Французы на северном полюсе - Буссенар Луи Анри - Страница 43
- Предыдущая
- 43/45
- Следующая
Радовались не только успеху, но и вознаграждению. Слава славой, а деньги деньгами.
Вначале были обещаны две награды: за Северный полярный круг и за Северный полюс. Теперь капитан пообещал объединить их в одну и раздать всем без исключения. Это вызвало новый всплеск радости.
Едва оправившись от скорбута, Констан Гиньяр хитро подмигивал и потирал, свои распухшие руки.
– Вот и кусок хлеба на старость! – говорил он парижанину.
– Чем ты его есть будешь? Ведь зубы все выпали!
– Тебе бы только скалиться, Плюмован! Если хлеб будет слишком твердым, я его размочу в пиве.
– И будешь пить за здоровье Северного полюса, старый пьяница?
– Да, Полюс стал моим приятелем.
– А ты его точно видел?
– Да вот как тебя.
– И какая же у него физиономия?
– Представь себе кита, наполовину высунувшегося из воды, который не шевелит, так сказать, «ни рукой, ни ногой».
– Ух ты, ну и дальше что?
– Ну Мишель как воткнет ему гарпун в бок и пш-ш-ш… Вдруг разнесся такой запах, что можно было отравить все живое на семь саженей вокруг.
– А потом?
– Кит или Полюс, называй как хочешь, наполнился водой и потонул. На том все и кончилось.
– Что ты плетешь? Мишель убил Полюс?
– Да, и ты получишь часть наследства.
– От Полюса?
– Черт, ну конечно! Это твоя пенсия, жалованье, твой хлеб и пиво. Все это, старина, наследство бедняги Полюса, которого мы так бесцеремонно вытащили из его владений и потопили как старый баркас.
Тем временем Бершу сдал полномочия капитану и доложил о том, как обстоят дела.
Ничего утешительного. Провизии оставалось совсем мало, несмотря на уменьшение рациона. Перед путешественниками встал грозный призрак голода.
– Но разве охота… рыбная ловля…– начал было де Амбрие.
– Здесь мертвая пустыня! Ледяной ад… Ужиук и то ничего не смог раздобыть, как ни старался. Страшно мне, капитан, очень страшно! Погибнуть после такой победы!..
– Надеюсь, этого не случится. Нам надо продержаться до оттепели, завтра уже восьмое мая.
– Дай Бог, дай Бог…
Надежды капитана не сбылись.
На следующий день барометр начал падать. Подул южный ветер, пригнавший тучи, и началась снежная буря. В нескольких шагах ничего не было видно. Палатку ветром снесло, и французы остались без крова. Особенно тяжело приходилось больным, они дрожали в своих спальных мешках. Сани вместе с лодкой, на которой команда плыла к полюсу, разбились о ледяную скалу.
Следовало как можно скорее соорудить укрытие из снега, наподобие хижины. Здесь очень помог Ужиук, знавший, как это делается. Входное отверстие являлось до того узким, что в жилище приходилось вползать на четвереньках. Там и укрылись измученные люди вместе с собаками, страдая от жажды и голода. Дюма снова вступил в должность повара, сменив Курапье, заподозренного в поедании чужих порций. В хижине было душно и тесно – от людей и собак, от зажженной лампы, но никто не жаловался, радуясь, что хоть есть крыша над головой.
Стали собирать припасы, засыпанные снегом. Но, к несчастью, оказалось, что больше половины поглотили оголодавшие псы.
Ураган по-прежнему бушевал, и казалось, не будет ему конца.
Эта снежная буря, самая страшная из всех случившихся за время путешествия, неистовствовала, ни на минуту не утихая, целую неделю, до десятого мая.
Годовщину отплытия из Франции предполагалось ознаменовать маленьким пиром, но этот день – тринадцатое мая – принес горькое разочарование. Собаки вошли во вкус и пускали в ход всю свою хитрость, чтобы находить еду. И преуспели в этом: растерзали тюки, разгрызли ящики, причем так ловко, что невольно возник вопрос: не помог ли им кто-нибудь? Но кто?
Матросы все честные, и каждый из них скорее умрет, чем решится на подобный поступок.
А вот Ужиук… Он вряд ли способен на самопожертвование. На глазах жиреет, отличается завидным здоровьем.
Однажды даже на предложение поесть ответил, что совершенно не голоден.
Сомнений больше не оставалось: это он вместе с собаками рыскал под снегом и поедал припасы.
При этом старательно заметал следы, прикрывая брезентом распоротые тюки и взломанные ящики…
И вот грянула беда. Надвинулась угроза голода. Собак кормить было нечем, и их осудили на смерть. Дюма собственноручно порешил несчастных животных.
Однако не всех – одной псине чудом удалось избежать резни, вызванной суровой необходимостью.
Все спрашивали себя, почему тезка знаменитого Тартарена орудовал поварским ножом, а не взял карабин? Почему он перерезал собакам – этим верным помощникам человека,– горло, как баранам или свиньям, вместо того чтобы просто пристрелить. Оказывается, таков был строгий приказ доктора.
Так как отсутствовала свежая тюленья кровь, необходимая больным скорбутом, только таким способом можно было получить достаточное количество целебной жидкости, более действенной, чем все лекарства.
Нужно сказать, что все больные без исключения, независимо от тяжести заболевания, согласились выпить теплой крови. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, настолько страшный конец несчастного Фрица поразил всех. Тяжелое воспоминание, постоянно преследовавшее матросов, помогало побороть отвращение. Плюмован, «собачий капитан», не мог присутствовать на бойне и смотреть, как убивают его подопечных и друзей, ставших, как мы помним, настоящими учеными псами и развлекавших людей в более счастливые времена.
Артур убежал подальше от лагеря, чтобы не слышать ужасного воя несчастных животных и не видеть агонии своих любимцев: Белизара, Кабо, Помпона и Рамона. Вернувшись, парижанин увидел Дюма, красного, как палач после казни. Тот только что схватил бедного Помпона, который, вместо того чтобы сопротивляться, жалобно плакал как ребенок.
При виде этой сцены Фарен не смог сдержать слез и закричал срывающимся голосом:
– Господи, я думал, резня уже закончена. Дюма, отпусти его, прошу тебя!
– Э, да я и сам хотел того же. Если бы ты только знал, как мне больно убивать невинных бедняг.
Помпон, ускользнув от палача, бросился на руки парижанину, который поспешил уйти подальше от лагеря, унося обезумевшее от страха животное, преследуемое запахом крови товарищей.
Отойдя метров на сто, Плюмован остановился среди снежного вихря и, опустив собаку на толстый снежный ковер, заговорил с нею, как будто та могла что-то понять:
– Знаешь, старина, твоих друзей больше нет. Они поплатились за то, что съели лагерные запасы, а это – преступление, которое карается смертью. Если хочешь избежать их страшной участи, мотай отсюда, и побыстрее! Ты ловкий как обезьяна, шустрый как белка, а льды – твоя родина, беги же… И даже близко не подходи к нам, если не хочешь, чтобы тебя слопали.
Артур поцеловал четвероногого друга в черный, блестящий, похожий на трюфель нос, взмахнул рукой, указывая на безбрежные снежные поля, и громко крикнул:
– Беги, Помпон, беги!
Пес убежал, и больше его никто не видел. Убитые собаки пошли в пищу.
Вот каков был рацион матросов, скорчившихся в душной, тесной иглу.
Утром – чай или кофе без сахара. Ужиук и собаки съели его, и больше ничего не осталось. Двести граммов собачьего мяса на человека, несколько капель водки или рома, разбавленных горячей водой. Ни сухарей, ни мясного концентрата. Все было проглочено голодными псами. В полдень – некоторое подобие супа из собачьего мяса и кусочка тюленьего жира, со щепоткой соли.
Все это съедалось горячим, чтобы получить побольше «топлива», как шутили в прежние дни.
На ужин – опять крохотный кусочек мяса, для разнообразия – кофе и несколько капель спиртного.
После столь скудной трапезы засыпали голодными.
Пищи оставалось в обрез. Собаки, ужасно исхудавшие за последнее время, весили едва ли килограмм двадцать, то есть мяса от каждой получили не более десяти килограммов. Несмотря на строжайшую экономию, оно было очень быстро съедено. Самым изголодавшимся давали дополнительную порцию – варево, запах которого вызывал тошноту у наиболее щепетильных. Добавьте к этому ужасную тесноту, скученность, затхлый воздух, и вы хотя бы отдаленно сможете представить себе судьбу людей, которые корчились от голода, прислушиваясь к завываниям ветра.
- Предыдущая
- 43/45
- Следующая
