Путь в Беловодье - Алферова Марианна Владимировна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/91
- Следующая
И тут он догадался. Вспомнил сон, лошадок, дедовы слова… Обиделась река, обиделась, что целый год господин Вернон не появлялся.
Колдун подобрал камень и швырнул в темную заводь возле моста. Едва плавно разбегающиеся круги успели замереть, как вода забурлила, поднялись из студеного нутра пузыри стайкой, потом еще один поднялся, большой, лопнул, и от него побежала к берегу волна. На поверхность с громким чавкающим вздохом вынырнула голова водяного, со спутанными зелеными волосами. Кожа клочьями свисала с его щек. Состарившись с ущербным месяцем, водяной не омолодился вместе с новой луной и теперь походил на древнего старца.
– Никак живой! – изумился Роман. – А я думал – сдох ты в этой чахлой водице.
– Наследство пришел получать? – не слишком любезно отозвался хозяин Пустосвятовки.
– За помощью к тебе пришел.
– С чего ты взял, что я тебе помогать стану? – огрызнулся водяной. – Ты мне столько раз пакостил – я со счета сбился. Обыграл меня в прошлый раз – всех сокровищ, которые я полвека копил, лишил. И после всех твоих подвигов я угождать тебе стану? Как бы не так! По-твоему, господин Вернон, больше не будет!
– Кажется, ты забыл, что речка у нас с тобой на двоих одна.
От такой наглости водяной потерял дар речи. Минуту или две он лишь открывал и закрывал беззвучно лягушачий свой рот.
– Это моя речка! – заорал он, когда голос наконец прорезался, и зашлепал по воде ладонями, как начальник по своему столу. – Ты к моей собственности не примазывайся! Ты, колдун, цельный год не появлялся.
– Ладно, поговорили, как всегда, дружески. Теперь я купаться буду. А ты вылезай из реки. Живо.
Роман достал скальпель и полоснул по руке. Кровь пролилась в воду и зашипела, пузырясь.
– Ты чего? – изумился водяной.
Колдун торжествующе улыбнулся.
– Вылезай, – повторил он, – а не то заживо сваришься. Ну!
– Зря ты это. Видишь, что со мной стало. Ты не краше вылезешь. Если, конечно, сумеешь. Можешь и на дне остаться.
Колдун рассмеялся:
– Да, обиделась она сильно – видишь, какое кипение. Река – она как женщина. Обиделась, что ее бросили, теперь мстит. Ну, ничего, помиримся. Случая такого не было, чтобы я у женщины милости не выпросил. И у реки выпрошу.
Роман сбросил куртку и рубашку, потом снял джинсы.
– Сумасшедший, – вздохнул водяной. – Через минуту кожа с тебя чулком слезет. Сожжет река, как пить дать сожжет! И мелкой косточки не останется, пена одна красная будет о берег биться.
– А может, и нет. Это ж моя река. Услышит добрые слова, голос мой узнает, и смилостивится.
– Женщина? Держи карман шире!
Водяной наконец выбрался на берег, волоча за собой мешок с добром. Не все сокровища, оказывается, в прошлый раз выиграл у него в кости водный колдун. Прибеднялся водяной, как всегда.
Роман шагнул к самой воде, опустил ладонь на поверхность. Кожу будто огнем опалило.
– А теперь, милая, мириться будем, – проговорил господин Вернон с усмешкой. – Ты ведь знаешь, что дед Севастьян прежде мелиоратором был – то есть речной душегуб и пытатель. Путь ручейка, которым ты начинаешься, хотел переиначить и в речку Темную направить. Но тут я родился. Дед Севастьян заговорил воды на спирт целую бочку, пили ту воду всем поселком по такому случаю. За то деда с работы выгнали. Так что только благодаря мне ты течешь. Не злись, милая. Ведь я тебя люблю.
– Ты мне об этом никогда не рассказывал, – вздохнула Пустосвятовка.
– Да как-то не было случая. Дед ведь всем говорил, что сам, по собственному желанию с работы ушел. Кто знает, может, так все и было: и нарочно дед пьянствовал и буйствовал, чтобы его с работы выгнали, другой его судьбу изломал и перерешил.
– Хорошо? – спросила река.
– Теперь хорошо.
– А ты вредный, – ласково плеснула вода.
Протекла быстрая струйка возле щеки, будто ладошкой погладила. Ластится.
– Да, вредный, – отозвался колдун. – Но учти, я тебя не бросал и никогда не брошу.
– Врешь.
