Возмутитель спокойствия - Брэнд Макс - Страница 3
- Предыдущая
- 3/45
- Следующая
Я хорошо помню тот день, когда мы в конце концов переправили пресс через самый труднодоступный перевал, милю за милей протащив его через скалы и тесные ущелья. Мы подкладывали камни под колеса, стараясь удержать махину на склоне, не давая ей сорваться вниз и раздавить в лепешку впряженных в неё мустангов. Мы подпирали бревнами сзади, чтобы дурацкая штуковина, упаси Бог, не дала бы задний ход и не скатилась бы обратно в низину. Тот день запомнился мне всякими мелкими подробностями; например, тем, что тогда же меня лягнул брыкучий пегий конь, точный удар задних копыт которого достиг моей задницы прежде, чем я успел отскочить на безопасное расстояние; но главным образом, потому, что тем вечером в нашем лагере объявился новый человек, который уселся ужинать вместе со всеми.
Это был Даг Уотерс, больше известный под прозвищем «Бурливый», на что были свои и довольно веские причины. Главным образом потому, что время от времени он становился зачинщиком разного рода заварушек, шуму и ущерба от которых было не меньше, чем от реки в половодье. Это был высокий и с виду безобидный человек с большим, острым кадыком, с лица которого не сходила смущенная улыбка. Он тихонько сидел в уголке и всем своим видом словно умолял присутствующих не обращать на него внимания.
Но уж босс-то его заметил, можете не сомневаться.
Ньюболд всегда самым пристальным образом разглядывал всякого чужака, решившего отобедать на дармовщинку в нашем лагере. Как я уже сказал, так плохо, как у нас, не кормили больше нигде, хотя, видит Бог, мы, погонщики, народ неизбалованный и по части еды совершенно непритязательный. Ньюболд же придирчиво следил за каждым куском хлеба из прокисшего теста, подобно тому, как ювелир не спускает глаз с бесценного алмаза.
Иметь за столом такого сотрапезника — удовольствие довольно слабенькое.
Ньюболд прошествовал туда, где сидел Уотерс и спросил без обиняков, кто он такой и чем занимается. Узнав же, что перед ним сам Бурливый, босс аж поперхнулся от неожиданности, после чего велел Уотерсу немедленно проваливать ко всем чертям. Еще он сказал, что никогда в жизни не прогнал с порога своего дома ни одного порядочного человека, но ради того, чтобы спустить шкуру с негодяя и подлеца, он готов отправиться пешком за тридевять земель и ещё вдобавок переплыть реку.
Наш босс был личностью известной, уж можете не сомневаться, но и Уотерс, если уж на то пошло, был тоже не лыком шит; как только мы услышали его имя и увидели, как спокойно и уверенно он держится, то сразу же поняли, что это поистине опасный противник. И это самый верный признак. У хвастунов и выскочек патронов в магазине всегда оказывается гораздо меньше, чем слов, которые они с бездумно разбрасываются. Немногословные же парни, которые как может показаться со стороны, подолгу раздумывают над каждой фразой, на поверку и оказываются теми, кто при случае может устроить погром в салуне и потом перестрелять целый отряд из подручных шерифа, отважившихся пуститься за ними в погоню.
Итак, судя по внешности и ходившим по округе слухам, Бурливый был явно из их числа; однако хвататься за пистолет и наставлять его на Ньюболда он не стал. Но ещё никогда в жизни я не видел, чтобы кто-нибудь другой глядел на нашего босса с такой неприкрытой ненавистью.
Наконец он проговорил:
— Ньюболд, я очень неважно себя чувствую. Еду я издалека, путь неблизкий, и за два дня у меня во рту не было ни крошки. И еще. Не подумай, я не побираюсь, не прошу у тебя милостыни. Этого ты не дождешься никогда. Просто позволь мне немного посидеть за твоим столом. У меня нет денег, чтобы заплатить за еду, но могу отдать тебе уздечку со своего коня. Сам я запросто обойдусь и без нее, с одним лишь недоуздком.
Все мы выжидающе уставились на босса. На мой взгляд, любой нормальный человек не устоял бы перед подобной прямотой и пошел бы Бурливому навстречу. Но Ньюболд, по-видимому, был целиком отлит из закаленной стали, типа той, что идет на боеголовки для бронебойных снарядов.
— Да пошел ты к черту вместе со своей уздечкой, — объявил он. — Выметайся из моего лагеря, покуда я не разозлился и не вышвырнул тебя отсюда! Ты вор и бродяга, а я тварей типа тебя на дух не переношу. Если ты и болен, то радуйся тому, что я не сделал тебе ещё больнее. Что б ты свалился по дороге, и стервятники принялись бы за тебя прежде, чем ты успеешь сдохнуть. Так что, давай, проваливай, пока я не набил тебе морду!
В голове у меня промелькнула мысль, что теперь-то уж перестрелки точно не избежать, и что закончится все очень быстро. Боссу же было как будто все равно. Возможно, он предпочел бы выяснять отношения при помощи кулаков, однако, если уж на то пошло, с одинаковым успехом он также умел управляться с ножами, пистолетами или даже кольями. Во всяком случае вид у него был довольно грозный, и свет от скачущих по поленьям огненных языков пламени придавал его стройной, подтянутой фигуре ещё больше внушительности.
Но Даг Уотерс лишь смерил его задумчивым взглядом, каким обычно провожают летящую по небу на недосягаемом расстоянии дичь, после чего удивил нас ещё больше, сказав:
— Тебе незачем марать об меня руки. Я и сам уеду.
С этими словами он встал из-за стола и отправился восвояси, и что самое удивительное, ни у кого из нас, как выяснилось из последующего разговора, даже в мыслях не было обвинять Уотерса в трусости. Все мы сошлись во мнении, что он, должно быть, что-то задумал. Пит Брэмбл сказал, будто бы он видел, что Уотерс едва не упал, вставляя ногу в стремя. И все мы согласились, что, скорее всего, он действительно был не вполне здоров, припоминая, что и лицо у него было слишком бледное, как будто совсем обескровленное.
После того, как босс отправился спать, Пит Брэмбл обвел суровым взглядом нашу притихшую компанию и мрачно сказал:
— Теперь жди неприятностей. Это уж слишком. Ведь человек болен, а он… — Тут он замолчал и принялся сосредоточенно раскуривать трубку.
Повар стоял тут же, рукава его рубашки были высоко закатаны, и на его перепачканных в жире красных руках отражались огненные блики.
— Болен? — подхватил он. — Ладно бы только больной, так ведь ещё и голодный! Куда ж это годится?! Прогнал человека, как бездомного пса!
Наверное, это был самый никудышный повар на всем белом свете, но я был готов броситься ему на шею и расцеловать за такие слова. Он выразил общее мнение, и в последующие два или три дня никто даже не ругался на него за то, что кофе невкусный, а фасоль подгорела.
На следующий день мы доставили пресс для сена на первую из делянок и подготовили машину к работе. Подобный агрегат трудно описать словами, занятие это неблагодарное, так что я предпочел бы этого не делать. Во-первых, чем меньше я вспоминаю о нем, тем лучше себя чувствую. А во-вторых, я так никогда и не понял принципа его работы и ничуть об этом не жалею.
Могу лишь сказать, что эта штуковина предназначалась для того, чтобы много сена занимало поменьше места, и представляла собой длинный ящик с расположенной внутри него трамбовкой, ходившей вверх-вниз на четырех длинных железках. Агрегат приводился в действие при помощи четырех привязанных к перекладине взмыленных мустангов, беспрерывно ходивших по кругу. Первые полкруга уходили на то, чтобы привести тяжелую чушку в верхнее положение; а затем пресс опускался вниз, утрамбовывая сено. И так без остановки, круг за кругом, до полной готовности тюка, когда погонщик выкрикивал: «Вынимай!» и опускал заслонку, удерживавшую трамбовку, пока тюк перевязывался проволокой.
Первое, что нам предстояло сделать, так это выпустить на покос целую эскадру из четырех так называемых «джексоновских» механических грабель. Специально для тех, кто никогда ничего подобного в глаза не видел и понятия не имеет, что это такое, поясню. Это такая штука со множеством заостренных и обитых железом деревянных шипов, торчащих спереди. За этой большой гребенкой воздвигнута деревянная решетка, позади которой впрягаются две лошади, и уже за всем этим, в самом конце располагается сиденье возницы, поставленное на колесо.
- Предыдущая
- 3/45
- Следующая
