Индейская комната - Брюссоло Серж - Страница 13

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая

Сара попыталась себя убедить: пообещай, поклянись! Она должна была выбросить из головы это короткое приключение, вернуться в свою обычную среду. После возвращения на факультет эпизод с Джейми принял размеры микроба, растворенного в пенициллине. Он стерся из ее памяти. Каждая девушка из буржуазных семей хотя бы раз в жизни переспит с автомехаником, пожарным или мойщиком окон, — это часть неприятностей юности, как угри на лице. Надо «сделать это», чтобы никогда больше об этом не думать. Глупо, вульгарно и так банально!

— Почему от таких типов всегда балдеют? — спросила она Дженнифер Подовски, свою соседку по комнате. — Чаще всего эти парни просто грязные идиоты, а мы их считаем сексуальными рабами.

— Скорее всего потому, что это запрограммировано в нашем мозгу с доисторических времен, — отвечала Дженни рассеянно. — Те, кто идет против природы, обязательно влюбятся в симпатичного мужика, интеллигентного, респектабельного, который принимает тебя как равную.

— Значит, я — обезьяна? — спросила Сара.

— Конечно, — подтвердила Дженни. — Мы все обезьяны в поисках красивой гориллы. Такова генетика, и ничего с ней не поделаешь. Продолжаем вести себя по схемам, написанным для неандертальцев. В тебе всегда жила обезьяна, которая ищет крутого мужика, способного сделать тебе красивых малышей и защитить их.

Сара вышла из комнаты напуганной. Намек на малышей оживил в памяти утверждение Джейми: «Ты от меня забеременеешь, и все противозачаточные таблетки мира ничего не смогут с этим поделать».

Какая гадость! Как он мог считать себя выше других?

Однако вечером она тщательно проверила все упаковки с таблетками, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Ее охватил тупой страх. Абсурдный. Она так надеялась, что атмосфера факультета развеет воспоминания о том, что произошло в мотеле. Можно было бы сказать больше: вирус Джейми был в состоянии нейтрализовать любые антибиотики. Он размножился и уничтожил мир Сары.

В конце месяца стало абсолютно ясно: она забеременела в лучшем виде.

Сара закрыла тетрадь в картонной обложке. Она вся дрожала. Сколько времени заняло чтение? Два часа? Больше? Она не заметила, как погас огонь. Холод пробирал до костей, пальцы онемели. Болела голова. Синий дым от сигаретных бычков в пепельнице заполнил комнату и резал глаза. На рассвете температура часто падала почти до зимних отметок; не было редкостью в это время года, если трава покрывалась тонким слоем инея. Воздух согревался только после того, как вставало солнце. Молодая женщина подошла к окну, чтобы посмотреть на туман, покрывавший плотной скатертью голую землю. Было такое впечатление, что это снежный покров толщиной в полметра. Маленькие зверушки, пользуясь естественной защитой, украдкой пробирались, чтобы чем-нибудь поживиться в мусорных баках ранчо. Прислушавшись, Сара уловила шуршание енотов-полоскунов, рывшихся в мусорных мешках.

Она вышла на улицу. Дорога, ведущая к «зоо», была пуста. Что-то напоминающее настоящее движение можно было увидеть только летом, когда туристы проезжали через этот район. Часто машины останавливались перед ранчо. Целые семейства в бермудах топтались перед оградой. Они полагали, что имеют дело с одним из жалких торговцев, то тут, то там на границах между штатами выставляющих ржавые клетки с гремучими змеями, мелкими зверушками и прочими тварями на задворках автозаправочных станций и считающих, что избавляют туристов от скуки, грабя их. Сара видела отдыхающих, шатающихся перед оградой, они искали объявление: а что тут показывают? Какое экзотическое создание спрятано в лесу? Сара старалась не выходить из дома, пока туристам не надоест ждать. Надоедало обычно минуты через три.

