодчику.

Альбер выстрелил. Один из нападавших свалился: разрывная нуля снесла ему полчерепа.

— Убедительно!

— И возражений пока не слышно.

— Верно. Значит, они заколебались. Продолжай переговоры в том же духе. А мы с Жозефом пока проложим дорогу. Не убивай их слишком много. И береги пули. Помин, эти люди уверены, что делают доброе дело. Им кажется, что они освобождают землю от злодея. Они не знают, что я на него только похож.

— Мне бы хоть одним глазом увидеть этих проклятых буров!

— Они, видимо, больше не хотят иметь дела с тобой… Попробовали, и довольно! Теперь они будут осторожны!..

Александр поддерживал этот добродушный разговор, но вместе с тем не оставался без дела. Он быстро оседлал обоих рослых коней, которые действительно принадлежали бурам.

— Эти звери должны быть чертовски выносливы, — сказал он. — Ты сядешь на одного, я — на другого. Таким образом, Корнелис и Питер смогут преследовать нас только на слабых клячах, которые скоро сдадут. Двойная выгода для нас, и мы должны ее использовать. Что касается вас, Жозеф, вы сядете на этого большого гнедого коня. По-моему, он должен мчаться, как ураган… Что нового, Альбер?

— Ничего! Крикуны заколебались. Они размахивают кулаками и горланят, но подойти близко никто не решается.

— Хорошо. Остается девять лошадей. Они нам и проложат дорогу, когда надо будет. Увидите картинку! А пока, Жозеф, мы с вами немножко займемся саперными работами. Вы в саперах служили?

— Нет, месье Александр.

— Ничего. Это не так трудно, сейчас увидите. Смотрите, сколько здесь всякого инструмента: лопаты, кирки, топоры, даже пилы. Хватит на пятьдесят человек… Кстати, ведь у вас у обоих нет ни гроша за душой. А никто но знает, что может случиться. Сделайте мне удовольствие, возьмите у меня хоть по пригоршне этих камней, которые обрывают мне карман. В случае надобности их всегда можно обратить в мясо, хлеб и виски… И без церемоний, пожалуйста. Это наше общее. Вот так. А теперь мы с вами, Жозеф, разошьем несколько бревен, из которых сложены эти стены, но оставим их пока на месте. Будет достаточно легкого толчка, и они повалятся.

— Понимаю, месье Александр. Если эти сболочи подойдут влизко, мы им оврушим стенку на голобы, а сами — на коней и бскачь.

— Вот именно! Вы прирожденный сапер и хорошо понимаете в военном дело… Итак, за работу!..

Покуда Жозеф, ловко работая топором, подрубал вкопанные в землю столбы, Александр, вооружившись пилой, осторожно распиливал венцы. Ширина пролома могла бы равняться примерно трем метрам. Но вся подрезанная часть стены должна была в нужную минуту рухнуть сразу.

Альбер давно знал удивительную физическую силу своего друга, но ему все же казалось непостижимой огромная работа, которую проделывал Александр, и он это сказал.

— Еще бы! — заметил тот. — За последнее время я здорово привык к тяжелому труду.

— Это как же?

— Да ведь с тех пор, как мы так неожиданно расстались на Калахари, мои хозяева не давали мне сидеть сложа руки.

— Твои хозяева?

— Мы все время болтаем и болтаем, и я еще просто не успел рассказать вам о моем рабстве.

— Ты был рабом? Ты?

— Как самый обыкновенный уроженец этой солнечной страны. Несмотря на мою белую кожу и европейское происхождение, я носил на шее колодку, так называемое «бревно рабства». Противная штука и противная работа! Да еще чамбок впридачу.

— Но это возмутительно! Это неслыханно!

— Совершенно неслыханно и совершенно возмутительно, и все-таки верно. Мое счастье, что хозяева у меня были чернокожие. Если бы это у белых, я бы давно умер. И я прямо-таки счастлив, что избавил от ужасов рабства тех бедных бушменов, которых португальские мулаты гнали на продажу, как скот.

— Тебе известно, что эти мулаты подохли?

— Туда им и дорога! Во всяком случае, дорогой мой Альбер, твой друг Александр Шони, бывший парижский щеголь, завсегдатай театральных премьер, член многих клубов, бывший помещик, попал в рабство к неграм, носил для них воду, толок для них просо и сорго, варил для них пиво, прислуживал их хозяйкам, нянчил их детей. Но пока оставим это. Я вам расскажу подробно в другой раз. Кажется, неприятель переменил тактику!

• Предыдущая
• 43/109
• Следующая