Выбери любимый жанр

На острие иглы - Стальнов Илья Александрович - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

– Простите. Мне пора. Еду вам я оставил. Вы не против, если я оставлю вас?

– Конечно… Мне лучше…

– Если вы не против, я сообщу обо всем господину Зонненбергу…

– Да, конечно.

– Мы должны помогать друг другу. По большому счету мы одни, а вокруг нас царство варваров… И чтобы выжить, мы должны держаться вместе…

– Вне всякого сомнения, – я наконец смог приподняться. И головокружение на сей раз было гораздо меньше. Так что в помощи я больше не нуждался. Физически чувствовал себя вполне сносно, видимо, кровопотеря была незначительной.

Когда мой спаситель покинул дом, я, уже свободно передвигаясь по комнате, сам приготовил отвар из корешков, собранных одним из моих друзей ни где-нибудь, а на севере Срединного мира (так китайцы называют свою страну, хотя для нас она не в средине, а на самом краю земли), и целительную мазь Сняв повязку, внимательно осмотрел рану. Пустяковая царапина, как я и предполагал Через несколько дней смогу полностью восстановить силы и приступить к исполнению своих обязанностей.

К середине дня я почувствовал себя настолько сносно, что смог усесться за стол и приступить к занятию, которым не занимался уже две недели – заполнению дневника. Когда-нибудь, когда я уже не смогу путешествовать, я напишу о своих похождениях книгу и издам ее в назидание потомкам… Вот только заставлять себя писать – занятие нелегкое даже для такого пунктуального человека, как я. Трудно заставить себя взять в руку перо… Но когда заставишь, то обыденность отступает, и ты оказываешься в фантастическом мире, где можешь с помощью чернил вызывать воспоминания недавнего прошлого и придавать им вкус, цвет, и смысл… Это затягивает…

«В тот вечер, пронзая разбойника своим кинжалом толедской работы, я вдруг понял, что передо мной черный вестник судьбы!»

«Черный вестник судьбы»… Я ошарашено посмотрел на написанное мной только что… Я не хотел писать этого. Эти слова будто сами собой поднялись из тьмы, в которой сокрыта большая часть нашего существа.

– Черный вестник судьбы, – шевеля онемевшими губами повторил я и раздавил в пальцах хрупкое гусиное перо…

* * *

Приятно жить на свете, когда ощущаешь к себе участие людей достойных и добрых. Притом, когда участие это искреннее. Я верю в человеческую доброту. И я рад этой своей вере… Мне не хочется верить в зло, но приходится верить и в него…

– Я-то думал, что вы прикованы к постели и беспомощны. А вы выглядите весьма неплохо, – всплеснул руками заботливый господин Зонненберг, увидев меня за столом с пером в руке.

Я отметил с благодарностью, что этот занятый человек тут же, заслышав о неприятностях, выпавших на долю соотечественника, нашел время для посещения.

– И это разочаровало вас? – улыбнулся я.

– Еще бы! – захохотал Зонненберг, присаживаясь на скамью напротив меня. На нем была черная, приталенная одежда, делавшая его похожей на неуклюжую долговязую птицу. Казалось, он сейчас выйдет за порог, взмахнет крыльями и взмоет вверх с моего крыльца. – Как же мне теперь высказать свое участие и милосердие?

– В другой раз я постараюсь проваляться в постели до вашего прихода…

– Вообще-то мне нравится, что у вас есть чувство юмора. У наших соотечественников, дорогой мой Эрлих, как ни прискорбно, оно почти всегда напрочь отсутствует.

– Еще несколько подобных переделок, и я тоже лишусь его…

– Неприятная история, должен сказать… Наверняка вчера произошла случайность. Из тех, что бывают нечасто Я поставил в известность местные власти и как раз ожидаю от них ответа.

– Откуда вы узнали о нападении на меня?

– Рассказал ваш сосед. Прекрасный человек, надо заметить. Достойный ревнитель нашей церкви. Он любим всеми нами.

В этот момент появился без стука и спроса приземистый ярко-рыжий человек, одетый небогато, но добротно. Он кивнул мне и сухо поздоровался с Зонненбергом.

– Очень хорошо, что вы здесь. Будете переводчиком в нашей беседе с господином Эрлихом. Я пришел спросить о трагическом происшествии, дабы принять меры к воцарению спокойствия.

Я понял, что это чиновник Земского приказа (так здесь именуются власти), и сообщил ему, что отлично владею русским.

– Ах так? Тогда это меняет дело!

На казенные вопросы я отвечал скупо Зонненберг комментировал время от времени мой рассказ взволнованными восклицаниями типа: «Ох какой ужас!», «Как же вам повезло, мой друг!».

Я ничего не утаил в своем рассказе, кроме, разумеется, некоторых сомнений, связанных с брошью, и подозрений по поводу участия в этом деле герра Бауэра. С этим мне предстояло разобраться самому

– Но все же кто мог напасть на вас? У нас большой город, и я не могу гарантировать, что мы сможем без вашей помощи найти злодеев.

– Придется искать только одного, – ответил я. – Второго мне удалось заколоть кинжалом. Легче опознать погибшего, чем выспрашивать о нем.

– Очень сожалею, но вы ошибаетесь. Никакого трупа мы не нашли.

– Он был таким… – я поискал подходящее слово. – Мертвее не бывает, уверяю вас!

– Трупа в том месте не находили, – недовольно повторил чиновник.

Я вынужден был поверить его словам. И от этого мне стало как-то не по себе… Куда мог подеваться труп? Я не мог себе представить. Но что мой враг был мертвее мертвого я знал наверняка.

Вскоре все формальности были завершены, и чиновник покинул дом.

– Я же видел, что один из грабителей отдал Богу душу, – угрюмо произнес я.

– Какая разница… К тому же местные жители так живучи…

– Насколько я понял, это были вовсе не местные жители.

– А кто же? – с интересом спросил Зонненберг. – В Москве очень много иностранцев… Здесь не счесть греков, персиян, турок, татар…

– Это были точно не татары, – усмехнулся я. – Это были немцы.

– Не может быть! – протестующе воскликнул Зонненберг.

– Это были немцы! И эту горькую истину я утаил от чиновника.

– Сколько неприятностей на мою несчастную голову. Вы не представляете, как спокойно жили мы еще недавно. И тут это нападение. А к тому же, как вы говорите, его совершили наши земляки. Да еще Бауэр…

– Что Бауэр? – встрепенулся я.

– Да не беспокойтесь. Ничего особенного. По-моему, он заболел. Я сегодня нанес ему визит, касающийся наших деловых, кстати, выгодных обоим, дел. А он даже принять меня не смог. Мне передали, что он очень плохо чувствует себя…

– Он плохо чувствует себя, – механически повторил я.

– Что-то не так? – обеспокоился Зонненберг.

– Не обращайте внимания… Действительно, слишком много зловещих событий сразу… Слишком много…

Я ошибался… Я еще не представлял, что такое воистину зловещие события… И что такое настоящий страх!

* * *

Я боялся оставаться один. Одиночество заставляет думать. А думать мне не хотелось. Я уже ощущал, что мысли мои заведут меня далеко. В такие дали, где каждый шаг делать было жутковато…

Какое лекарство от неприятных чувств? Я знаю одно из лучших! Я вытащил из своего походного ранца серебряную флягу, в которой был шнапс. Налил себе наперсток. Выпил. Потом еще… Горячительный напиток не оказывал на меня никакого действия. Мне хотелось отвлечься, забыться, но чувства, наоборот, приходили в смущение…

– Ох, Эрлих, почему тебя занесло сюда, на край света, – вздохнул я, проведя рукой по книге, куда записывал свои похождения…

И опять ощутил одиночество. Потерянность…

Тщетно заливая эти чувства, я сделал еще пару глотков.

– Тысяча чертей, – прошептал я.

Дурные мысли все-таки пошли стройными рядами в атаку на мое сознание. Они не давали мне покоя. И я постепенно сдавался им… Итак, в какую же круговерть я угодил? – назойливо свербили меня вопросы. В чем подоплека ночного покушения? То, что я подвергся нападению не простых разбойников, было ясно. Грабители не стали бы уносить труп сообщника и вообще не вернулись бы на место убийства. Уж мне-то хорошо известны их трусливые повадки.

Самое противное во всем этом – скорее всего у убийц была какая-то связь с добрейшим герром Бауэром.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы