Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/93
• Следующая

— Ну вот сиди и жди. Часа через четыре буду.

В трубке зазвенела тишина…

Дело было сделано. Приказ получен. И даже издеваться над Филиппычем уже не было моральных сил. Петр Филиппович молча и преданно смотрел на Павла, сидя почти по стойке «смирно», насколько позволяла веревка.

— Петр Филиппович, — серьезно сказал Павел, — на первый раз я вас отпущу. Но имейте в виду, что через несколько часов здесь будет половина всего Карского ОМОНа.

Интересно, что подлянок больше не было. Филиппыч повел кормить, и оказалось, что даже водка есть. Жена — та сама странная дама в полузастегнутом халате — собирала на стол. У нее здесь гостила сестра, с еще более северной внешностью. Еда была местная, а русских блюд типа грибков или моченой ягоды не было совершенно. Дамы не общались с гостем, подавали строганину и резали ее ужасно ловко. Передвигались они с легкостью привычных к пересеченной местности, а застегнуться и не подумали с наивностью детей природы.

И при этом в речи сестер было что-то ужасно знакомое… то-то знакомое с детства, полузабытое, и уж, конечно, не отсюда. Интонации, акцент — все было местное. Но вот слова… Где-то Павел слышал такие. И стоило ему, чокнувшись с Филиппычем, засосать свою первую водку, как вдруг все встало на свои места!

— Was ist das «Messer»? — выплеснул Павел свои школьные познания немецкого. Словно выдохнул выхлоп от водки.

— Das ist ein Messer, — показала нож одна из женщин.

— Ой, девочки, так вы из немцев! То-то я слышу знакомое.

— Мы не из немцефф… Мы это… Мы есть рода Дучьцынтыр…

Но «лампочка» все еще горела в голове у Павла, и он делал правильные выводы.

— А отец у вас был немец?

— Нейн…

— А дед?

— У нас деты… У всех в роду деты — да, немьец. Немьец в тундре жил, олешка заводил — получился род Дучьцынтыр.

Становилось относительно понятно. Павел не первый раз сталкивался с отголосками этой старой и страшной истории. В Российской империи жили немцы… Много немцев, больше двух миллионов человек. Предки части из них переселились в Россию еще при Екатерине II, им давали землю по Волге, на Алтае. Другие жили в Прибалтике со времен завоевания земель эстов и ливов Тевтонским и Ливонским орденами; эти земли вошли в состав Российской империи в XVIII веке, после Петра I.

В XX веке СССР начал войну с Германией. И немцев — миллионы ни в чем не повинных, чаще всего — вполне лояльных России людей, готовых даже воевать с нацистами, ссылали сюда, в тундру. «Ссылали» — это не совсем точно, потому что людей, набитых в трюмы барж, «сбрасывали» вниз по сибирским рекам. «Сбрасывали», кстати, это официальный термин тех времен. Так и писали тогда — «за навигацию сброшено столько-то барж с таким-то количеством врагов народа».

Сбрасывать старались под осень, прямо на обледенелые берега, без всяких средств к существованию, без продуктов — умирать. К весне из сотен людей выживало несколько сильнейших мужиков. У большинства и могил не было — зимой хоронить невозможно, а весной начиналось гниение сотен трупов, и похоронить их оставшиеся все равно не смогли бы. И эти… «счастливчики», дожившие до весны живые скелеты, разбегались от несущих заразу трупов близких и родных. Они пристраивались в заготконторы, на валку леса, становились чернорабочими. А кто-то прибивался к ненцам жить, бежал из обернувшегося адом «цивилизованного» мира; эти учились разводить оленей, охотиться на дикого зверя.

Из смеси немцев и тундровых жителей возник целый оленеводческий род. Языком его стал немецкий — все же более гибкий и сложный. Слова, отражавшие охоту, оленеводство, вошли в язык от ненецкого, и только. И в наше время под сполохами северного сияния вполне можно услышать беглую немецкую речь от людей в меховых одеждах, с широкими монголоидными лицами.

Сестры были из этого рода. Шумело в голове от водки, немного смещался вокруг мир, а Павел налил вторую стопку — за помин души неведомых ему людей, имена которых только Ты, Господи, веси.

