Воровское небо - Асприн Роберт Линн - Страница 19

Ее зеленые глаза горели мрачным адским огнем.

— А дальше? — спросил Фелтерин, который по привычке и складу характера был не только прекрасным актером, но и превосходным слушателем.

— Попасть-то я попала, но его спасли складки жира! Он закричал, кровь хлестала вовсю, но мой нож не достал до вены. Тут же вбежали его слуги и схватили меня. Полагаю, что не один из них недосчитался пальцев, но их было слишком много и они сбили меня с ног. Дальше было еще хуже.

Она помолчала.

— Он перевязал горло, его глаза покраснели еще больше.

Потом его слуги привели моих телохранителей, связанных и избитых. Их заставили смотреть, как он…

Сашана замолчала, на ее лице отразилась смесь гнева, отчаяния и ужаса. Один из ее слуг зарыдал.

— Он… Он прочел еще один кусок из пьесы, — наконец вымолвила она. — «Люблю я укрощать тигрицу в битве…»

В комнате воцарилась зловещая тишина. Потом раздался голос Миртис:

— Он изнасиловал тебя.

Сашана только и ждала этих слов.

— Да, эта тварь меня изнасиловал! — закричала она, вскакивая на ноги, с кинжалом в руках. Чашка со звоном ударилась о противоположную стену и разлетелась на кусочки. — Я убью его!

Из всех присутствующих только Миртис сохранила способность двигаться. Остальных сковал ледяной ужас и невыразимый гнев. Мадам подошла к Сашане и обняла ее. Девушка наконец смогла дать волю слезам.

Вскоре Сашана успокоилась и прошептала, уткнувшись в грудь Миртис:

— Я убью его.

— Нет, дитя мое, — ответила Миртис. — Ты не убьешь его.

Если он умрет, то избегнет наказания, а ты до конца жизни будешь страдать.

— Не понимаю, — сказала Сашана.

— Я говорю о справедливости, — ответила мадам. — Он не забрал твою жизнь, значит, его смерть — неравнозначное наказание. Мы должны воздать ему по заслугам. Отыскать способ, как заставить его почувствовать то, что чувствуешь ты.

— Может быть, с помощью магии? — спросил Фелтерин. — Или…

— Миртис, — вступила в разговор Глиссельранд, — мне кажется, нам не найти желающего изнасиловать Вомистритуса.

Миртис только хмыкнула.

— Это Санктуарий, Глиссельранд, — сказала она. — Здесь это не проблема. Дело в другом. Я имела в виду не сексуальную сторону его преступления, а ту жестокость и унизительность, с которой оно было совершено. Притом необходимо обломать рога этому ублюдку так, чтобы за нас не отдувался потом весь город.

Сашана немного отстранилась от Миртис.

— Ох, он же предупредил! — вспомнила она. — Когда все было кончено, он сказал, что я ничего не смогу с ним сделать, потому что, если с ним что-нибудь случится, император не оставит от Санктуария камня на камне и расправится со всеми жителями — велит казнить каждого десятого. Он еще насмехался, спрашивал, кого из десяти моих друзей я хотела бы видеть на эшафоте!

— Госпожа! — вскричал телохранитель, который недавно плакал. — Позволь мне убить его! А потом я пойду во дворец и отдам себя в руки принца! Санктуарию ничего не будет угрожать, а все мы будем отмщены!

— Благородное предложение, Милее, — ответила Сашана. — Но я не могу пожертвовать тобой ради твари, которая и мизинца твоего не стоит.

— Леди Сашана, — обратился к ней Раунснуф, и на этот раз он был серьезен, как никогда. — Могу я предложить план?

Сашана обернулась к нему. Она все еще дрожала, но одна возможность действовать, действовать любым путем, казалось, успокоила ее.

— Да?

— Миртис, — обратился комедиант к мадам, — какие у тебя отношения с владельцем «Дома Плеток»?

— Весьма неплохие, — ответила она.

— В этом доме есть небольшой внутренний дворик, с колодками, — начал Раунснуф. — Когда здесь были пасынки, это место пользовалось популярностью, по крайней мере мне так сказали, но в последнее время дворик пустует. Особенно после того, как этот козопас…

— Да-да! — перебил его Фелтерин, который начал понимать, куда клонит комедиант. — Так что там насчет колодок?

— Всякому, кто не испытал это на себе, кажется, что это легкая пытка, — сказал Раунснуф. — Но вы только представьте: вы стоите, согнувшись в три погибели, ваши кисти рук и голова зажаты деревянной доской, задница оттопырена — совершенно беспомощное положение. Сперва начинает болеть спина, потом плечи, ноги и все остальное. Они ноют, они разрываются, и под конец первого же дня вы готовы отдать все на свете, чтобы эта пытка прекратилась. Неплохо само по себе, даже если служители заведения не примут участия в истязании, а они просто обожают измываться над связанной жертвой.

— Неплохо для начала, — сказала леди Сашана, немного приободрившись. — Но речь идет не о симпатичном мальчике-рабе, а о Вомистритусе.

— Моя леди, — заметил Раунснуф, чьи маленькие глазки заблестели от порыва вдохновения, — этот дворик предназначен для удовлетворения специфических клиентов, которые предпочитают страдать на публике. Вокруг есть окна, откуда любой может наслаждаться зрелищем, не будучи при этом замеченным. «Дом Плеток» учитывает и эти склонности. Можно спрятаться у окна и за пару монет заказать любое представление. И я уверен, что в Низовье полным-полно народу, который не может наскрести денег для визита на Улицу Красных Фонарей и чьи вкусы и привычки мы не в состоянии представить себе даже в самых кошмарных снах. Можно шепнуть словечко Моруту, королю нищих, и посмотреть, что из этого получится. Возможно, вам трудно поверить, но в Санктуарии живет множество людей, по сравнению с которыми Вомистритус покажется красавчиком!

Сашана глубоко вздохнула и перестала дрожать. Ее гордый подбородок снова приподнялся, но она все еще смотрела на Миртис, ища поддержки.

Миртис улыбнулась и кивнула с таким видом, что у самого Темпуса кровь застыла бы в жилах.

— Было бы неплохо, — сказала Глиссельранд, и ее низкий голос звучал на удивление рассудительно, — чтобы никого нельзя было опознать. Кроме того, Вомистритус не должен говорить со своими мучителями, а то еще он предложит им кучу денег и они его отпустят.

Раунснуф захихикал.

— А мы замажем ему рот тем самым клеем, в который влезли мы с Лемпчином, — сказал он. — И он прибудет на место, уже не в состоянии вымолвить ни слова!

— Прекрасно! — воскликнула Сашана.

— Господин Фелтерин, — продолжил Раунснуф, — мы уже несколько лет не ставили «Толстого гладиатора». Можно, мы возьмем костюмы демонов из последней сцены? Мы выждем некоторое время, потом заманим Вомистритуса под видом какого-нибудь свидания в тихое местечко — совсем как в пьесе, — внезапно нападем, свяжем, залепим ему пасть, и он ни за что не догадается, кто это над ним так пошутил! А костюмы потом сожжем, от греха подальше.

Все посмотрели на Фелтерина, но мастер молчал. На костюмы ему было наплевать. И на риск тоже. Конечно, Вомистритус рано или поздно узнает сюжет «Толстого гладиатора» и сообразит, что ему отомстили актеры, но это тоже не важно. Не может же он убить их всех! Император Терон не сможет спустить такое с рук даже своему двоюродному брату. А убийство не скроешь, о нем узнают все.

Нет, Фелтерин думал о Сашане. Если он согласится, получится, что она обрекла человека на страдания, которые, как ей кажется, пережила она сама. Возможно, ей удастся отплатить, но какой ценой? Сашана — высокородная леди, но в то же время ей пришлось пережить смерть родителей и ужасы пустыни. Не сломается ли этот нежный юный росток?

А может, он уже сломан?

Фелтерин кивнул.

— Но мы не продумали еще одну сторону, — добавил актер. — Может, Вомистритус и не сумеет доказать нашу причастность, но, насколько я могу судить, он приложит все усилия, чтобы отомстить. Мы должны пригрозить ему так, чтобы он навсегда зарекся трогать нас.

В комнате вновь наступила тишина, которую нарушило осторожное покашливание от двери. Все обернулись и увидели Лало-Живописца. Челка растрепана, а пальцы сжимают папку с эскизами декораций, которые ему не понравились, и он пришел показать новые.

— Мне кажется, я могу вам помочь, — сказал Лало.