Игрок - Брэнд Макс - Страница 32
- Предыдущая
- 32/47
- Следующая
— Нет, нет!
— Как же иначе можно это назвать?
— Дайте мне возможность объяснить…
— Вам, должно быть, было неприятно лететь вверх тормашками вниз по лестнице?
— Нет, не это. Мне не было неприятно. Клянусь вам, не было!
— Что же в таком случае привело вас сюда?
— Я бедный человек, Коркоран.
— Если не считать того, что вы крадете у честных людей, которые вас жалеют, как, например, эта глупенькая учительница, а?
— Я вел скверную, грешную жизнь, — скулил Дорн.
— А теперь, конечно, раскаиваетесь.
— О да, мистер Коркоран. Раскаяться никогда не поздно. Я действительно раскаиваюсь. К тому же меня соблазнили.
— И вы, разумеется, надеялись заполучить мои деньги.
— Совсем нет. В мои намерения не входило отнять у вас деньги.
— Ах да, конечно не деньги! Всего-навсего мою жизнь.
— Они меня соблазнили.
— Прекратите! — приказал Коркоран, увидев, что лицо Дорна складывается в жалобную гримасу, а на глазах выступают слезы. — Если вы собираетесь плакать, я отправлю вас к шерифу. Вы знаете, что в таком случае с вами будет?
— Тюрьма… обвинительный приговор и тюрьма, — бормотал Дорн, ломая руки. — Я не выдержу и года за решеткой. Моя чувствительная душа…
— Речь идет не о тюрьме, так что вам незачем волноваться. Люди, живущие в этих краях, не верят, что тюремное заключение, даже длительное, может исправить человека, который врывается среди ночи в дом, для того чтобы совершить убийство. Они вас вздернут на ближайшем дереве. Говорю вам чистую правду.
— А те, что меня послали, им ничего не будет?
— Вот к этому я и клоню, — говорил Коркоран, стараясь, насколько это возможно, скрыть свое презрение. — Думаю, если вы сообщите об этих людях, вас могут полностью оправдать. Скажите мне, Дорн, кто этот человек, который был настолько глуп, что доверил вам это дело?
— Это Ренкин, — с трудом выдавил из себя Габлиэль Дорн.
— Этот толстяк Тед Ренкин? — задумчиво проговорил Коркоран, присаживаясь на край кровати. — Толстяк Тед Ренкин! Неужели он дошел до этого? Нанимает убийц, чтобы не платить долгов? Где он вас отыскал?
— На улице, после того как я вышел из отеля. Он остановился и долго на меня смотрел. А потом спросил, собираюсь ли я примириться с тем, что со мной только что произошло, когда вы… вы…
— Спустил вас с лестницы? — безжалостно подсказал Коркоран.
— Именно это. Я объяснил ему, что был… что был очень перед вами виноват, что у вас были известные основания для того, чтобы…
— Иными словами, Дорн, вы ему сказали, что готовы перерезать мне горло за то, что я с вами сделал!
Дорн только моргал. Но то, что сказал Коркоран, было, по-видимому, так близко к истине, что художник продолжал так, словно слова Коркорана были сказаны им самим:
— Ренкин сказал, что может сообщить мне еще одну вескую причину, чтобы от вас избавиться. Он повел меня к себе, и мы устроились у него в кабинете, чтобы поговорить. Он говорил очень решительно. Сказал, что вы… что мы с ним должны объединить усилия, чтобы избавиться от вас. Я возразил, что это… что это не такое простое дело. Но он сказал, что ничего трудного в этом нет, нужно только присутствие духа, потому что вы так самонадеянны, что не принимаете никаких мер предосторожности. Сказал, что если забраться к вам в комнату, после того как будет погашен свет, то будет достаточно просто…
— Продолжайте, Дорн: пристрелить меня во сне.
— Если говорить кратко, то именно так. Но я возражал, что опасность все равно существует, — страшная опасность, ведь вы такой отличный стрелок, а я человек мирный, мне никогда не приходилось участвовать в подобных делах.
— Вы, по-видимому, хорошо себя знаете, Дорн.
— Он сказал, что предоставит мне основания этому научиться. Начал с того, что предложил мне двести долларов.
— Так мало? Черт возьми, а я-то думал, что моя голова стоит значительно дороже!
— Неужели вы думаете, что я стал бы пачкаться за такую сумму?
