Император Валгаллы - Алферова Марианна Владимировна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/83
- Следующая
Император был среднего роста, узкоплечий, полноватый. Мундир немного жал ему под мышками. На круглом лице с небольшим подбородком немного смущенное выражение, как будто император стеснялся (совсем чуть-чуть) всего происходящего. Во внешности его не было ничего отталкивающего: взгляд черных глаз — очень внимательный, цепкий, темные волосы аккуратно зачесаны назад. На вид повелителю Валгаллы было лет сорок. Ничем не примечательный человек. Разве что руки — они были непропорционально длинными. Кисти рук большие, но не грубые, а красивые, подвижные, сильные.
Валгалла, как крепость, была построена в эпицентре хроноаномалий. По-настоящему императору могло быть около семидесяти. Скорее всего, он воевал еще на той, настоящей, войне в небольшом чине — лейтенантом или капитаном.
— Садитесь, герцог! — Император указал Виктору на стул рядом с собой.
Он говорил четко, будто не приглашал, а отдавал приказ. Но без нажима, напротив — с легким оттенком доброжелательности.
Молодой человек в форме рядового тут же возник рядом, наполнил бокал гостя до краев.
— Зачем я вам понадобился? — спросил Ланьер.
Заявлять, что он вовсе не тот, за кого его принимают, портальщик пока не собирался.
— Я приглашал вас посетить Валгаллу вторично, но вы отказались. Мне пришлось быть настойчивым.
Вторично? Очень интересно. Что же получается — герцог уже побывал здесь и ушел беспрепятственно? Виктор был теперь уверен, что так и есть. Валгалла и крепость заключили договор, значит, правители встретились и все обсудили. Или их представители — но на самом высоком уровне. Выходит, что от имени крепости и генерала Бурлакова говорил герцог. Почему это самое простое объяснение не пришло ему в голову прежде?
— По-моему, я вежливо отказался, — Ланьер улыбнулся. — Ваше здоровье, император!
— Виват, император! — Все поднялись. Зазвенел хрусталь.
Император лишь пригубил и отставил бокал.
— Сегодня за мое здоровье пьют уже в четвертый раз. Это утомляет. А вы хитрец и умеете льстить, сохраняя достоинство. Мне это нравится.
— Не путайте вежливость с лестью, — посоветовал Виктор.
Император несколько секунд молчал, внимательно глядя на гостя. Все же странные у него глаза. Взгляд как будто прилипал к лицу. Виктор невольно поморщился. Ему хотелось, чтобы император вызывал у него чувство отвращения или брезгливости, или, по крайней мере, — ненависти. Те чувства, которые испытывал Ланьер при одном виде Хьюго. Но сейчас Виктор не испытывал никаких чувств к сидящем рядом человеку — ни симпатии, ни злобы.
— Я знал, что вы самоуверенны и безрассудны, но я не думал, что настолько. — Император отрезал кусочек мяса и положил в рот. Мясо было с кровью, розовая капля потекла по подбородку повелителя Валгаллы.
«Черт! Вот бы такое свидачить!» — такие упущенные (навсегда!) шансы вызывали у профессионала-портальщика болезненное чувство.
— Напротив, я — рассудительный человек, — заявил Ланьер, не в силах оторвать глаз от стекающей по подбородку императора капле. — Но мне катастрофически не хватает информации.
— Что вы хотите знать? — спросил император, отправляя в рот кусочек красной рыбы.
— Ваши цели.
— Они просты. Хочу восстановить справедливость. — Ответ звучал немного по-детски, но Император отвечал совершенно серьезно.
— Каким образом? — Виктор пригубил вино. Ого, французское. Он вспомнил, как пил с Вязьковым «Шардене» в Париже. Совсем недавно. Вечность назад.
— Мой отец военный. — Голос у повелителя Валгаллы был приятный, завораживающий. — Отец воевал на настоящей войне. Я тоже. — Император показал левую руку, на которой не хватало трех пальцев. — Когда-то военные были высшей, самой уважаемой кастой. Но кибы все изменили. Люди в бункерах должны были только нажимать на кнопки. Но эти люди уже не были по своей сути военными. Операторы и программеры — всего лишь операторы промышленного блока, придатки машины. Но человек рожден воином! Никто больше не замечал, что остались люди (их много, их миллионы, но кто их считал?), кого подобная ситуация приводила в ярость. Им хотелось сражаться. Им хотелось, чтобы сражения были настоящими, кровь подлинной, и смерть — тоже.
— Все устаревает. Техника — в первую очередь. Забываются книги и видео. Порталы, еще вчера популярные, сегодня лежат в сети виртуальными руинами, на которые забредают лишь случайные посетители. — Виктор замолчал, запоздало сообразив, что сказал не то: с какой это стати герцог говорит о сети и порталах? Черт! Прокололся?
Но, похоже, император ничего не заметил.
— В те времена, когда сети еще не было, словосочетание «кадровый военный» звучало гордо, — продолжал император свой монолог. Похоже, он даже не обращал внимания на реплики собеседника. — Если вдуматься, это было не так давно. Но постепенно профессия военных подверглась девальвации. Элита перестала выбирать для своих детей военную карьеру как самую перспективную и самую лучшую. Политики, ученые, бизнесмены полагали, что проливать за них кровь должен кто-то другой, и этот кто-то — человек второго сорта. Взгляд на войну и военных изменился за время жизни одного поколения. Кадет, мечтая о генеральском чине, мыслил себя аристократом. Дослужившись до майора, он осознавал, что гражданские смотрят на него свысока. Воин, который хотел взять в руки настоящее оружие, в глазах ничтожеств, правящих миром, сделался преступником. Ладно, ладно, договорились: хороший вояка — миротворец, — уступили хозяева мира. Политики и портальщики даже не замечали, как нелепо звучит это словосочетание — военный-миротворец.
— Все войны заканчиваются когда-нибудь миром. Так что в каком-то смысле солдаты всегда миротворцы, — заметил Ланьер.
— Вот именно! Творцы мира! И, если хотите, — миров! — Императору нравилась игра в слова. — Идеал нынешнего мира — виндексы. Защитники, покровители — вот истинные герои. Ха! Разве это героизм? Они, как собаки, научились чуять опасность. Но все появляется в свое время — не раньше и не позже. Когда военные стали не нужны, а приспособленцы сделались миротворцами или тюремщиками, ненавидя Вечный мир, задыхаясь в нем и мечтая в глубине души о новой войне, тогда-то и появились врата. Военным предложили поиграть в войну, стать игрунками, игрецами. Они не могли отказаться. У них не было выбора.
Император замолчал. Надо сказать, слова его поразили Ланьера. Не таким он представлял себя повелителя Валгаллы. Совсем не таким.
— И у меня не было выбора, — продолжал император. — Я был капитаном в отставке, то есть выброшенным на помойку. Имя? Оно не имеет значения. На вещах моих была маркировка Т.М. И номер 23 705. Наверное, многие чувствовали мою скрытую энергию, мою ярость. Я умел ее контролировать так, чтобы браслет не пиликал, не кляузничал виндексам: «Уровень агрессии превышен». Этот контроль над чувствами бесил меня больше всего. Мне некуда было деться, как сотням, как тысячам других. Я прошел врата, увидел во всей красе эту возню дилетантов, это беганье с оружием и пальбу по мишеням. Эти лазеры, отрегулированные на минимальный режим, чтобы оставлять ожоги на теле, но не убивать. Я всегда ненавидел дилетантизм и фальшь во всем. Фальшь подразумевает трусость. Эти люди не хотели по-настоящему убивать. Они хотели играть, воевать «понарошку». Глядя на них, можно было только брезгливо плюнуть и вернуться. Но возвращаться оказалось некуда. На той стороне царили все та же фальшь и тот же примитив. Но тот мир, в отличие от этого, был тесен. Там негде было вздохнуть, не то что шагнуть. В тот день, когда люди приняли решение избавиться от войны, они совершили роковую ошибку! Они убили себя, свою душу. Человек становится великим только на войне. Война раздвигает пределы мира. Либо ты — открыватель неведомого, завоеватель, покоритель, либо жалкий обыватель, обустраивающий свой жалкий уголок. Третьего не дано! Новые офицеры воевали только в сети. Взрывали, уничтожали, побеждали, не пролив ни капли крови — ни своей, ни чужой. И все время кому-то помогали и кого-то спасали, соревнуясь в виртуале с виндексами. Я понял, что человечество обречено, если я вновь не научу людей воевать, ненавидя, и убивать, наслаждаясь. Дикий мир был просторен и пуст. Здесь можно было отыскать чистое место — свое место, и начать строить жизнь по своим законам. Я решил не возвращаться. Еще не зная, что буду делать и с чего начну, принял решение. Принципиальное. Остаюсь на этой стороне, чтобы вернуть долг тем, кто воевал. Вы — один из нас, герцог. Уважаю.
- Предыдущая
- 30/83
- Следующая
