Дорогой мести - Брэнд Макс - Страница 23
- Предыдущая
- 23/52
- Следующая
— Неужели индейцы позволят такому паразиту жить среди них? — удивился мальчик.
— Ну, индейцам безразлично, кто к ним приходит и остается жить. Кроме того, пауни уважают этого негодяя. Они называют его Длинной Стрелой. Роста у него для этого достаточно, сам видел. Он пользуется у них большим уважением, потому что советует вождям, когда выходить на тропу войны. Может разработать такой хитроумный план, что ты ахнешь. Планы кражи лошадей — его конек. Но у него есть и другие очень неплохие идеи. Однажды он был с Красной Гривой и подал вождю идею, как заманить в ловушку пятьдесят сиу, да так ловко, что ни один индеец из племени сиу не избежал их когтей.
Нет, пауни его особенно ценят. Он у них еще и лекарь. Они выгнали его, потому что он большой лжец и мошенник, но скорей всего будут рады, если он вернется. Так что в скором времени Гарри окажется в прерии. Могу поспорить на все свои деньги, что он пустится в путь, не откладывая на завтра, и встретится с теми тремя, а они отведут его на родные пастбища. Вопрос только в том, имею ли я право допустить, чтобы ты пустился в это бессмысленное предприятие. Предположим, я не стану сомневаться в своей правоте. Но чего хорошего в том, если ты будешь знать, что твой друг вор Гарри поселился среди индейцев племени пауни, где тысяча воинов горит желанием получить твой скальп, стоит ему только глазом моргнуть? Какая тебе от этого польза?
— Не знаю, — согласился Джонни. — Только я чувствую, что мне необходимо попасть туда. Если мне удастся подобраться к нему поближе, возможно, у меня появится идея, как поймать его на крючок, словно рыбу. Я еще не знаю как, но знаю одно: нам нужно отправляться за ним, и как можно скорее, это единственный шанс для меня вернуться домой. Пока у меня есть надежда, я должен попытаться сделать все, что в моих силах!
Охотник согласно кивнул и хмуро посмотрел на мальчика.
— Сколько писем ты отослал отцу? — вдруг поинтересовался он.
— Ни одного.
— Что?!
— Ни одного. Я не буду писать ему о моей неудаче.
— Что же он тогда думает?
— Он думает, что я — вор и что я сбежал с тем, что для него очень много значит.
— Знаешь что, — жестко произнес охотник, — иди-ка ты сейчас в нашу комнату, возьми ручку, бумагу и напиши ему хорошее большое письмо. Даю тебе на это пару часов. Мне нужно это время, чтобы достать билеты на пароход вверх по Миссури до Либерти.
И мальчик отправился писать письмо. По мере того как с его пера мучительно слетали слова, он вспоминал свой старый дом, где его тетушка устроила пансион, задний двор, кусты и деревья на пустыре, тетю Мэгги и отца.
Но вот что странно: с такого дальнего расстояния ему казалось, что все те места, события и люди как-то выцвели и сжались, стали расплывчатыми, маленькими и нереальными, включая и саму тетушку Мэгги. Единственное, что было реально, — это лицо отца. Это лицо с серо-зелеными глазами и насмешливой улыбкой в его памяти не померкло.
Слова все быстрее рождались из-под пера Джонни Таннера.
Он написал все, что с ним произошло, все, что он делал и чувствовал. Мальчик не старался вызвать сочувствия, только пытался объяснить свое долгое отсутствие, рассказать, как преследует вора.
«Иногда я чувствую, — писал он, — словно это перст судьбы, который указывает мне путь все дальше и дальше на запад, пока эта жизнь не засосет меня с головой. Я чувствую себя так же, как кролик, когда на него смотрит удав: он знает, что его ждет, но все-таки не в силах ничего изменить. Вот и я отправляюсь дальше и не вернусь, пока не получу того, что потерял. Я не осмеливаюсь даже думать о том моменте, когда верну украденное. Полагаю, просто лопну от радости, коснувшись рукоятки того револьвера.
Я уже писал о Хэнке Рейни. Но не сказал, что он каждый день учит меня, как стрелять из пистолета и из ружья, рассказывает об индейцах из племени шайенов и пауни. Я пишу длинные списки слов и пытаюсь их запомнить. Очень трудно сделать так, чтобы они застряли в голове окончательно и бесповоротно, потому что их произношение отличается от всего, что я до этого слышал. Однако Хэнк говорит, что я делаю успехи. Конечно, когда мы попадем в прерии, мне пригодится знание нескольких слов на языке индейцев.
Мы задумали попасть к шайенам, потому что Хэнк знает этот народ и любит его, а они знают и любят Хэнка. Как только мы попадем к ним, то сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное из лап пауни, если только Гарри-вор действительно направился в это племя.
Что бы ни случилось, я больше не буду писать, пока в моих руках не окажется то, что было украдено».
Он написал еще несколько слов, поскольку чувствовал, когда их писал, накал почти священного удовольствия и решительности. Он пойдет до самого конца, как бы горек тот ни был. Если свершится чудо и он добьется своего, то чувствует, что будет счастлив всю оставшуюся жизнь.
Не успел Джонни заклеить конверт, как вернулся Рейни. Он был энергичен и деловит. Ему удалось раздобыть билеты на пароход, идущий вверх по Миссури. И хотя в это время года течение на реке было бурным и стремительным за счет тающих снегов, пополняющих воды реки с севера и запада, они будут подниматься вверх, противостоя силе потока с хорошей скоростью.
— И какая же эта «хорошая скорость»? — поинтересовался мальчик.
— Сорок — пятьдесят миль в день. По ночам придется приставать к берегу.
— Сорок — пятьдесят миль! — воскликнул Джонни. — С такой скоростью мы могли бы передвигаться и пешком!
— Ага, — согласился охотник, — вот только преодолевая эти сорок — пятьдесят миль на пароходе, ты останешься таким же свежим и полным сил, как в тот самый день, когда решишь пуститься в этот путь на своих двоих.
После полудня они уже были на пароходе, который с трудом преодолевал противостоящий ему поток воды, поднимаясь вверх по Миссури.
Если Огайо была красивой от начала и до конца, то эта река мальчика разочаровала. Однако и внушила благоговение.
Желтые, коричневые или красные от ила, пустынные и могущественные, не прирученные человеком берега наглядно демонстрировали, какой силы и ярости может достичь течение реки. В местах, где оно было более спокойным и ровным, скорость его не превышала четырех миль в час, но рядом с песчаными отмелями и банками иногда достигало скорости восьми — десяти миль в час.
Вот какая была Миссури!
А что касается дикости ее берегов, то это были бескрайние равнины. Однажды они обогнули остров длиной в восемь миль и шириной в милю, весь поросший лесом, но то тут, то там были места, расчищенные под посадку сельскохозяйственных культур. Такой остров мог бы быть в море, кто же мог ожидать обнаружить его посреди Миссури?
Погода была необузданной и переменчивой, под стать реке.
Уже пять дней пути отделяло их от Сент-Луиса, когда ночь после знойного дня, вместо того чтобы принести прохладу, оказалась еще жарче. Люди не могли спать. На пароходе была женщина с ребенком, направляющаяся в Форт-Ливенворт, и все, кто прогуливались по верхней палубе в ту ночь, слышали исступленные крики малыша. Мужчины ничего не говорили, только скрежетали зубами. А юный Джонни Таннер чувствовал непрекращающуюся нервную дрожь в теле и звон в голове.
Настала полночь. А два часа спустя все разбрелись по каютам, забрались на койки под одеяла, накрылись поверх теплыми шубами и дополнительными пледами, но все равно не могли согреться и дрожали от холода под грудой теплых вещей!
Двух часов хватило для того, чтобы переменился ветер и вызвал резкое снижение температуры. Казалось, даже сам воздух совершенно изменился. Днем в нем висел тяжелый влажный туман, дышалось с трудом. Кашель и болезненные свистящие вздохи мужчины с какой-то болезнью легких вызывали у пассажиров испуг и раздражение. Теперь же воздух был чистым, холодным и колким, словно отточенное лезвие ножа. От одного вздоха перехватывало горло, нервы у всех были на пределе.
«Как могут люди выдерживать такие пугающие перемены? — удивлялся Джонни Таннер. — И что можно сделать, чтобы приспособить такую переменчивую природу к человеку?»
- Предыдущая
- 23/52
- Следующая
