Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/121
- Следующая
– Вот уж не думала, что ты носишь современные пестрые тряпки, – насмешливо воскликнула женщина, пододвигая стул и усаживаясь за машинкой поудобнее.
– Иногда хочется вновь ощутить себя молодым. Это приятно.
– Разве ты был когда-нибудь молодым?
– Очень-очень давно. Две тысячи лет назад. Но я не собираюсь на покой.
– Тебе прочитать, что я написала, или будешь диктовать дальше? – спросила Фабия.
Гость ответил не сразу. Он долго разглядывал лампу и хмурил черные, будто нарисованные брови.
– Одного не понимаю, – сказал он наконец. – Почему ты решила писать библион о Траяне Деции? Раньше тебя не интересовала история.
Фабия едва заметно вздрогнула. «Может он читать мысли или нет?» – подумала она, искоса наблюдая за гостем. А вслух сказала:
– Теперь, на пороге Второго тысячелетия, всех интересует эта тема, – и она поспешно вынула из стола пачку машинописных страниц. – Мы остановились на том моменте, когда Деций призвал к себе Валериана и стал уговаривать его принять титул цензора, хотя в те времена должность цензора была неотделима от императорского титула. Валериан отказывался…
– Еще бы не отказываться! – перебил гость. – Это бесполезное занятие, заранее обреченное на провал, и только добродетельный Деций, мечтавший о возрождении Рима, мог придумать такую чушь. Он хотел, чтобы из списка сенаторов вычеркнули недостойных. Как будто в Риме в тот момент можно было найти хоть одного достойного человека! Ну разве что сам Деций был чего-то достоин. Хотя бы героической смерти… Прочти, что у тебя получилось.
Фабия взяла страницу и стала читать громким, хорошо поставленным голосом:
«Деций протискивался сквозь толпу на узких улочках Никополя. Маленький провинциальный городок, копирующий в своем далеко грандиозные замашки Вечного города. Сотый, а может даже и тысячный, оттиск с оригинала. Город едва не достался в добычу готам и был спасен вовремя подоспевшей Римской армией. Но до подлинной победы было еще слишком далеко – полчища готов уходили назад к Данубию[11] с огромной добычей и тысячами пленников.
Люди, хотя и узнавали императора, не торопились уступать ему дорогу. Центурион, едущий впереди на рыжем жеребце, лениво расталкивал горожан, заставляя их отступать к стенам домов. Завидев Деция, кое-кто из толпы открывал рот. Ленивое: «Да здравствует Деций Август!» – доносилось то справа, то слева.
Но отдельные крики никак не могли слиться в сплошной гул приветствия. На грязных, изможденных лицах не было восторга. И гнева тоже не было. Скорее безразличие. Казалось, им все равно – вернутся готы или Деций прогонит их назад, за Данубий. Им неважно, кто правит Римом – Филипп Араб, Деций или кто-то новый. Быть может, одного Гордиана Благочестивого они любили, но Филипп Араб убил юного императора, и римляне приняли нового властителя как неизбежное зло. А потом при случае солдаты убили и Араба. Великий Рим погружался во мрак безумия. Все предчувствовали грядущую катастрофу, не никто не мог этому помешать.
Перед лавкой булочника толпа запрудила улицу. Несколько солдат из городской стражи равнодушно наблюдали за давкой. Какой-то чудак в грязной тунике пристроился у подножия статуи и играл на свирели. Жалостливая мелодия порой перекрывала гул толпы. Никто не бросил странному музыканту ни единого аса.
Император остановил своего вороного жеребца возле музыканта и швырнул золотой. Юноша поймал монету на лету и, – привстав, поклонился. Император двинулся дальше. А песня свирели преследовала их до самых дверей виллы, где остановился Деций. Уличный шум проникал во внутренний дворик, узкий и слишком длинный, вызывающий у человека, привыкшего к совершенству формы, глухое раздражение. Фонтан посреди двора бездействовал, а бассейн был пуст. Деций, стоя на узком, выложенным красноватым камнем бортике, разглядывал плиты на дне.»Римляне обречены, но я должен их спасти. От готов. От болезней. От внутренних распрей. И от прочих напастей. Но прежде от них самих…» Деций
ощущал себя Атлантом, держащим небо, которое вот-вот рухнет. Рухнет не потому, что слишком тяжело для его плеч, а потому, что оно хрупким стеклом треснуло сразу в нескольких местах. Император поднял голову. Прямоугольник неба, висевший над перистилем, напоминал серую драную тряпку. То и дело начинал идти дождь, но тут же переставал. Лужицы мутной воды то появлялись на дне бассейна, то вновь исчезали, просачиваясь меж камнями. Великий Рим – такой же опустевший бассейн. Он еще может хранить воду, но фонтан пересох, и лишь случайные дождевые капли падают на камни, даруя передышку.
Внутренние распри раздирают Рим. Внешние враги с волчьей жадностью впиваются зубами в беззащитное тело богатейшей страны. Страны, потерявшей волю к жизни. Люди не могут спасти Рим. Уже не могут. Это под силу лишь богам».
– Очень похоже на Деция, – перебил гость. – Он любил выражаться цветисто.
Что дальше?
– Ничего… – Фабия отложила в сторону машинописные страницы.
– Ты стучишь на машинке с утра до вечера, а написала одну ничего не значащую сценку. А то, что я надиктовал тебе?! Ведь я рассказываю все как было, слово в слово.
– Все остальное мне кажется неубедительным. Я стараюсь. Но ничего не выходит. Почему-то твои слова не похожи на правду. Извини.
– Я один знаю точно, как была спасена Империя. А ты не хочешь меня слушать!
– Признаться честно, меня тянет написать нечто фантастическое, – очень тихо
сказала Фабия. – Изобразить успех готов, разграбление Нижней Мезии и Фракии, гибель Деция…
– Остановись! – испуганно выкрикнул гость. – Никогда не шути с подобным.
Надеюсь, ты не написала эту нелепицу на бумаге.
– О нет! – покачала головой Фабия. Так спешно, что седая прядь отделилась от ее аккуратной прически и повисла надо лбом, придавая ее лицу печальное и растерянное выражение. – Главное – это мечта Империи. Ты должен рассказать мне об этом. Коли вызвался диктовать. А если нет, я сама управлюсь.
– Мечта Империи, – задумчиво повторил гость. – Что ты вообще знаешь об этом, Фабия?
– Об этом говорят все и постоянно.
- Предыдущая
- 9/121
- Следующая