— Отлично! И вы стали с ним торговаться?
— Натурально, сказал ему, что я не дурак. Сказал, что не подумаю ничего делать за такие гроши, тем более что он сам купается в деньгах. Он предложил мне триста, но я ответил, что для него эти деньги — ничто, но он пожаловался, что только что понес большие потери. В конце концов мы порешили на пятистах долларах.
— На такой большой сумме?
— К нему деньги текут рекой, — говорил Дорн с тайной завистью. — Он даже заплатил мне сотню долларов вперед. Меня ведь не проведешь, я бы ни за что не взялся за дело без аванса.
— Ну, хорошо. Значит, Ренкин купил вас за пятьсот долларов. Пока все ясно. Вы должны были проникнуть в мою комнату через окно, выстрелить мне в голову, в то время когда я спал, а затем снова выскользнуть из комнаты через окно.
— В общем и целом именно так.
— Вы можете изложить все это в письменном виде? — спросил Коркоран.
— В письменном виде? — задыхаясь, едва выговорил Дорн.
— Конечно. Вы ведь, чего доброго, можете и раздумать. Некоторые факты могут со временем выветриться из вашей памяти. Поэтому будет гораздо спокойнее изложить все это на бумаге, черным по белому, вы сами это понимаете.
— Боже мой! — пробормотал Дорн. — Но ведь меня тогда просто повесят! Вы не можете этого от меня требовать, мистер Коркоран!
— И тем не менее я должен получить письменное подтверждение, мистер Дорн.
— Вы хотите сказать, что заставите меня писать насильно?
— Именно так, милый друг. Если понадобится, я намерен применить силу. Самую грубую силу, если понадобится, мистер Дорн!
С этими словами он взял в руки свою гибкую тросточку и выразительно взмахнул ею несколько раз с громким свистом. Дорн в панике откинулся к стене и, в то же самое время услышав в коридоре тихие шаги, вдруг пронзительно закричал, призывая на помощь.
Этот крик так удивил Коркорана, что он замер, не в силах пошевелиться. Но, увидев, что Дорн бросился к двери, он прыгнул за ним и схватил негодяя за ворот. В тот же момент дверь распахнулась, и в комнату вбежали люди с грозным шерифом во главе.
— Шериф Нолан! — завизжал Габриэль Дорн.
— А ну-ка замолчи, что ты орешь как ненормальный? — приказал шериф без излишних эмоций. — Замолчи и сиди спокойно, болван! Когда так орут, у меня в голове мысли не ворочаются. А ну садись и расскажи нам тихо и спокойно, что здесь приключилось. Провалиться мне на этом месте, я уж думал, что кому-то горло перерезали.
— Коркоран… — заикаясь, выговорил Дорн и какое-то время не мог больше выдавить из себя ни слова, а только цеплялся за руку шерифа.
— Черт побери! — возмутился последний. — Неужели ты не можешь хоть на минуту вспомнить, что ты мужчина?
— Встаньте между ним и мной, — умолял его Дорн.
— Ты же видишь, он и не собирается тебя трогать, глупый ты человек! Он стоит спокойно и ничего не делает.
— Если он вытащит револьвер…
— Он не собирается вытаскивать револьвер, — успокаивал его шериф.
— Если я умру, — вопил Дорн, — в моей смерти будете виноваты только вы!
— Вот и ладно, — согласился шериф. — На том и порешим.
Он обернулся к остальным:
— Садитесь, ребята, и располагайтесь как дома. А дверь прикройте. Здесь так шумно, что я не слышу собственных мыслей.
Дверь была закрыта перед лицом не менее двух десятков любопытных, которые слышали крик и последовавшую за этим возню. В комнате остались только шериф и человек десять постояльцев отеля, которые выскочили из постелей и примчались, не успев даже надеть сапог. Оружие они, однако, прихватили и были готовы к бою, не зная только, кого следует защищать: Габриэля Дорна или Коркорана.
Габриэля тем временем невозможно было оторвать от шерифа. Он жался к Майку Нолану, словно только возле него можно было обрести спасение, и робко оглядывал грубые лица мужчин, которые еще минуту назад сладко спали, а теперь стояли вокруг него — волосы растрепаны, глаза суровые, брови грозно сдвинуты. Нет ничего более устрашающего, чем человек, которого только что разбудили.
- Предыдущая
- 32/47
- Следующая