Когда Тимми еще жил с ней, он принимал участие во встрече незнакомцев, подавая им знаки. Обожал устраивать спектакли. Не нужно было много времени, чтобы понять, как красив мальчик. Совершенство его черт приводило людей в замешательство и зажигало в глазах матерей семейств зависть. Сара не держала на них зла, когда читала их мысли о несовершенстве собственных произведений: почему этот малыш не принадлежит им? Нельзя ли его купить или взять напрокат? Сара чувствовала их ревность и иррациональное желание завладеть таким ребенком, что случается с каждой женщиной в присутствии красивого малыша. Тимми любил, когда ему оказывали внимание. У него было врожденное чувство обольстителя, позера. Женщины наперебой хвалили: «Какой у вас красивый мальчик!»

Естественное кокетство сына смущало Сару. Она боялась, что ребенок станет считать себя лучше других. Будет слишком уверен в своей силе соблазнителя. «Боже! — говорила себе Сара. — Если так будет продолжаться дальше, он не пропустит ни одной девчонки и станет жиголо…»

— Почему ты никогда мне не говоришь, что я хорошенький? — часто спрашивал ее малыш. — Другие все время это говорят, а ты нет.

— Нельзя быть таким тщеславным, — отвечала ему Сара. — Скорее всего по другую сторону холмов живет мальчик еще симпатичнее тебя, а дальше еще симпатичнее, а за другими холмами малыш гораздо красивее тебя, и так без конца. Внешний вид не имеет значения, я тебя люблю, потому что ты мой сын. Даже будь ты некрасивым, я бы тебя все равно любила.

Сара ненавидела себя за эти слова. «Как моя мать!» — думала она. Кроме того, Сара не была уверена, что говорит правду. Когда она проходила через Хевен-Ридж, держа Тимми за руку, то радовалась взглядам торговцев, которые те бросали на ребенка. «Самый красивый ребенок в округе!» — шептались за ее спиной. Она испытывала глупую гордость матери, которой не с кем было поделиться. Ей ничего не хотелось менять.

Это была ее красота, которой она наградила Тимми. Мальчика сотни раз фотографировали во время его представления за оградой «зоо». Сара пыталась вспомнить одно за другим лица всех туристов, которые останавливались перед ранчо на десять — двадцать минут этим летом. Она была убеждена, что похитители ошивались возле ограды с фотоаппаратом наготове и в какой-то момент они заговорщически переглянулись, что означало: «О'кей! Это будет он».

Она выходила из себя потому, что ей никак не удавалось составить фотороботы туристов. Некоторых припоминала, но только тех, у кого были физические особенности: толстых женщин, которые ржали, будто подростки от щекотки, старую даму с тонкими длинными ногами, торчащими из слишком широких шортов… Их портреты она нарисовала на большом листе бумаги. Но таких было немного. Большая часть проезжих не имела лица.

У всех была отвратительная привычка: перед отъездом бросать монетки через дырки в ограде, чтобы поблагодарить Тимми. Сару это оскорбляло. За кого они их принимали? За клоунов, дающих представление на ярмарочной площади? Она попробовала убедить Тимми отказаться от выступлений, но сын остался глух к просьбам. Он обожал быть центром внимания, звездой. Подавать знаки руками, гримасничать, строить страшные рожи, а потом вдруг делать обворожительное личико и нежно улыбаться. Паршивый маленький актеришка! Комедиант в душе, проверяющий свои уловки на женщинах. Позже он станет охотником за юбками, безжалостным донжуаном, порхающим от одной женщины к другой. Эта мысль привела Сару в отчаяние. Она знала заранее, что никогда не будет принадлежать к тем матерям, которые гордятся списком жертв своих сыновей и радуются поражениям женщин, к роду которых принадлежат сами.

Как бы там ни было, но Тимми сам бросился в пасть волка. Фотографии решили все за него. Их изучали с лупой, увеличивали, сравнивали с фотографиями детей из других мест. Наконец вердикт был вынесен: «Это он. Очень хорошенький. Ему только четыре года, а в этом возрасте все быстро забывается. Через два года он и не вспомнит о своей матери. Сможет приспособиться без всяких проблем».

Сара сошла с веранды и направилась к ограде. В конце концов решетка, сплетенная из стальной проволоки, их не защитила. Висячие замки, цепи — все оказалось ни к чему.

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая