Всадники равнин - Брэнд Макс - Страница 25

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая

Обмылок оглянулся, и его шарообразная голова безо всякого труда, как-то очень по-птичьи, повернулась на толстой шее так, что он смотрел почти прямо себе за спину.

— Это ты мне это говоришь? Меня они что, испугались?

Повар благоразумно промолчал, а Обмылок, как ни в чем не бывало продолжал развивать свою мысль:

— А разве на всем свете найдется второй такой, как я?

Повар ничего не ответил.

— Разве найдется такой человек, — продолжал втолковывать Обмылок с навязчивой откровенностью человека, желающего быть понятым, — кто смог бы выстоять против меня хотя бы минуту?

— Нет, — сказал повар. — Только не в рукопашной. Я хорошо помню, что случилось с верзилой Поллаком, когда он объявился здесь специально для того, чтобы набить тебе морду.

Здесь Обмылок позволил себе улыбнуться. Эта гримаса перерезала его лицо ровно пополам, обнажив два ряда огромных, острых зубов.

— Рукопашная — это одно дело, — сказал Обмылок, — но видел ли ты хоть кого-нибудь, кто осмелился бы выйти против меня с оружием в руках — будь то винтовка, револьвер, нож или любое другое оружие, да хоть кузнечная кувалда?

Повар задумчиво нахмурился.

— Значит, с кузнечной кувалдой…, — задумчиво проговорил он. — Нет, Обмылок, лично я не знаю никого, кто бы когда-либо отважился связаться с тобой. Кроме Баттриков.

— Не имеет никакого значения, сколько их может быть — один, двое, трое, четверо, — сказал мулат, — любой ораве всегда недоставало народу, чтобы одолеть меня. И уж, во всяком случае, один на один со мной ещё никому не удавалось справиться. И двое на одного тоже. Так почему же тогда босс не берет меня к себе в охранники? Почему, я тебя спрашиваю?

— Может быть, потому что ты слишком громко храпишь?

— Нет, просто потому что он терпеть не может черномазых. А я ведь черномазый. Ты знаешь об этом?

— Правда? — с деланным удивлением откликнулся повар.

— Да, черт возьми, — страстно подтвердил Обмылок, — я черномазый и очень горжусь этим. Я негр, и хочу, чтобы весь мир знал, кто я такой есть, не взирая на белый цвет моей рожи! — и он ткнул толстым пальцем, указывая на свою желтую кожу.

Повар не улыбнулся. Ведь не стал бы он, в самом деле, смеяться над привидением или тигром, в лапах которого ему, не приведи Господь, ненароком довелось бы оказаться. Он просто кивнул с самым серьезным видом.

— Вот оно, значит, как бывает, Обмылок, — сказал он, — а я сам никогда бы не додумался!

И только когда Обмылок отвернулся, чтобы в очередной раз взглянуть на дверь хижины Баттриков и убедиться, что она все ещё закрыта, лишь тогда повар позволил себе ухмыльнуться и подмигнуть соседу рядом.

Сосед же остался стоять с каменным лицом и даже не обменялся с ним многозначительным, знающим взглядом, находясь практически в поле зрения негра и не отваживаясь идти на такой риск, ибо характер Обмылка был ещё более непредсказуем и взрывоопасен, чем нитроглицерин в закупоренной бутылке, выставленной на мороз.

— Нет, — сказал Обмылок, снова оборачиваясь к повару, — все дело в том, что босс ненавидит черномазых. Но почему? Почему, я тебя спрашиваю? Потому что он сам не достоин их, вот почему! Точно, сэр, так оно и есть! Он их не достоин! Взять, к примеру, хотя бы то, как он ненавидит меня. Я просто-таки сам себе подчас удивляюсь, как это я до сих пор не свернул ему шею!

— С чего ты взял, что он тебя ненавидит?

— Да взять хотя бы то, как он обращается со мной. Для чего я ему нужен? Чтобы выполнять всю самую грязную работу. Правда, платит он мне хорошо. Не буду врать, платит неплохо. Я беру эти деньги и делаю за него всю грязную работу, а он лишь сидит и радуется и, небось, говорит себе: «Ха-ха! Пусть теперь черномазый помучается!»

— А что ты имеешь в виду под «грязной работой»? — поинтересовался повар.

