Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 70
- Предыдущая
- 70/93
- Следующая
Ну вот теперь ясно, почему так долго они ждали. Пока прошло свидание, второе, пока они старались все проверить. Он думал, что живет. Что это его жизнь делается им, и что он решает, куда идти, как далеко, в какой компании. А эти люди думали иначе. И оказалось, они были правы. Они, а вовсе не он, Ваня Простатитов, доктор экономических наук и губернатор. И это было самое печальное. Почти такое же печальное, как сама смерть милой девочки.
Простатитов покивал головой. Ну что ж, пора было кончать.
— Отойдите в стороны, ребята.
Ему показалось, что он сказал это громко. На самом деле он только что-то хрипло каркнул, и пришлось откашляться и повторить. Боевики двинулись в стороны, и Асанов остался один у глухого участка стены.
Не было никого между Асановым и Простатитовым. Ваня шел к нему сутулясь, и лицо его было отнюдь не ликом победителя, скорее было оно тяжелым и скорбным.
Асанов не улыбался, смотрел напряженно, тревожно. Но, похоже, что он все-таки не верил. Не допускал, что Ваня все-таки сделает ЭТО. Старый приятель Ваня. Подельник Ваня, сам по уши в том же дерьме. Член той же команды Ваня. Человек своего круга Ваня.
Между ними было метра три, и тогда Простатитов стал стрелять. Пистолет был тяжелый, отдача сильная, а опыта он не имел. Стрелял он очень плохо, почти не целился, и с трех раз попал в стену строения, и по разу в бедро и в живот. Асанова отбросило, крутануло ударами. Зазвенели гильзы по двору. Отвратительно воняло порохом.
Мальчики Фрола завопили, особенно стоящие поближе:
— Давайте мы сами все сделаем! А то вы нас самих постреляете!
— Нет, ребята, это мое дело.
Может быть, это и странно, но прозвучало громко и решительно. И так же решительно он шагнул еще и еще, и теперь с убийцей его женщины их разделяло уже не более полутора метров, примерно как при разговоре.
Асанов сидел на земле, мученически разинув рот. Наверное, хотел что-то сказать, но только выстонал без слов, протянул к убийце руку раскрытой ладонью вверх. Между пальцев стекала алая густая кровь, гулко ударялась отдельными каплями в пыль. Простатитов понимал — он действительно не помнит Женьки. И не раскаивается. И совсем не понимает, чего взъелся Простатитов. У него просто нет нужных органов, чтобы понять, что и зачем сделал губернатор Простатитов.
Ваня слыхал, что есть такие люди, живущие по ту сторону добра и зла, просто не понимающие, о чем идет речь. Оказывается, существо этой новой формации жило у него под боком. И пока он действовал ему на пользу, Простатитов как-то и не замечал, что же это за создание.
Сергей Асанов снова издал какой-то неопределенный звук. Широко раскрытые глаза смотрели с мольбой, он просил пощады. Не прощения. Он и сейчас не понимал.
И Простатитов сделал еще один шаг, почти приставил дуло к переносице между побелевшими от ужаса глазами Асанова и снова нажал на курок.
Наверное, он сам не ждал, что так получится. Он привык жить в мире бумаг, теорий и слов. Даже деньги не были бумажками. Они были маленькими цифрами в маленьких книжечках и переходили из одной книжки в другую, когда заключались сделки или выплачивались дивиденды. Договоры тоже были бумагами, а не реальным алюминием и никелем. Американцы привозили цифры в книжечках, а увозили тоже цифры, только леса.
А здесь все было очень уж по-настоящему. Пистолет отбрасывало, выворачивая руку. Воняло кислятиной, со звоном катились гильзы. Асанова швыряло от ударов. Вот и сейчас отшвырнуло на спину, он лежал, раскинув руки, запрокинув голову назад. Как будто мельчайшая розоватая взвесь коснулась лица Простатитова. Он облизал губы и почувствовал, что эта взвесь — соленая. Он сделал шаг, чтобы вглядеться в лицо. Самое обычное лицо. Асанова он видел сотню раз. Ну увидел еще раз, с дырой во лбу. С аккуратной, маленькой дырой, немного опаленной по краям.
Припомнив, чему учили, что читал в детективах, Ваня бросил револьвер на землю. Тяжелая железяка подпрыгнула, проехалась по земле, и Ваня испугался: «Выстрелит!» Не выстрелила.
Ссутулившись, уходил Простатитов, молча садился в машину.
— В управу?
— Домой.
Было только полседьмого вечера. Сын, само собой, был у приятелей. Галина, видимо, смотрела телевизор: из гостиной раздавался голос диктора.
Губернатор сменил рубашку, все казалось, что на манжетах — брызги крови, пороховая гарь. Долго мыл руки с сульсеновым мылом, с шампунем, так же изо всех сил умывался. Розовая взвесь как бы въелась в кожу, на губах была все та же соль.
В огромном двухтумбовом столе всегда водилось все необходимое решительно на все случаи жизни. Ваня Простатитов налил стакан коньяку и задумчиво выцедил его. Сперва испугался — не возьмет! Но опьянение пошло мгновенно, почти сразу с горячей волной.
На стене, между шкафами, улыбались с фотографий Маша и Валера. На одной из фотографий Машке было года три, и походила она больше всего на плюшевого медвежонка. На другой был он сам и Галина — совсем молодые, родители одной только Машки, когда она была только чуть старше, чем на фотографии. А вот Машка уже прошлогодняя — совсем взрослая девица, улыбаться пытается так, как, по ее мнению, должна взрослая женщина. Пороть некому… И правда, кстати, совершенно некому, он ведь занят, постоянно занят. Вечно занят всякой ерундой — кредитами, управленческими проектами, воровством, животрепещущей проблемой, кто должен сажать директора железной дороги. И не знает, какое мороженое больше всего любит дочь. И что вообще она любит. Да чем он лучше этой проститутки, беспутной мамаши втуне сгинувшей Женьки?!
Сознание сдвигалось, мысли прыгали, и пришлось выпить еще коньяку. Странно… Вроде бы он был гораздо счастливее молодым. Когда Машка была маленькой, когда Валерки еще не было, и если он и изменял Галине, то тайком и очень этим почему-то мучился. Но тогда он не мельчил, вот ведь в чем дело. И делал то, что он хотел. Он сам, а не его команда. И не его подчиненные, мать их…
Разбирало даже сильнее, чем Ваня Простатитов хотел бы. Захотелось пройтись колесом, попросить слова в Кремле, на совещании, с трибуны закричать «Кукареку!» — и снова сесть. Быть самим собой, а не таким, каким хотят видеть тебя другие. Делать то, что хочется самому, а не что надо для подельников Асанова. Быть непредсказуемым, таким, что нельзя просчитать. Несистемным человеком. Некомандным.
Теледиктор перестал базлать. Застучали каблуки по коридору, и Простатитов крикнул туда:
— Галя, зайди!
Вот и Галя — в красивом халате, с новой книгой Бушкова под мышкой. Да, в этой женщине был стиль! Не в том даже дело, что халат красивый, из дорогой ткани. А в том, что сшит он хорошо. И Ваня понимал, что даже если Галя будет жить в деревне и каждый день вставать в пять часов, чтобы доить коров на ферме, — халат на ней будет хорошо сшитый. И чистый. Не наденет она рваный и грязный. И не в том дело, что волосы уложены в прическу. Если надо будет причесаться ладошкой, она причешется ладошкой и все равно будет аккуратной. И лицо останется умным, значительным, чуть насмешливым, если даже не хватит средств на макияж, на массажиста, на притирания и маски.
Простатитов откровенно любовался женой. Пришла простейшая, в общем-то, мысль: а почему не сделать так, как он поступал только с другими? Почему все, что бывает с Галиной, должно быть ночью, в темноте, словно бы скрытно? Снять этот милый халат, стянуть вниз кружевные штанишки, прямо вот тут, на диване? Ну, не сейчас, тут скоро Валерка придет. А вот, скажем, завтра утром, а?
Он пытался убежать, найти свое не здесь. Могло бы повезти… Но для чего? Вот женщина, с которой он уже двадцать лет. Мать его детей. И женщина, которой позавидуют многие. Жизнь многого лишила, но ведь есть еще… То, чего он не лишен.
Брови Галины взлетели: Простатитов лихо наливал себе третий стакан коньяку. Раньше такого не водилось! Но не сказала ничего — отучена. Уже годы пошли, как у Вани своя жизнь.
— Ты меня звал, Ваня?
— Звал…
И Ваня, отхлебнув янтарной жидкости, начал становиться, наконец, нестандартным и просто неприлично несистемным.
- Предыдущая
- 70/93
- Следующая