29 мая 1998 года

Женька резко повернула попку, задвигала мышцами в промежности, и Ваня Простатитов мучительно, протяжно застонал, стараясь удержать оргазм. Стало трудно дышать, восторг как будто распирал, рвался наружу.

В полутьме Женька оперлась на руку, повернула к губернатору лицо, совсем белое в этой полутьме.

— Резче, господин губернатор! Ну, еще резче, еще… Господин губернатор…

Ваня собирался ей сказать: с каких это пор он ей господин и губернатор? Но, подхваченный потоком оргазма, смог только второй раз простонать, почти не в силах говорить или дышать.

— Господин губернатор, вам письмо…

Простатитов слышал голос, словно бы с другой планеты. И вообще — свет, кресло, зеркало, очки… Ох… Оказывается, это Ваня спал в кресле, в собственном кабинете. Будь прокляты эти дурацкие необходимости — например, работать по ночам. Когда же все кончится! Когда же — в задницу все это, в задницу!

Референт подавал ему папку. Как всегда — аккуратный, тихий, чисто одетый. Сердиться на него было бессмысленно. Павлик — такая же часть интерьера, как диваны и кресла. Пришел, разбудил, подал. Ваня взял, и живой робот сверкнул огромными круглыми очками, неслышно выскользнул из кабинета.

А в папке-то было всего несколько листочков. И главным из них был самый первый — записка о том, какие розыскные меры были приняты и какие результаты они дали. И эти результаты оказались настолько невероятны, так фантастичны в самом главном, что Простатитов удивился им еще сильнее того, что от Фрола пришел к нему Павлик. Всегда аккуратный и тихий, осторожный и дипломатичный, он как будто родился чиновником.

Порой Ваня развлекался, представляя, кто же к нему подойдет и каким образом, откуда. Десятки разных вариантов он представил себе, физиономии почти всех сотрудников управы подставил на роль связных Фрола. Может быть, Муталлимов? С Фролом он связан, это известно. А случаем, это не Сикоров? Он подозрительно себя сегодня вел — вроде хотел остаться один на один. Подозревать были основания даже секретаря, Анну Сергеевну, она на письмах, всегда и всех знает, а подозрительное поведение… Было бы желание, а истолковать поступки всегда можно. Но этот! Павлик был последним, на кого могло пасть подозрение. Вот уж кто-кто, а Павлик сильно удивлял.

Но документы в папке были еще более странными. Меньше всего мог бы связать губернатор смерть Жени и деловые интересы этого человека. Но все тут было доказуемо, на все приведены справки, выписки и ксерокопии. А в конце стоял простейший деловой вопрос — как, мол, хочешь, хозяин? Отдать тебе нехорошего человека или пусть себе живет? Простатитов как-то не верил, что можно вот так взять и написать, подставляясь всем, кому не лень. Он не мог допустить, чтобы подставился Фрол, который и жив-то был до сих пор только потому, что невероятно проницателен и хитер.

Интуиция подсказывала губернатору, что с документиком что-то нечисто. Чем больше на него смотрел Простатитов, тем сильнее было у него желание отксерокопировать документ. Благо, ксерокс стоял тут же, в приемной. А? И Павлик тут, никуда и не думал уйти! А ведь, наверное, он ждет ответа, Павлик, вот оно что! Фрол продемонстрировал силу, длину своих рук и теперь спокойно ждет ответа. И уж, конечно, вокруг него, Простатитова, есть еще куча таких же, и куда важнее Павлика. Вряд ли Фрол стал рисковать самым ценным из своих агентов…

…Все это думал Простатитов, подходя к включенному ксероксу, проверяя, заряжен ли он бумагой. И уже намеревался вынуть первую бумажку из папки, как почувствовал, что папочку явственно тянут из рук. Повернувшись, губернатор встретился со стальным взглядом собственного референта.

— Позвольте… Не надо ничего ксерокопировать, — тихо, непреклонно сказал Павлик.

Простатитов рванул на себя папку. Он был сильнее Павлика и потянул парня за собой, потому что тот вцепился в папку с отчаянием голодной пиявки. Он даже выронил из-под мышки другую папку и вцепился обеими руками в эту, жизненно необходимую; он даже пошире расставил ноги, чтобы лучше получалось… Не его это была вина, что Простатитов так и тащил его, делая круг за кругом вокруг ксерокса.

• Предыдущая
• 67/93
• Следующая