Кровавая оргия - Автор неизвестен - Страница 2
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
Вода прибывала медленнее, но все также неотвратимо. Мы пробирались вверх по наклонному полу, цепляясь за ручки дверей и за все, что попалось под руку. Шагов через пять я услышал за спиной пронзительный вскрик. Обернувшись, увидел наполненные ужасом глаза девушки: течение медленно вращало и несло труп мужчины с выпученными глазами, и шероховатая ткань его пижамы коснулась ее обнаженной ноги. Я оттолкнул пяткой мертвое тело, и мы двинулись дальше. Нам попалось еще пять или шесть подобных подарочков, плавающих в самых невероятных позах. Дышать становилось все труднее. Не мы одни оказались такими умными: бар на нашей палубе был наполнен людьми, в разной степени одетыми и пребывающими в различных стадиях прострации. Все они занимались приблизительно одним и тем же делом: бродили по колено в воде по помещению и подбирали разбросанные по всем углам бутылки. Один из них, опорожнив пузырь, зажмурил глаза, задрал, как жеребец, подбородок и попытался перочинным ножом вскрыть себе сонную артерию, но пропорол только трахею и, отбросив ножик, принялся кружиться, жмуря глаза и зажав горло пятернями. По мохнатой груди потекла розовая пена и воздух со свистом вырывался между пальцами. Не смущаясь своей абсолютной наготы, я подошел к тому месту, где громоздилась груда бутылок, и выбрал себе одну, с широким горлом, наполненную душистым гавайским ромом. Я откупорил ее и начал пить прямо из горлышка, запрокидывая голову и двигая кадыком, и тут почувствовал, что она - эта девушка в моей рубашке - стоит спиной, почти касаясь меня, и смотрит на меня как на ЕЕ МУЖЧИНУ или как на господа Бога, который сотворил ее женщиной. Задохнувшись, я оторвал бутылку от рта. - Теперь я, - девушка протянула руку и, точно так же запрокидывая голову со спутанной куделью мокрых волос, двигая хрупким точеным горлом и задыхаясь, начала пить из бутылки. Господи, Господи, почему же ты так жесток, Господи?! Почему человек, твое самое чудесное творение, должен так мучительно и тупо умирать? Почему эта женщина с таким нежным и хрупким горлом, с такими упруго острыми сосками грудей, смотрящими из-под мокрой рубашки прямо мне в глаза, должна задохнуться, разодрать свое чудесное тело в невыносимой агонии, захлебнуться собственной рвотой и углекислотой? Господи, Господи, почему ей больше не суждено увидеть солнце, набрать в легкие головокружащего нектара лугового воздуха, почему ей не суждено родить и прижать к этой груди пухлое тело ребенка - моего ребенка? Господи, может, я смирился бы, может, мне было бы хоть чуточку легче, если бы после меня хоть что-нибудь осталось! - Женщина! - вдруг услышал я чей-то крик и обернулся. - Смотрите, женщина, женщина! - Потешный толстячок с выпученными под очками с золотой оправой глазами показывал пальцем на мою спутницу. Я быстро окинул взглядом зал и вдруг понял, что она - единственная особь женского пола здесь. Не знаю, куда вдруг делись все эти свои в доску разбитные тетки, что в течение плавания каждый день вытаптывали прогулочную палубу, толпились возле всех стоек всех корабельных баров и мотали отвислыми грудями на всех танцплощадках - может, они спаслись, успели попрыгать в шлюпки, или их затоптали и раздавили в коридорах и на трапах? Может, они позапирались в своих каютах и там ждут смерти, вознося посеревшими губами молитвы богородице деве Марии? - Женщина, женщина! - подпрыгивая, полубезумно кричал толстячок, тыча пальцем куда-то вниз. Я посмотрел туда - по внутренней поверхности бедра моей подружки все еще стекала тонкая струйка крови, и эти несколько багряных капелек
мгновенно обратили это потерянное, подавленное общество в самое озверелое стадо. Все взоры были обращены к нам, мужики ломились с безмозглым упорством животных, давя и отталкивая друг друга. Я никогда не видел и не мог себе представить столько тупых лиц, охваченных скотской одержимостью. Неужели и я был такой? Как она снесла меня? Бойкий толстячок уже избавился от своих доспехов и отплясывал в полуметре от нас какой-то уморительный танец сатира, высоко задирая глобусовидные ляжки, и его гениталии трепыхались под подушечным животиком, словно севшая в пах сиреневая бабочка. Меня вдруг охватила дикая ярость. Тупые самцы! Чего захотели! Словно меня уже нет! Я схватил табуретку и заорал: - Не подходи! Убью! Кто посмеет тронуть ее... Скоты! - Я изо всей силы швырнул скачущему по-козлиному толстячку табуретку под живот. - Не сметь! - вопил я, хватаясь за новую табуретку, но в этот момент меня стукнули сзади чем-то тяжелым по затылку и в глазах стало стремительно темнеть. Я успел увидеть, что какой-то громила с перекореженной физиономией боксера схватил девушку и бросил на ближайший стол с такой силой, что ее голова запрокинулась назад почти под прямым углом, и подумал: "А не сломал ли он ей шею?" Потом стало совсем темно, и я с облегчением решил: "Слава Богу, меня убили. Как хорошо, почти совсем без боли", и потерял сознание. Очнулся я от нечеловеческого вопля. Я разлепил веки. В полуметре от меня, как две бронзовые стопы Колосса Родосского, из воды выходили две загорелые, облепленные мокрыми черными волосами ноги. Белый облачный зад над ними с двумя отчетливыми ямками от напряжения мышц позади бедренных сочленений равномерно раскачивался, сладострастно замирая в крайних точках. Коричневый, влажный пенис, похожий на чудовищно распухшего дождевого червя, с плотоядным хлюпаньем входил и выходил между двух белых гибких бедер, загнутых вниз, к воде - ягодицы приносимой в жертву лежали на самом краю стола, а с его противоположной стороны, свешиваясь почти до воды, влево и вправо, издавая одичалые вопли, прерываемые неописуемым рычанием, моталась на откинутой назад шее ее голова с безумными глазами и искаженным ртом. Полдюжины "жрецов", ожидая своей очереди, топтались тут же, терзая своими руками ее груди, плечи, живот, тыкались напряженными, с проступившими каплями спермы членами в ее бока. Другие, бродя по залу, подбирали бутылки, пили, мастурбировали, будоража измочаленную плоть для нового захода. Прогнувшись и замерев с открытым ртом, бронзовоногий гигант кончил и, вытащив дряблеющий, влажный, задыхающийся в последних конвульсиях член и держа его в руке, словно некий вынесенный из горящего храма общенациональный трофей, поплелся прочь, выхватил на ходу из воды бутылку и, отбив горлышко, начал жадно пить. Следующий из них, парень лет тридцати, с которым я во время круиза не раз играл на верхней палубе в теннис и который все время изображал из себя местную ипостась Клода Ван-Дамма, внезапно упал перед разверстым лоном девушки на колени и принялся с чмоканьем вылизывать промежность, вздрагивая и задыхаясь. Потом, почти в прыжке, вогнал в нее свой инструмент и начал безумный танец, задирая почти ей на грудь правое колено и толкая так, словно хотел распороть пенисом живот. Она выла и хрипела, и я недоумевал, как в этой грудной клетке, казавшейся совсем субтильной, умещалась такая сила, и неожиданно понял, что эти скоты всем стадом довели ее, женщину с получасовым всего стажем, до самого озверелого оргазма.
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
