Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/121
- Следующая
– Всего лишь каприз, – рассмеялась Марция. – Женщина должна исполнять капризы, иначе она утратит очарование. Так что время от времени я покупаю у Вера клейма и исполняю какую-нибудь миленькую прихоть.
– Ты – самая капризная и самая красивая женщина в Риме! – воскликнул Вер, облегченно вздохнув.
Марция взяла чашу Элия и выпила вино залпом. Потом, несмотря на сопротивление, отобрала кубок Вера и тоже осушила.
– Я закрываю военный совет. Отправляйтесь спать. Оба.
Она поднялась, всем видом показывая, что ее слова не подлежат обсуждению.
– По-моему, Марция права, – вздохнул Вер. – Она решительна и умна. Она должна побыстрее получить развод, вы поженитесь… – Вер запнулся.
«Жаль только, что у вас не будет детей», – закончил он про себя.
Элий опустил голову. Вер понял, что сенатор подумал то же самое, и ощутил глухую тоску и боль, но это была тоска и боль Элия, сам Юний Вер не почувствовал ничего. Хорошо еще, что он не пошутил по этому поводу.
– Я велю постелить тебе в комнате для гостей, – сказал Элий. – Не стоит возвращаться в гостиницу.
Вер поднялся. Ему показалось, что Элий еще что-то хочет сказать ему, но почему-то промолчал. Интересно, успел Элий исполнить свое главное желание, пока был гладиатором, или нет? Почему-то Вер был уверен, что гладиатором Элий сделался ради чего-то важного.
Мысль, что его друг вышел на арену ради денег или славы, казалась оскорбительной. Несомненно, у Элия было какое-то особенное желание. Такое, для покупки которого не хватит никаких денег. Возможно, его желание тоже стоило миллион. Или было бесценно. И потому безумно. Прежде Вер никогда не задумывался над этим. Теперь же ему хотелось знать об Элии гораздо больше. Если нельзя знать все.
«Завтра непременно спрошу его…» – пообещал трехкратный победитель Больших Римских игр и двукратный победитель Аполлоновых игр Юний Вер.
Утром они позавтракали вдвоем – Марция еще не поднималась. Она всегда вставала поздно. Когда друзья сели в сенаторскую машину, водитель не торопился ехать. Впрочем, от Карин до Колизея можно было добраться за пару минут. Мимо них пронесли роскошные пурпурные носилки какого-то сенатора. Кожа темнокожих носильщиков, натертая жирной мазью, сверкала на солнце. Разъезжать в носилках по
Риму считалось особым шиком. «Новые люди» обожали носилки. К тому же «зеленые» всячески приветствовали этот вид передвижения, и в Календы[19] каждого месяца бесплатно таскали по Риму всех желающих в носилках с голубыми занавесками, украшенными изображениями ярко-зеленого земного шара и золотым контуром богини Помоны.
«Может, стоит податься к „зеленым“, вместо того чтобы размахивать мечом на арене? – с усмешкой подумал Вер. – Буду защищать рыбок, насекомых, все решат, что я очень добрый. Я смогу притворяться добрым, как раньше притворялся щедрым».
– Больше не хочу быть гладиатором, – сказал он вслух. – Надоело веселить Великий Рим. Я среди бойцов лишний, и все в нашей центурии чувствуют это. Что скажешь? Похоже на бред?
Вместо ответа Элий протянул гладиатору сложенный вчетверо листок.
– Это формула независимости. Ее произносили приговоренные к смерти, выходя на арену. Чтобы боги не спутали их с исполнителями желаний.
– Разве боги так невнимательны? – недоверчиво покачал головой Вер.
– Наверное. Иначе в мире не творилось бы столько безумств. Итак, ты произносишь формулу, отрекаешься от помощи гения и сегодня сам решаешь свою судьбу, – объяснил Элий. – Отречение останется в. силе шесть часов. Тебе этого хватит. Произнеси формулу – и угроза гения превратится в глупый розыгрыш. Кстати, формула вполне законна.
– Ею часто пользуются?
– Я пользовался одно время, – признался Элий. – Когда гений меня особенно донимал.
– Твой гений был так уж плох?
– Не знаю. Но мне стало невыносимо ему подчиняться. Я предлагал сенаторам произносить формулу отречения перед голосованием по важным вопросам, чтобы принимать решения самостоятельно, а не так, как прикажут гении. Но меня не поддержали.
– Хорошо, что тебя не объявили сумасшедшим. Слышать своего гения как голос постороннего – это болезнь, – заметил Вер.
– Но гладиаторы именно так и слышат голоса гениев, – напомнил Элий.
– Наверное, мы все немного не в себе…
Вер развернул листок, пробежал глазами строки.
– Что значит – «и смерть исполнит мое желание»? – спросил он.
Элий нахмурился:
– После произнесения формулы твои клейма сработают, только если ты убьешь противника. Но ты ведь не Хлор. После игр клейма сгорят, ты вернешь деньги. Такое бывает. Тебе достанутся твои законные десять процентов за риск. Тутикан будет недоволен, но этому я придаю наименьшее значение. Только девочку жаль. Ей придется выкарабкиваться самой. А шанс у нее, ты говорил, один из сотни…
«Далась тебе эта девчонка!» – хотел крикнуть Вер, но сдержался.
Уж сейчас точно он не испытывал к ней никакой жалости.
– То есть это будет не победа? Даже если я одолею? – продолжал допытываться Вер. Элий замялся:
– Скорее это будет ничья. Как говорится: «бой закончен на ногах». Тебя это не устраивает?
«Меня устроит только победа», – хотел ответить Вер, но сдержался.
– Гений будет помогать моему противнику, – сказал вслух раздраженно. Выход, предложенный Элием, оказался обманом. Вернее, полуобманом. А Вер хотел победить, во что бы то ни стало и досадить наглецу-гению.
– Его гений, – уточнил Элий. – Или ты разучился драться? Твой гений может заставить тебя споткнуться. Или ослепить на мгновение. Или что-нибудь еще. Но как раз от этого тебя и защищает формула независимости. Гений противника над тобой не властен.
Его друг прав. Поражение Веру предсказал его собственный гений, и только он может заставить Вера проиграть. Но Вер не проиграет. Несмотря ни на что! Он выиграет, даже если после сойдет с ума. И Вер прочел написанные на листке слова.
После этого Элий тронул водителя за плечо, и они поехали в Колизей.
А Веру почудилось, что где-то высоко-высоко в небе заскрипела ось огромного и таинственного колеса фортуны. Вер в своей раздевалке в третий раз проверял прочность крепления доспехов, когда дверь приоткрылась и внутрь заглянул распорядитель, одетый Меркурием. Сдвинутый набок крылатым шлем едва держался на макушке.
- Предыдущая
- 17/121
- Следующая
