Под барабанный бой - Буссенар Луи Анри - Страница 25

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая

— Только покороче!

— Наш миланский собрат, о котором вы только что упомянули, был взят в плен, когда с риском для жизни действовал в личных интересах, похищая какого-то ребенка… Участник заговора и член политического общества имеет право рисковать жизнью, только выполняя священный долг. Мы приговорили к смерти двух монарших особ, но не объявляли войны младенцам…

— Не будем это обсуждать! — повелительным тоном прервал его председатель. — Наша борьба не подчиняется никаким правилам и законам. Кто вам сказал, что поступок Сан-Жермано не входил в генеральный план наших действий? И почему вас беспокоит этот ребенок, когда тысячи людей поливают своей кровью ломбардийские поля? Итак, молчите и подчиняйтесь!

Услышанное привело капрала в ярость, тогда как юная итальянка оставалась бесстрастной.

Главарь заговорил вновь:

— Ныне настал наш час! Ничто не спасет Виктора-Эммануила и Наполеона от возмездия. Завтра состоится торжественный въезд французских войск в Милан. Союзники будут праздновать победу, и суверенные особы проведут в городе несколько дней. Лучше и достойнее места, чем королевский дворец, им не найти. Приказы муниципальным властям[117] уже даны. Все готово к приему их величеств. А теперь слушайте меня внимательно! Подвалы дворца начинены порохом. Когда, опьяненные успехом, оглохшие от похвал и уставшие от речей, император и король заснут, как простые смертные, произойдет взрыв такой силы, что от дворца не останется камня на камне! Таков мой план. Что вы скажете?

Заговорщики закричали в один голос:

— Браво! Их гибель неминуема!

— А есть ли верный человек, чтобы зажечь бикфордов шнур? — тот, кто протестовал против похищения ребенка.

— Даже двое, — ответил председатель. — Вы, брат Вон Стейжер из Вены, и я. А сейчас каждый из вас вернется к себе и будет ждать распоряжений, которые передаст управляющий. Я останусь здесь, в потайной комнате.

Вошел мажордом, и все покинули столовую. Главарь заговорщиков обменялся многозначительным взглядом с управляющим, который сказал вполголоса:

— Все идет хорошо!

Председатель, подойдя к краю стола, нажал на деревянную обшивку стены. Раздался легкий щелчок, и панель отодвинулась. Еще минута — и два тайных свидетеля будут обнаружены. Капрал, держа палец на спусковом крючке, загородил своим телом девушку.

Вдруг страшный грохот потряс стены столовой. Крики, ругательства и выстрелы наполнили дворец.

— Нас предали! Смерть неверным тварям!

Внезапно дверь зала, словно под натиском урагана, широко распахнулась.

Падение в подвал. — Мучения пленных. — Подземный водосток. — Обозный в отчаянье. — Полковой марш. — После подвала — колодец. — Друзья выбираются по железной цепи. — Нападение поваров. — Франкур наносит ответный удар.

Потеряв точку опоры, Обозный и Раймон полетели вниз. Толстый слой зловонной жижи, покрывавший дно подвала, предохранил их от серьезных повреждений, друзья отделались ушибами.

Некоторое время оба молчали. Хмель мешал осознать серьезность положения, в которое они попали. Первым заговорил Обозный.

— Вот те раз! Раймон, ты тут?

— Да, — откликнулся старый зуав.

— Где это мы?

— Дьявол! Естественно, в подполе.

— Я не прочь поскорее выйти отсюда.

— О! — присвистнул Раймон. — Будем надеяться, что не застрянем здесь навечно. Безвыходных положений не бывает!

— Ты везде чувствуешь себя отлично, старина! А я задыхаюсь в этом темном колодце. Здесь такой мрак, что кажется, будто ты ослеп. Сердце того и гляди выпрыгнет из груди.

— Ах да, я забыл! Ведь ты — любитель полей и ярких лучей солнца. А я до того, как стать «шакалом», добывал уголь в родном городке Гарде. Так что чувствую себя здесь, как дома.

— Раймон, мне плохо, голова идет кругом, в глазах круги… Придумай что-нибудь!

— Это синдром темноты. Ничего, скоро пройдет!

— Раймон, старина, я умираю…

— Послушай, у тебя полная фляга, глотни чуть-чуть!

— Я не хочу пить!

— Да, вижу, ты действительно заболел. Подожди, мой мальчик, что-нибудь придумаем.

Порывшись в карманах, Раймон чиркнул чем-то, и вдруг слабое пламя осветило пространство.

— О! Ты возвращаешь меня к жизни! — Обозный, вздохнув полной грудью.

В левой руке бывалый зуав держал витую восковую свечу, с которой обычно ходили в погреба, в правой — спички.

— Я стянул ее у майора. Это поможет нам скоротать время. Хватит, по крайней мере, часа на два, а потом мы удерем. Давай изучим обстановку и обсудим план побега.

Подняв свечу, Раймон посмотрел вверх.

— Высоковато! Шесть метров будет. И сужается кверху, как горлышко у бутылки. Влезть наверх не удастся. Тебе лучше, сынок? Видишь что-нибудь?

— Да.

— Тогда измерим ширину. Вот черт, грязь какая-то чавкает под ногами. Придется потом тщательно постирать гетры[118].

Сделав несколько шагов, зуав начал считать: восемь, девять, десять… двенадцать, пятнадцать.

В ширину оказалось приблизительно пятнадцать шагов. Но если вверх поднималась каменная стена, то под ногами была мокрая земля.

— Почему тут так сыро, а, Раймон? — прервал размышления друга Обозный.

— Потому, что Милан построен на равнине, пересеченной множеством рек и речушек. Почва впитывает влагу, как губка, и она собирается здесь. Не удивлюсь, если во время паводков вода в этой яме поднимается на два метра.

— Значит, тут вполне можно утонуть?

— Утонуть можно даже в луже. Смотри-ка, что я нашел!

— По правде сказать, я ничего не вижу.

— Здесь в углу есть что-то вроде сточной ямы. Лиса, пожалуй, пролезла бы в эту нору, но человек — вряд ли! Попробуем расширить отверстие штыками. Обозный, поставь-ка карабины к стене, только вынь запальные устройства, а то мало ли что может случиться. Свечу я пока задую. В крайнем случае воспользуемся спичками…

Зуав вытащил штык и, встав на колени, начал копать.

— Почва мягкая, как масло! Эй, дружище, расширяй отверстие как можешь!

— Я не вижу ни зги!

— Действуй на ощупь. Отгребай землю, которую я вынимаю.

— Если бы у меня была корзина…

— А феска для чего?

— Она маленькая…

— Тогда сними штаны. Наполняй их до половины и относи в дальний угол.

— Лучше уж кальсоны. Жаль портить парадные шаровары.

— На твое усмотрение.

Работа благодаря профессиональным навыкам старого солдата продвигалась успешно. Друзья трудились, как кроты, в полной темноте, задыхаясь от спертого воздуха. Время от времени они прикладывались к бутылке, экономно заедая остатками прихваченных из дворца продуктов, и вновь продолжали копать, метр за метром продвигаясь в неизвестность. Глаза Обозного привыкли к темноте, и юноша не страдал, как прежде.

Наконец, изнемогая от усталости, пленники вылезли из узкого прохода и растянулись прямо на скользком полу. Глаза слипались.

— Как ты думаешь, — пробормотал толстяк, — далеко ли мы продвинулись?

— Если не ошибаюсь, метров на восемь — десять.

— Не может быть!

— Да, да, мой мальчик! У нас есть надежда на спасение!

С этой приятной мыслью, не забыв отхлебнуть из заветной фляги, приятели заснули.

Бедолаги не знали, сколько часов длился их сон. Проснувшись первым, Раймон зажег свечу и разбудил товарища.

— Боже мой! — он, посмотрев на Обозного. — Какой ты страшный!

— А ты, старина, даже представить не можешь, на кого похож! Клянусь честью, твоя борода напоминает метлу, которую окунули в нечистоты.

— Признаться, мы оба не самые красивые мужчины в африканской армии. Не будем же смеяться друг над другом, лучше примемся за дело.

Теперь работа шла медленнее из-за растущей горы земли и удлиняющегося подземного лаза. Скоро зуавы с трудом могли дышать и двигаться. Привыкший к подобной обстановке в шахтах, Раймон не терял надежды и продолжал работать. Обозным вновь овладело уныние.

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая