Тайна Нереиды - Алферова Марианна Владимировна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/93
• Следующая

Незнакомец довел Летти до дверей ее спальни.

– Запрись и никого не пускай к себе, даже мать, – посоветовал он.

И осуждающе покачал головой, будто выносил приговор красавице Сервилии.

– Кто ты? – Она попыталась заглянуть ему в глаза.

Глаза были темны, насмешливы, печальны.

– Меня послал Элий. Я служу в его охране.

Прислал Элий? Значит, он все-таки беспокоится о ней. У Летиции запылали щеки, а на глазах выступили слезы.

– Не уходи, – взмолилась она. – Мне страшно.

– Я не уйду, буду рядом. Но и ты будь осторожна. Очень прошу… – Его голос дрогнул. Или ей показалось? Как прежде в его жесте почудилась необыкновенная нежность.

Летти вбежала в свою комнату и защелкнула замок. Значит, Элий думает о ней. Не любит, но думает. Ей казалась, что между ними огромная стена. Выше римских стен, обветшалых, могучих, заложенных еще самим Траяном Децием. И надо через эту стену перелезть. Она готова. Даже если Элий не подаст ей руки, она все равно окажется рядом с ним. Одной быть так страшно!

Летти вспомнила плесканье Бенита в бассейне и расхохоталась.

И тут же боль отдалась в плече и груди.

«Завтра будут синяки, – подумала она, – будто я шлюха из Субуры, а меня избил сутенер».

В дверь постучали. Настойчиво.

– Летти, это я, открой, – услышала она голос Сервилии.

– Иди ты к воронам! – Летти выкрикнула ругательство с восторгом.

Сервилию она ненавидела сейчас больше, чем Бенита. Мать должна была защищать ее, а вместо этого оказалась на стороне подонка.

– Летти, ты можешь сказать, что произошло? Бенит явился в триклиний в мокрой тунике. Он был в ярости.

Ага, она наконец решила поинтересоваться, что случилось.

– Он пытался меня изнасиловать, а я столкнула его в бассейн. – Летиция полагала, что имеет право приписать себе действия своего спасителя.

Последовала пауза, но не слишком продолжительная.

– Он просто ухаживал за тобой. Если бы он захотел взять тебя силой, он бы это сделал. Ты бы не вырвалась. – Сервилии нельзя было отказать в логике. Она вновь налегла на дверь. – Открой! Вспомни, я спасла тебе жизнь. Хотя и очень рисковала из-за твоей глупой выдумки. – Вместо того чтобы оправдываться, Сервилия по своему обыкновению обвиняла.

Она никогда не признавал себя виноватой. Никогда.

– Премного благодарна. Но я буду благодарить тебя еще больше, если ты выставишь Бенита за дверь. А жизнь мне спасли Юний Вер и Элий.

Имя Элия привело Сервилию в ярость. Она изо всей силы стукнула кулаком в дверь. О боги! Да она просто ревнует, и завидует ей, своей дочери! Не к Элию ревнует, нет, ревнует к возможности любить и быть любимой, и выйти замуж по любви, а не продаваться, как пришлось продаться ей, Сервилии, и делить ложе с нелюбимым, и угождать ему ради его бесчисленных миллионов, ежеминутно подавляя отвращение. А потом, обретя наконец свободу, заводить молодых смазливых любовников, теша униженное тело. Теперь мать хочет и ее, Летицию, приговорить точно к такой же жизни, чтобы дочь повторила ее путь во всем – сначала краткий миг любви, а потом богатство, власть, и рядом человек, которого презираешь.

Летиция вздохнула. А она-то думала, что ее мать куда умнее. И, главное, добрее. Но поняла, что называть Сервилию доброй неприлично. Летиции сделалось так горько, что на глаза навернулись слезы. Ей так хотелось, чтобы ее кто-нибудь любил.

В Тибуре Элий чувствовал себя как в ссылке. Может, это и была ссылка, и Руфин недвусмысленно старался показать, что Элий должен держаться вдали от власти. Однако тот, кто родился и вырос в Вечном городе, не может существовать вдали от него, даже если эта «даль» – всего лишь несколько миль, и авто домчит тебя до Рима за полчаса.

Элий не выдержал и приехал в Рим. Его сопровождали только Квинт и секретарь Тиберий. Разумеется, о возвращении Цезаря тут же доложат Руфину. Приближенные и подхалимы начнут гадать, что задумал наследник. Рвется к власти? Претендует на более важную роль? Пусть поломают головы. Ведь никому из них не придет на ум, что он всего лишь хочет спать в своей спальне, и работать в своем таблине. А обедать в триклинии, где на стене сохранилась надпись «Гай обожает брата Тиберия». Фразу эту маленький Элий нацарапал за год до войны. С тех пор стены красили дважды, но надпись всякий раз проступала под слоем краски.

Утром на письменном столе Элия секретарь Тиберий оставил папки. В который раз большая часть бумаг не подготовлена, никаких пояснений. Да и смотрел ли их Тиберий вообще?! Письма не сортированы – деловые послания лежали вперемежку с личной перепиской. Элий сам их разобрал. Последней обнаружилась записочка без подписи. Аромат духов, исходящей от нее, наполнил весь таблин. Элий вскрыл конверт. Жирный отпечаток помады и наискось нацарапано цветным стилом «Элий»! Цезарь невольно улыбнулся и спрятал письмо под тунику. Мальчишка так бы поступил. Элий подумал, что ведет себя как однолетка Летиции, подыгрывая ей и исполняя ее желания.

«Исполнитель желаний никак не умрет во мне…» – но в этом обращении к своей особе не было упрека.

Наконец старик Тиберий явился – глаза тусклые, под языком катает таблетку. Наверняка опять сердце прихватило. Стареет прямо на глазах – еще вчера лицо его не казалось таким желтым, а щеки – запавшими. Но Элий не мог его выгнать. Хотя бы потому, что этот человек носил то же имя, что и старший брат Элия, погибший на войне. Ради того, чтобы день за днем произносить имя брата Элий готов был простить Тиберию почти все.

– Тиберий, ты просмотрел бумаги? – против воли в голосе прозвучал упрек.

– Не успел, – честно признался старик.

– А ты отправил мой проект закона «О гениях» императору и в сенат?

– Еще нет.

«Сколько ему до пенсии? Два года? Три? Что-то он совсем сдал», – подумал Элий.

Вслух же сказал кратко:

– Бумаг стало слишком много. Не хочешь подыскать себе помощника?

– Подыскать-то можно, – отвечал Тиберий таким тоном, будто во всем был виноват сам хозяин. – Только будет ли молодой бездельник предан тебе, Цезарь. Твой пресс-секретарь Квинт все время отлынивает от работы.

Старика одолевала ревность. Одна мысль, что кто-то может выполнять его обязанности лучше (ну, разумеется, не лучше, но Цезарю-то может показаться, что лучше) сводила его с ума. Появление Квинта повергло Тиберия в панику. Он чувствовал, что вскоре люди совсем иного сорта, молодые, шустрые и беспринципные окружат Цезаря. И им не будет дела до рассудительной порядочности Тиберия, его обстоятельности, его преданности. Они победят только потому, что молоды. А ведь он служил еще Адриану, отцу Элия, он всю жизнь отдал этой семье.

Элий протянул старику папку:

– Через два часа чтобы все было готово.

• Предыдущая
• 20/93
• Следующая