– Тебе – никогда.
Роман лежал на дне и смотрел, как блики света играют на поверхности.
Они вновь были вместе – колдун и его река.
– Знаешь, я испугалась, – призналась она. Теперь можно было во всем признаться. – Прошлой осенью перед самым ледоставом явился один тип противный-препротивный, хотел огнем меня жечь.
– Реку – огнем? – усомнился колдун.
– Колдовским огнем, – уточнила она. – Все, думала, сейчас дохнет, и не станет меня, сгину, умру. То есть русло останется, влага в нем – тоже. А я – исчезну. И такой на меня ужас напал. Такой ужас… ужас… – Река заплескала, переживая заново прежний страх, закрутились мелкие водовороты, и там, на поверхности, побежала волна и ударила в сваи ветхого моста. Затрещала древесина, ахнула от ужаса спешившая за покупками в магазин тетка, ухватилась за ветхие перильца. – Но заклятия твои устояли, не смог огненный колдун ничего сделать. Не смог. Ушел. А я… я вдруг на тебя обиделась – ужас как! За то, что тебя в тот момент рядом не было. Должен быть, а не был. Не был… Этот тип явился и грозил огнем, а я одна… – Река все цедила обиду. – Одна-одинешенька. Без тебя. Льдом закрылась до самого дна. Всю зиму тряслась, а когда по весне лед вскрылся, так страшно было. Страшно, страшно, страшно, – повторяла река.
– Все в прошлом.
– Нет! Позавчера приходил на берег другой, куда сильнее первого.
– Тоже жег огнем?
– Нет. Я ведь мертвой прикинулась. С весны еще. Он лишь постоял, улыбнулся и ушел. Обманула его.
– Кто он?
– Не знаю. Но боюсь. Страшно… страшно… стра-ашно-о! – опять взволновалась вода.
– Погоди. Успокойся! Я же с тобой.
– А где ты пропадал столько времени?
– В том-то и дело, что не помню.
Река знала, что колдун ей не врет.
– Так вспоминай поскорей!
– Пытаюсь. Знаешь, милая, я ведь в Беловодье был. Не уверен пока, но думаю, что посетил.
– Беловодье, – восторженно прожурчала река.
– Ничего мне не говори. Я сам вспомнить должен.
Она засмеялась. Счастливо, беззаботно:
– Вспоминай скорее. Я тебе помогу. Сколько хочешь силы бери, – мне не жалко. Всю бери без остатка: за год много накопилось.
– А порезы на груди заживить можешь?
– Нет. Чужая стихия. Нож огненный был.
– Такого не бывает. Водное ожерелье огненным ножом не режут.
– Значит, бывает. Вспомнишь – расскажешь. Бери силу, пей! Я ее целый год для тебя копила!
Сидя на берегу Пустосвятовки Роман непременно вспоминал домик из песка который построил дачник здесь на берегу много лет назад. Это было какое-то отдельное воспоминание, как фото, выпавшее из альбома, ни с чем не связанное, само по себе, необыкновенно яркое. Ромке было тогда лет пять или шесть, а мальчишку-дачника он не запомнил вовсе – кажется, тот был старше на несколько лет. Но сейчас Роман Вернон уже не мог сказать – на сколько.
Да, дачник был гораздо старше, но почему-то играл с малышами. На берегу Пустовятовки из влажного песка сделал он изумительный домик – точь-в-точь настоящий. Два этажа, веранда, над ней мезонин, – так аккуратно и точно ни у кого из местных не выходило: крылечки, ставенки, двери, окошки, – все было вылеплено с тщанием и любовью. Особенно поразила Ромку веранда. В ней было три окна, и в окнах – ажурные переплеты.
Неожиданно Ксанка подскочила к домику и ножку подняла – растоптать. Дачник успел ее оттолкнуть. С другой стороны кинулся Матвейка, но и он не преуспел. Создатель домика метался, защищая свое сокровище, а мелюзга кидалась на него с визгом и гиканьем. Ромка бросился на Матвейку, вдвоем они покатились по песку. Но Варварин племяш был куда сильнее – будущему знаменитому колдуну тут же расквасили нос. Кому первому удалось прорвать оборону, Ромка не видел. В памяти осталось только, что сначала растоптали веранду, потом из-под чьей-то ноги фонтаном брызнул песок и запорошил Ромке глаза. Когда мальчишка проморгался, растер по лицу песок, кровь и слезы, домика уже не было. А потасовка продолжалась.
- Предыдущая
- 16/91
- Следующая