— Если он задумал что-то купить, то ему надо раздобыть это подешевле. И, как ты думаешь, кого он посылает для этого? Если могу, я это покупаю, но если же нельзя купить, приходится красть. Потому что я никогда не посмею вернуться назад с пустыми руками. Иначе здесь поднялся бы такой крик, и никакая сила не смогла бы заткнуть ему рот!

— Слушай, Обмылок, так почему же ты тогда не бросишь его и не уедешь отсюда?

— Потому что я жду своего шанса, и это единственная причина на всем делом свете, которая удерживает меня здесь, можешь не сомневаться!

— Что ж, дело твое, Обмылок. Мне понятны твои чувства по отношению к нему, но только что же удерживает тебя от того, что осуществить задуманное? Ведь ты же находишься рядом с ним большую часть времени!

Мулат бросил сердитый взгляд через плечо.

— Тогда скажи мне, отчего же это никто другой не пытается прибить эту гадину — а ведь, полагаю, и здесь, в поселке, полно таких, кто с удовольствием вышибли бы из него душу, чтобы он упал и уже никогда больше не поднялся, а?

— Конечно, — не задумываясь, согласился повар. — И я один из них, будь он проклят!

— Так что же тебе мешает? Что удерживало тебя на протяжение всего этого времени?

— Баттрики, — признался повар.

— Вот и меня тоже! — сказал Обмылок, нервно потирая руки. — Но теперь, похоже, старая скотина совсем выжила из ума, если пытается избавиться от Баттриков. Зачем? Ради того, что бы быть растерзанным нами? Это ты можешь мне объяснить?

Повар покачал головой.

— Этого не знает никто из нас, — сказал он. — И все-таки странно это все как-то… Тебе так не кажется, а, Обмылок?

— Странно? — переспросил Обмылок. — Сынок, Баттрики выйдут на улицу и сожрут этого придурка с потрохами, вот увидишь!

— Ой ли? — усомнился повар. — Тогда может быть ты объяснишь и вот это?! Если сможешь!

Дверь хижины Баттриков распахнулась, и на пороге возник верзила Левша, но вот только, похоже, на сей раз воевать он ни с кем не собирался. Через плечо у него был перекинут огромный мешок, а в другой руке он держал суму из жесткой холстины с завернутой в неё винтовкой.

Он вышел на веранду.

— Ну что? — сказал повар.

— Это трюк! — выдохнул мулат. — Левша просто выманивает несчастного придурка из дома, после чего Дэн налетит на него и… Бог ты мой! О, нет!

Вслед за Левшой в дверях появился и второй из братьев, Дэн, точно так же и Левша сгибавшийся под тяжестью своей ноши, состоявшей из мешка с пожитками.

Мулат мучительно застонал, не в силах вынести само зрелище низвержения двуликого божества с воздвигнутого ему пьедестала.

— Неужели это было лишь везение, обыкновенное везение, — спросил Обмылок, с трудом приходя в себя, — что эти два пса смогли оба раза уделать меня?

Его вопрос так и остался без ответа по той причине, что изо всех любопытствующих зевак, ставших свидетелями этой сцены, он один в тот момент сохранил дар речи.

Все видели, как Баттрики поволокли свою ношу в сторону конюшни, а потом снова появились в поле зрения верхом на своих лучших лошадях, ведя запасных в поводу. К всеобщему изумлению могучие и бесстрашные братья не поехали по главной дороге, проходившей мимо дома босса. Вместо этого они решили объехать вокруг хижин со стороны рудника, и только таким образом выбравшись из поселка, начали спускаться в долину.

— Что бы это значило? — со вздохом спросил мулат. — Может быть мы все, парни, разом ослепли или сошли с ума? Точно говорю вам, это самый настоящий гипноз. Этот калека загипнотизировал обоих братьев. Хотя может быть кто-нибудь из вас может предложить лучшее объяснение только что увиденному?

Таких умников среди зрителей явно не было. Все лишь с недоумением переглядывались между собой и качали головами.

— Постой-ка, — тихо прошептал повар. — Вон он снова идет. Ты только глянь на него, какой верзила! Выглядит довольно круто несмотря на то, что калека!

Обмылок покачал головой. Одних доводов о кажущемся физическом превосходстве было недостаточно, чтобы более или менее объяснить чудо, только что произошедшее у него на глазах. Он рассчитывал на нечто большее.

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая