Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри - Страница 56

• Предыдущая
• 56/145
• Следующая

Жак удивлялся все больше и больше. Его спутник быстро подошел к старшему, приложив палец к губам. Доносился лишь легкий шум от реки, где в какой-нибудь сотне метров каторжники прокладывали путь через древесные завалы.

— Отец, — сказал по-английски молодой человек, — я привел индейца. Он кажется мне добрым и честным, но это необычный туземец. Не станем ли мы когда-нибудь раскаиваться, что оказали ему услугу?

— Мой дорогой Анри, — тихо отвечал тот, — никогда не стоит жалеть о совершенном добром деле. Я хорошо знаю, что индейцы не грешат избытком признательности, но этот еще совсем юный!

— Конечно, но он мне сказал, что его воспитали белые в Мане, что он лично знаком с тюремщиками из исправительной колонии… Ты слышишь, отец, из исправительной колонии! Проклятое место, из-за которого мы пролили столько слез, где ты так страдал! От одного названия мне становится не по себе. Этот индеец заявил, что мечтает повидать жену и своего благодетеля, приемного отца. Мы же не сможем держать его постоянно при себе. Он вернется к белым, кто помешает ему раскрыть секрет?! И вот уже под угрозой наша безопасность и тайна убежища. Поэтому я скрыл свое французское происхождение и нелегкое прошлое и сделал вид, что говорю только по-креольски, как все жители страны, чтобы он даже не заподозрил о наших отношениях с Францией.

— Ты действовал сообразно условиям, мое милое дитя, и поступил очень предусмотрительно. Могу только одобрить проявленную тобой осторожность. Подождем. У этого молодого человека, конечно, найдется что рассказать интересного и важного… Хотя бы историю похищения… Или о мотивах, которые заставили этих проходимцев отправиться в неизведанную местность. Пока продолжим говорить между собой по-английски, чтобы не сболтнуть лишнего в его присутствии… Самая главная цель на сегодня достигнута. Дорога перегорожена, пленник освобожден. А поскольку незнакомцы питают, несомненно, дурные намерения, вышлем навстречу им резервы наших войск. Думаю, такого урока будет достаточно, чтобы они убрались подальше и чтобы их здесь не видели… Казимир, — обратился глава семейства к старому негру, — час пробил, мой друг, приступай к тому, о чем мы с тобой договорились.

Добряк радостно засуетился, припадая на ногу-пьедестал:

— Будет сделано! Я напущу на чужаков всех своих зверей! Это злые люди. Только пусть маленький муше Шарль пойдет со мной!

Самый юный из сыновей приблизился к отцу.

— Ты согласен, папа, чтобы я сопровождал Казимира?

— Разумеется, дорогой Шарль! Он воспитал из тебя вполне приличного заклинателя змей, и я не стану мешать тебе использовать свой талант!

Старик и мальчик вооружились длинными индейскими флейтами из бамбука и отправились в северо-западном направлении.

Тем временем мужчина с белокурой бородкой, доселе молчавший, но не пропустивший ни слова из беседы Анри с отцом, вступил в разговор:

— Вам известно, месье Робен, что я человек не жестокий и зрелище крови производит на меня отталкивающее впечатление.

— Конечно, милый Никола, я знаю, что ты самый лучший парень в мире и что для тебя главный вопрос совести — никого не притеснять и не мучить… Но к чему ты клонишь?

— А вот к чему. Эти субъекты — самые отъявленные негодяи среди самых гнусных мерзавцев, для которых высокочтимая Гвиана является приемной родиной… вынужденной родиной. Их шкура не стоит ломаного гроша. На вашем месте я поступил бы иначе. Анри и его братья в стрельбе из лука превзошли индейцев. И я бы скомандовал ребятам прошить бока каждого проходимца хорошей двухметровой стрелой… Видите ли, патрон, мертва змея — мертво и жало… Не вижу другого выхода.

— В общем, ты прав, Никола. Но я решительный противник насильственных средств, за исключением, разумеется, случаев законной самообороны. Человеческая жизнь настолько священна, что ее следует уважать даже в самом низком существе. Всегда нужно оставить виновному время на раскаяние, шанс для исправления. Вся моя деятельность была посвящена этому принципу, любви к людям. Мне не подобает роль верховного судьи, я всего лишь поборник справедливости. Мое желание — убеждать, а не наказывать. Каким бы жалким ни был человек, он способен раскаяться. Не хотелось бы обагрять этот уголок Франции, созданный нашими усилиями, хотя бы каплей крови… Ты говоришь, что у пришельцев дурные намерения? Очень может быь! А не окажется ли страх, вызванный внезапным падением деревьев, достаточным, чтобы остановить их безумие? Или эти таинственные стрелы, поражающие их в момент высадки? А грозная армия Казимира, неужели даже она не заставит их навсегда отказаться от своих планов?.. Вот! Слышишь звуки флейт наших заклинателей?.. Через несколько минут эти авантюристы обратятся в бегство и вынуждены будут убраться восвояси… Что скажешь?

— Вы правы, как всегда, но в данном случае боюсь, не возникло бы осложнений в дальнейшем…

— Дорогой! Чем они опасны в будущем? Им неизвестно, сколько нас, кто мы такие… Окружающая нас тайна защищает лучше, чем прямая атака на непрошеных гостей, а могущество средств, которые мы способны применить, убедительно покажет всю бесполезность их притязаний. Они поверят, что перед ними могучее племя, не расположенное терпеть любого вторжения на свою территорию. Необычность наших методов защиты породит легенду, она распространится вокруг, обрастет новыми подробностями и сослужит нам гораздо лучшую службу, чем целый военный корпус.

Дуэт флейт, звучавший сперва в отдалении, постепенно приближался. Через просветы в зеленой баррикаде европейцы и краснокожий могли наблюдать грозную флотилию, медленно плывущую по течению. Удары мачете и топора прекратились.

До них донеслись вопли бандитов, бежавших в страхе перед змеиной армадойnote 219. Видно было, как они расселись по местам, как лихорадочно схватились за весла, а потом повернули к затопленной саванне.

— Вот видишь, — заметил Робен, — все произошло, как задумано. Надеюсь, мы теперь надолго застрахованы от новых набегов, если только гости не вернутся через внутренние земли, что маловероятно. В противном случае им доведется брать крепость приступом и изгонять оттуда гарнизон Казимира и Шарля. Ну, а теперь расспросим нашего индейца… Он, я вижу, сгорает от нетерпения рассказать о своих приключениях, благодаря которым очутился на заповедной территории гвианских робинзонов…

Жак не заставил себя просить и сообщил все, что было ему известно о похитителях. Откровенность его не вызывала сомнений. Юноша поведал историю своей жизни с того дня, когда доктор В. усыновил его, и до той минуты, когда ему удался побег с водопада. Он не утаил, что ему известна тайна золота, которую он собирался раскрыть своему благодетелю.

Каторжники подслушали его беседу с воспитателем и начальником тюрьмы, потом напали ночью и захватили в плен. Его отвезли на голландский берег Марони и отдали в руки человеку, еще более жестокому, чем сами похитители. Этот головорез и стал душой всего предприятия, сообщники повинуются ему беспрекословно.

Робен долго и подробно расспрашивал индейца о вожаке бандитов, однако сведения были самые скудные. Редко наезжая в Сен-Лоран, Жак ничего не знал ни о прежней деятельности стражника, ни об изгнании Бенуа из корпуса надзирателей. Он считал его беглым каторжником, поддерживавшим связи с такими же мерзавцами.

— А его имя? — настаивал Робен. — Ведь обращались же как-то к нему участники шайки?

— Они называли его только «шеф», не иначе.

— Гм… «Шеф» — это обычно для надзирателей.

— Я не знаю, — с сожалением признался индеец. — Другого имени никто не употреблял.

— А впрочем, не имеет значения! Конечно, это какой-нибудь сбежавший заключенный. Послушай, Жак, ты уже понял, как дорого обходится нарушение клятвы. Ты раскрыл, хотя из самых добрых побуждений, важный секрет, который обязался хранить. И видишь, что вышло… Золото счастья не приносит!

— О да! Конечно! — с готовностью согласился молодой человек, в памяти которого мгновенно всплыли пережитые ужасы. — Тайна золота смертельна! И я говорил об этом приемному отцу… Но моя любовь так сильна… Он такой добрый…

• Предыдущая
• 56/145
• Следующая