Вне закона - Брэнд Макс - Страница 22

• Предыдущая
• 22/55
• Следующая

После того как присяжные огласили свой вердикт, судья произнес речь. Надо сказать, что он с радостью вступил в должность судьи не только в силу своего желания наказывать тех, кто крал у фермеров скот, но и потому, что обожал произносить речи. Его выступление длилось полчаса. В нем он подробно описал жизнь обвиненного, привел многочисленные факты из биографии Ларри, основанные лишь на слухах, и в заключение зачитал приговор — десять лет тяжелых работ в колонии строгого режима. При этом вновь выразил сожаление, что Линмауса нельзя приговорить к двадцати годам или даже к смертной казни через повешение!

Пламенная речь Бора произвела на присутствующих огромное впечатление, зал взорвался громкими продолжительными аплодисментами. В конце концов восторженная толпа подхватила судью, на руках вынесла его из зала суда и понесла по улице. На площади ему предстояло повторить ту же речь, но уже с дополнениями и в более ярких красках для тех, кто не смог втиснуться в зал заседаний.

На основании решения суда шериф вновь препроводил осужденного в тюрьму. На площади гремел голос судьи Бора, и многие, возбужденные его речью горожане, стали глазами искать Линмауса. Но он к тому времени уже находился за решеткой!

Тогда неистовая толпа опять собралась у здания тюрьмы и, громко выкрикивая ругательства в адрес бандита, вновь попыталась взять ее штурмом. Но шериф был предельно спокоен. Попыхивая цигаркой, он разговаривал с Ларри.

— Ну это не самое страшное из того, что могло произойти, — комментируя решение суда, утешил он заключенного. — Десять лет исправительных работ пойдут тебе только на пользу. За эти годы ты наконец-то поймешь; что закон сильнее тебя. Выйдешь на свободу в тридцать четыре, а это для мужчины самый возраст начать оседлую жизнь, заняться честным трудом! У тебя будет шанс стать полезным для общества, настоящим гражданином своей страны.

— Послушай-ка, Цыпленок, — прервал его Ларри, — тюрьма-то здесь огромная.

— Да? Ну и что из этого?

— Выбери себе какой-нибудь уголок и поболтай в нем сам с собой. Не хочешь? -

Фыркнув, шериф поднялся с табуретки, а из соседней камеры, в которой сидел один из бродяг, раздался громкий хохот.

— Хороший совет, — огрызнулся Энтони. — Только от таких советов даже трава не растет. Ну что ж, я еще раз убедился, что горбатого могила исправит!

Сказав это, шериф наконец-то ушел, а Линмаус, оставшись один, погрузился в мрачные мысли. Да, подумалось ему, и Дэниельсы на поверку оказались такими, как и остальные жители Крукт-Хорна. Другими словами, как только дело дошло до того, чтобы ему реально помочь, они спасовали!

Затем он улегся на жесткую тюремную койку и, собрав в комок всю свою волю, заставил себя уснуть.

Тем же вечером, когда лучи заходящего солнца позолотили стены тюрьмы, к Линмаусу пришел еще один посетитель. Надзиратель, приведший его, с ухмылкой бросил заключенному:

— Тебе предоставился случай обратиться к Всевышнему!

За его спиной Ларри увидел брата Хуана. -

— Привет! — воскликнул он и с иронией произнес: — Сейчас мне, как никогда, нужен добрый совет и я надеюсь от вас его получить!

— Тебе нужен совет? — серьезным голосом спросил священнослужитель.

— Очень, — кивнул Ларри.

— Мне это кажется странным, — заметил францисканец.

— Что же тут странного?

— Я еще не встречал человека, который бы нуждался в советах.

Надзиратель рассмеялся.

— Брат Хуан, наш заключенный — человек особый, — объяснил он. — Таких, как Линмаус, до самого Нового Орлеана не сыщешь.

— Подождите, — обратился Ларри к монаху. — Если людям не нужны советы, то в чем тогда они нуждаются?

— Им нужно обрести надежду, — ответил брат Хуан.

— Надежду, да? Вещь совсем недорогая, сказал бы я, — констатировал осужденный.

— Да. Это то, что не имеет цены, но тем не менее ею можно излечить любое зло.

— А что же ею можно вылечить? — удивился Ларри. — Сердечные болезни, например?

— Ну, все люди смертны, — вздохнул монах, — но с надеждой в сердце и умирать легче.

— А как насчет сломанной ноги, брат Хуан? Надежда ее сможет вылечить?

— Друг мой, для прикованного к постели больного самое страшное — это время, а с надеждой оно летит как птица.

— Ну что ж, тогда всели в меня надежду, что десять лет моего заключения пролетят как один день, — попросил Линмаус.

— Это не в моих силах, — опять вздохнул францисканец.

— Неужели душа моя так черства?

— Тверда как кремень, — возразил монах.

— Откуда ты это знаешь?

— Вижу по твоим глазам, сеньор Линмаус. В них горит пламя, которое мешает мне проникнуть к тебе в душу.

— Тогда я открою их пошире, брат Хуан. Вложи в меня через них ту надежду, о которой ты говоришь. Только неужели ты не понимаешь, что надежда — это те же шоры, которые надевают на лошадей?

— Что ж, в твоих словах есть доля правды, — признал священнослужитель. — Нельзя жить только одной надеждой. В противном случае фермер вместо того, чтобы работать в поле, засядет в доме и сложит руки. Вы же, сеньор, как только окажетесь на свободе, тут же подадитесь в горы.

— Нет, я так не думаю, — отозвался Ларри. — Теперь я ни за что не уеду далеко от Крукт-Хорна.

— Ты так полюбил этот городок?

— Нет, у меня здесь есть кое-какие интересы. Например, хотелось бы выяснить, все ли тут такие, как эта толпа.

— На это и я мог бы ответить, — сказал монах.

— Можешь?

— Да, — с уверенностью подтвердил брат Хуан. — Все люди одинаковы.

— И не важно, где они родились, какое получили воспитание?

— Да. Потому что выросли они в одной среде.

— Только одни — во дворцах, а другие — в лачугах, — усмехнулся Линмаус.

— Все мы одинаково рожденные и, проклиная день сегодняшний, живем с надеждой на день завтрашний. Страдаем от зла и ненависти, но рано или поздно все равно окажемся на смертном одре. Этой судьбы не миновать ни королям, ни нищим.

— В том, что ты встречался с нищими, я нисколько не сомневаюсь. Но удавалось ли тебе общаться с королями?

— Да, с тремя, — тихо промолвил францисканец.

Линмаус чуть было не поперхнулся:

— Под «королями» ты имеешь в виду голод, зависть и преступность, брат Хуан?

— Совсем нет. Настоящих королей. Коронованных особ.

— И ты с ними разговаривал?

— Да, со всеми тремя.

— И нашел, что они такие же люди, как остальные?

— С небольшой разницей. Они отличались от остальных смертных разве что внешне.

— Нет, вы только его послушайте! — не удержавшись, воскликнул стоявший рядом надзиратель. — Он встречался с королями! И не с одним, а с тремя!

Монах обернулся и сурово посмотрел на охранника:

— Я не солгал, друг мой.

— Я вовсе не это имел в виду, брат Хуан, — попытался оправдаться надзиратель. — Конечно, вы не солгали, но только ваши слова звучат как-то неправдоподобно. Вы — в поношенной пыльной рясе, или как там она у вас называется, и вдруг — рядом с королем. Такого даже представить невозможно.

— Одежда первого короля, которого я встретил, была еще более запыленной, чем моя, — бодро сообщил францисканец мягким голосом.

— Наверное, дверь в его тронный зал долго держали открытой? — с усмешкой предположил надзиратель.

— Троном ему служила спина верблюда, а вместо скипетра в руке был ятаган, — уточнил монах. — Этот король чуть было не снес мне голову. У меня на шее и шрам остался.

— Ну да ладно! — произнес охранник. — Если вам есть о чем поговорить с Линмаусом, то давайте побыстрее. Мне пора ужинать. Да и заключенным тоже.

— Вы, сеньор, так же хорошо читаете на испанском, как и говорите на нем? — спросил монах заключенного.

— Да, — подтвердил Ларри.

— Тогда я оставлю вам небольшую книгу. Из нее вы узнаете, как набраться терпения. Она заронит в ваше сердце надежду.

Монах достал из кармана книгу и протянул ее надзирателю.

• Предыдущая
• 22/55
• Следующая