Выбери любимый жанр

Смерть сказала: может быть - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

– С мальчиками, – сказал он в заключение, – следует быть начеку.

У Лоба давно уже вертелся на языке вопрос. Он задал его, придав голосу безразличное выражение:

– А вы не позволите мне хоть раз ответить по телефону?

Флешель ответил не раздумывая:

– Нет.

– Может, у меня неподходящий голос? Флешель встал, растопырив пальцы, несколько раз прочесал ими седые волосы, подстриженные бобриком. После чего промокнул носовым платком шею и уши, не переставая наблюдать за Лобом.

– Вы, наверное, думаете, что я – старый чудак, а? – спросил он. – Что я перегибаю палку… и, быть может, разыгрываю перед вами представление?

– Да ничего подобного!

– И все же категорически отвечаю: нет! Вы слишком молоды.

– Мне уже тридцать два.

– Господин Лоб, строго между нами: сколько в вашей жизни было женщин?

Лоб почувствовал, как краска заливает его лицо.

– Вот видите, – сказал Флешель.

Он вытряхнул содержимое трубки, осторожно постукивая ею по краю пепельницы.

– Чтобы играть в эту игру, – продолжал он, – желание помочь еще не все. Нужно пережить немало ударов судьбы. И даже скажу вам одну вещь… – Он приглушил голос, словно опасаясь, что его подслушивают. – Нужно самому пройти через намерение покончить с собой. Нужно пройти через это…

Телефон заставил Лоба подскочить. Зачем Флешелю такой громкий звонок? Тот уселся на стул верхом и схватил аппарат.

– Слушаю вас.

Повернувшись к Лобу, он шепнул:

– Она.

И протянул ему отводную трубку, в ней слышалось дыхание. Затем – шорох скомканной бумаги.

– Вы там один? – пробормотал голос. И снова послышалось дыхание – частое, нервное, такое близкое, что оно почти смешивалось с его собственным.

– Если вы не один, я бросаю трубку.

– Один, – сказал Флешель тоном, не допускающим сомнений.

Смутившись, Лоб присел на краешек стола. Как животному в предчувствии опасности, ему передалась тревога незнакомки. Трубка больно давила на ухо.

– Могу я говорить с вами свободно?

Голос был слабенький, хрупкий, слегка дрожащий; казалось, он выбился из сил, преодолевая большое расстояние и ночную тьму. Голос страждущей души. У Флешеля хватило сил рассмеяться, словно вопрос его позабавил, и он ответил, как ответил бы робкому ребенку, которого следовало пожурить:

– Ну конечно! Расскажите мне все… все, что вам приходит в голову.

– Вы поклянетесь мне, что рядом с вами никого нет?

Лоб чуть было не отложил трубку, но Флешель остановил его взмахом руки.

– А вы знаете, который час? В такое время все спят. Вы можете говорить. Я слушаю вас один и все забуду, если вы того пожелаете.

Дыхание стало прерывистей.

– Я собираюсь покончить с собой, – произнес голос.

Флешель молчал. Тишина стала такой глубокой, что тиканье будильника оглушало. Флешелю следовало протестовать. Лоб едва сдерживал слова, которые должен был бы произнести старик. У него непроизвольно шевелились губы. Но Флешель выжидал. По его виску стекала струйка пота.

– Я покончу с собой.

Прошла еще секунда – нескончаемо долгая.

– Куда спешить? – сказал Флешель так, будто тщательно взвесил все «за» и «против».

«Да он круглый дурак», – подумал Лоб.

– У меня вышли деньги, – сообщил голос. – Пустой кошелек. Мне не на что надеяться.

Флешель прикрыл глаза. Он дал восстановиться тишине, и Лоб понял, что в этом и состоит его тактика: сдержать противника, поймать врасплох и привести в замешательство. «Было бы проще простого предложить ей деньги, – подумал Лоб. – У меня они есть. Я дам ему столько, сколько он пожелает, но пусть говорит, святый Боже, пусть решается!»

– Сколько вам лет? – спросил Флешель.

– Двадцать три года.

– И вам давно уже хочется умереть?

На другом конце провода дыхание замерло. Вопрос попал в точку. Потом до Лоба донесся глубокий вздох. Он вытер влажную ладонь о брюки.

– Давно, – ответил голос.

– С каких же это пор?

Ответ последовал сразу, как крик души.

– Когда я была еще девочкой. Незнакомка пошевелилась. Тяжелый предмет свалился на ковер или палас. Пепельница? Книга? Оружие?

– Моя жизнь никого не интересует! – вскричал голос. – Никого!

– Интересует. Меня, – возразил Флешель.

– Кто вы такой?

– Старый человек, – сгорбившись, ответил Флешель, – глубокий старик. Я вам в дедушки гожусь.

Дыхание участилось. Лоб ощутил в своем горле комок, но рыдание донеслось из трубки; неизвестная оборвала связь, и Флешель, отставив телефон, взглянул на Лоба.

– Вы думаете, что… – начал Лоб.

– Нет, – ответил Флешель, – еще нет. Но нам придется тяжко.

Лоб повесил отводную трубку на крючок. Руки тряслись. Ноги дрожали.

– Это ужасно, – выдохнул он.

– Ужаснее, чем вы можете себе вообразить, господин Лоб. Ведь она и вправду хочет покончить с жизнью.

– И что?

– А то, что нужно ждать. Флешель извлек из кармана трубку.

Глава 2

Лоб ослабил галстук. Безукоризненная аккуратность, которой он неукоснительно придерживался, старания противопоставить другим свой безупречный вид, постепенно укоренившаяся в нем привычка, порою даже болезненная, беспрестанно смотреть на себя как бы со стороны – все это разом пошло прахом.

– Нужно постараться определить, откуда звонят, – предложил он.

– Только не через телефонную станцию, – предупредил Флешель. – И потом, даже если мы, допустим, и узнаем адрес… Я приезжаю. Выясняю номер комнаты. Меня спрашивают, почему я, собственно, интересуюсь. Я отвечаю, что речь идет о попытке самоубийства. Можете себе представить, какую реакцию это вызовет? Дежурный меня сопровождает в номер. Стучит, а за дверью разъяренный голос посылает нас ко всем чертям… На кого я буду похож? Три-четыре подобных опыта – и нам в официальном порядке запретят являться в отели. Это ясно как Божий день.

– Ну а если за дверью никто не шелохнется? – возразил Лоб.

– Тогда мне заметят, что прислуга еще спит, и попросят спуститься, чтобы не тревожить постояльцев.

– Вы можете сослаться на звонки.

– Где взять доказательства, что мне звонили? И потом: не забывайте, что Ницца – город туристов, а люди, которые находятся в городе проездом, нередко ведут себя странно. Я погублю наше дело, навлекая на него слишком много нареканий.

– К все-таки нужно что-то предпринять! – отчаявшись, вскричал Лоб.

– Согласен, – сказал Флешель. – Ждать!

Лоб чуть не вспылил. Ничего, он отыграется в отчете! Сделает упор на бессилии этих служб, скудости их материальных средств, безразличии городских властей. Прежде всего следует покончить с этой жалкой кустарщиной. Один номер телефона при том, что взывать о помощи могут несколько отчаявшихся одновременно… Он повернулся к Флешелю.

– А что, если вам сейчас кто-нибудь позвонит и займет ваш номер на час? Что станет с этой девушкой?

Флешель метнул на Лоба такой острый взгляд из-под мохнатых бровей, что заставил его почувствовать себя неловко.

– Не бойтесь, мы ее не потеряем.

– Тем не менее… вообразите себе…

– Я лишен воображения…

– Будь у вас три-четыре телефонных номера…

– И мы превратились бы в контору по внешнеторговым связям.

Лоб предпочел выйти на улицу. То был час, когда предутренняя свежесть уже возвещала об окончании ночи. Перед полицейским участком потягивался со сна инспектор в рубашке с закатанными рукавами. С соседнего цветочного рынка доносился слабый аромат, напоминающий запах парикмахерской. «Собственно говоря, – подумал Лоб, – какое мне дело до этой девушки?» Алкоголики, наркоманы, люди, склонные к самоубийству, – все, кого он относил к «группе риска», – внушали ему какое-то отвращение. Они были грязные. Вульгарные. Лоб терпеть не мог с ними сталкиваться. Он тщательно привел в порядок галстук, приглаживая волосы, провел ладонями по вискам и, успокоившись, вернулся в дежурное помещение. Флешель пил вторую чашку кофе.

– Не беспокойтесь, господин Лоб. Она перезвонит… Теперь я в ней разобрался. В прошлом году я имел дело с девчушкой… семнадцати лет… Так вот она держала нас в напряжении три дня кряду… Три дня!

3
Перейти на страницу:
Мир литературы