Замок отравителей - Брюссоло Серж - Страница 42

• Предыдущая
• 42/49
• Следующая

— Да… — тихо выговорила молодая женщина. — Она разбилась во дворе, но лицо не пострадало от удара. Сколько крови было около нее… Это ужасно. Никогда не думала, что в таком маленьком тельце столько крови.

Жеан сжал зубы. Кто был чудовищем там, на холме, и здесь, в замке? Кто тайно воспользовался подземными дорогами, разыгрывая мрачную буффонаду то в лесу, то в коридорах башни?

— Дориус обвиняет меня в колдовстве, — шепнула Ирана. — Он утверждает, что я околдовала вас обоих, а своими заклинаниями я вызвала из ада зверя… Под этим предлогом Дориус хочет предать меня казни, он не упустит такой случай.

— А как ко всему этому отнеслись горожане? — поинтересовался Жеан.

— Всех обуял ужас. Во время моего ареста женщины пытались закидать меня камнями. У меня все тело болит… Мне страшно… Дориус велит меня пытать, как Гомело, пока я не признаюсь в союзе с демоном.

Ирана сгорбилась, уткнулась в колени и зарыдала. Жеан хотел обнять ее, но она оттолкнула его.

— Нет, — сквозь слезы выговорила она, — оставь меня… Мне очень страшно…

— Кто же за всем этим стоит? — спросил Жеан.

— Как ты глуп! — раздраженно уколола его молодая женщина. — Естественно, сам Дориус! Это он все затеял, с самого начала. Он честолюбец… Я поняла это вчера вечером, когда меня заперли здесь. Помнишь, что сказала, умирая, Жакотта, подружка Гомело?

— Да, — недоуменно пролепетал Жеан. — «Меня убил попугай…»

— Конечно, — выдохнула Ирана. — Это ты так понял. На самом деле, она сказала: «Меня убил рыжий поп [7]». В вечер нашей встречи я сказала тебе, что у Дориуса рыжие волосы, крашеные. Жакотта не знала его имени… Она в насмешку звала его рыжий поп! Она тоже заметила плохую окраску! Женщины более внимательны к таким вещам.

— Дориус убил Жакотту?

— Да, чтобы заставить ее замолчать. Он знал, что мы ведем расследование, и боялся, как бы не открылась его затея с привыканием к яду… Он помешал Жакотте обо всем нам рассказать. Озлобленный зверь — тоже его выдумка… чтобы запугать Оду и довести ее до крайности. Он-то и отослал вас подальше от города, чтобы свободнее было обделывать свои делишки. А ты был слишком усерден и мешал ему.

— Но какова цель?

— Я тебе уже говорила, но ты отказывался верить. Полагаю, Дориус придумал всю эту историю с проказой, чтобы стать нужным Орнану де Ги. Он воспользовался для этого какой-нибудь кожной болезнью или чем-то вроде этого. Фальшивые мощи — тоже дело его рук. Ему необходим был свидетель, который подтвердил бы эту сказку; он знал, что ты кому-нибудь да сболтнешь. У Орнана де Ги никогда не было проказы. Дориус выставил это пугало, чтобы получить хорошее вознаграждение. Выпросить, к примеру, место духовника или приора. Он убил барона, вынудил Оду покончить с собой, чтобы быть одному… Сегодня владение Орнана свободно. Дориус непременно добьется у сюзерена разрешения перестроить замок в монастырь, духовным отцом которого он станет. Разве не Дориус расстроил планы сатанинского заговора? Уж он-то распишет свои подвиги. Человек, отразивший происки лукавого, поневоле становится великим человеком. Ничтожный монах будет князем церкви… Я уверена, что он выкачал из барона все бумаги для своего взлета. Ему остается подмести вокруг себя, избавиться от всех, кто подозревает его в махинациях. Ты… я… Это произойдет завтра утром. Меня начнут пытать, и я во всем признаюсь. Любой оговорит себя под клещами палача. Я не строю иллюзий. Я не сильнее других. Мои признания будут смертным приговором для всех.

Жеан ударил кулаком по каменному полу.

— От нас он так легко не отделается! — прорычал он.

— Еще как отделается, — устало вздохнула Ирана. — Не бахвалься… Никто не будет нас слушать. Ты — ничто, я — ничто. Ни один король за нас не вступится. Дориус ловко сработал. Как только он вычеркнет нас из списка живых, то безбоязненно сможет пожинать плоды своего преступления.

Ее голос прервался, и она закрыла лицо руками. Робер лежал в углу камеры, его лицо ничего не выражало, словно у человека, потерявшего рассудок от сильного потрясения. Похоже, он ни слова не слышал из того, что говорила трубадурша.

— Суконщики! — встрепенулся Жеан. — Те, которые наняли меня для доказательства невиновности Гомело; они богаты и могущественны… Они наверняка предпримут что-нибудь, чтобы помочь нам.

— Ты в своем уме? — крикнула Ирана. — Когда речь идет об обвинении в колдовстве, никто не чувствует себя в безопасности. Ни бароны, ни суконщики. Все отходят в сторону. Возможно, твои суконщики уже в пути…

Большего ей не удалось сказать. По ту сторону решетки появились стражники замка.

— Это за тобой, чертова шлюха! — засмеялся смотритель. — Думаю, сейчас ты запоешь такую песенку, которой еще не угощала публику. Будем надеяться, что палачу понравятся ее слова.

Молодая женщина кинулась в глубь камеры, увертываясь от солдат, но те, пиками не давая Жеану приблизиться, схватили ее за волосы, заломили руки за спину. От страха Ирана почти потеряла сознание, когда ее тащили в камеру пыток.

Кричала она долго. Сперва гневно, потом со страхом и ужасом. В конце она подвывала, словно наказанная девочка. Жеан отбил кулаки о прутья решетки, а смотритель посмеивался.

— Ха-ха! Здорово они отделают твою ведьму, будь уверен! Видел я и таких, кому в матку вливали кипящее масло через воронку или подвешивали на крючья за кончики грудей. О! Не долго разыгрывали они из себя принцесс. Они начинали так быстро говорить, что невозможно было их остановить. И с твоей будет то же самое. На допросе присутствуют монахи, но они всегда смотрят в сторону: их шокируют голые женщины. А палачу с помощниками не привыкать. Случается, что они пользуются девкой в перерывах, когда монахи уходят на отдых. — Заткнись, скотина! — выругался Жеан.

Смотритель снова захохотал.

Робер все еще был в прострации, подавленный смертью Оды. Он, похоже, даже не замечал, что происходит вокруг.

Прошло немало времени, прежде чем притащили Ирану. На ней была только длинная, едва державшаяся разорванная рубашка с пятнами крови. От пота слиплись волосы на лбу и шее. Ирана тряслась, ноги не держали ее, и солдатам пришлось ее нести. Смотритель открыл решетку, и они швырнули женщину в камеру. Она со стоном упала на солому. Жеан бросился к ней. Ее били кнутом — на спине и ягодицах пересекались кровоточащие полосы ран. Во время пытки она так напряглась, что веревки разрезали кожу на запястьях и лодыжках. Проводник хотел напоить ее, но она оттолкнула его.

— Отстань! — крикнула Ирана. — Я призналась… Тебе понятно? Я всех нас погубила. Я была слишком слаба и не выдержала. Когда палач собрался вырывать мне зубы, я сказала, что Гомело завербовал меня на шабаше… и я породнилась с дьяволом. Я сказала все, что они хотели от меня услышать.

Она разрыдалась. Жеан оторвал кусок от своей рубашки, смочил его в воде и осторожно стер кровь с полос, оставленных кнутом. Иране было очень больно, и она стонала при каждом прикосновении.

— Оставь меня, — повторяла она. — Я уже ничего не стою. Ведь именно я втравила тебя в эту историю… Я не имела права это делать… Но мне так хотелось спасти Оду.

Услышав дорогое имя, Робер встрепенулся.

— Вы знали Оду? — тихо спросил он, подойдя к Иране.

— Да, благородный сеньор, — ответила молодая женщина. — Я была с ней до последних минут… Она рассказывала мне о вас… Раскаивалась, что плохо обращалась с вами. Она говорила…

— Что она говорила? — оживившись, вскричал Робер, схватив руку трубадурши.

Ирана застонала.

— Оставь ее в покое, — процедил сквозь зубы Жеан. — Ты делаешь ей больно.

— Ода говорила, что, наверное, ошиблась, — прошептала Ирана. — Она заставила молчать свое сердце ради выгодного брака. Думаю, она вас любила…

— О! — забормотал Робер. — Я знал это. Я всегда знал…

Шум шагов в коридоре прервал эти излияния. За решеткой появился писец с письменными принадлежностями и рожком с чернилами. При виде его Ирана сжалась. Жеан понял, что это скриб, записывавший ее признания.

• Предыдущая
• 42/49
• Следующая