Сердце рыцаря - Брэдшоу Джиллиан - Страница 4
- Предыдущая
- 4/84
- Следующая
Спустя несколько минут к ней зашел монастырский слуга, который принес поднос, где стояли миска с похлебкой и чашка вина на ужин, а также кувшин с водой для умывания, тазик и чистая тряпица. Все три рыцаря пришли с ним и стояли в дверях, глядя на нее, пока слуга ставил поднос на кровать.
– Вам нужно что-нибудь еще, леди Мари? – вежливо спросил Ален.
– Ваше отсутствие, – холодно ответила Мари.
Ален с обиженным видом поклонился и ушел. Тьер адресовал ей свою жабью улыбку и последовал за ним, а третий рыцарь, Гийомар, закрыл дверь за слугой. Скомканный плат сделал ее неподатливой – настолько неподатливой, что на мгновение Мари затаила дыхание, испугавшись, как бы он не стал проверять, что мешает ее закрыть. Однако он этого не сделал и с трудом закрыл дверь. Сквозь шум удаляющихся шагов Мари услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Вскочив, она бросилась к двери. Задвижка чернела в щели между краем двери и косяком, но невозможно было рассмотреть, осталась ли она во впадине или вошла в паз. Мари не осмелилась проверить это сейчас. Прислонившись лбом к косяку, она молча и горячо помолилась о том, чтобы дверь оказалась открытой. Она представила себе отца в лагере под невообразимо далекой Никеей, горюющего о Роберте.
«Я сохраню твою честь, – мысленно пообещала она ему. – Я не отдам твоих земель врагам. Ты будешь мной гордиться, отец. Наконец-то ты будешь мной гордиться!»
А потом она трижды прочитала «Отче наш», чтобы успокоить отчаянное биение сердца, и повернулась, чтобы умыться перед ужином.
Когда зазвонил колокол к чтению утренних «часов», Мари встала: после трех лет монастырской жизни ноги привычно опустились в заранее приготовленные башмаки еще до того, как она проснулась окончательно. А потом она замерла. Даже в полной темноте она поняла, что находится в незнакомой комнате. Это не ее маленькая келья в монастыре Святого Михаила, это... Воспоминание принесло с собой поток почти нестерпимого возбуждения.
Мари заставила себя сидеть неподвижно, прислушиваясь. Колокол смолк. Во дворе стихло шуршание шагов, и от храма еле слышно донеслись первые слова службы, читаемые слабыми сонными голосами. Мари глубоко вздохнула, поднялась и в кромешной тьме ощупью добралась до двери. Так. Грубый косяк, более гладкие доски. Задвижка. Она провела рукой вниз – по задвижке, по краю двери, по порогу. Ее плат оказался там, где она его оставила. Первый нетерпеливый рывок не освободил ткани, и она заставила себя вынимать ее медленно, слегка подергивая взад-вперед. Наконец дверь пронзительно скрипнула, и плат оказался у нее в руках. Она замерла, скорчившись у порога. Однако по-прежнему единственным доносившимся до нее звуком был далекий шепот монахов, читавших «часы». Она выпрямилась, стиснув в потной руке плат.
– Христос и святой Михаил, помогите мне! – прошептала она.
Тщательно обернув платком дверную задвижку, она с силой потянула ее.
Плат немного приглушил звук, но все равно задвижка снова заскрипела, царапая по косяку. А потом дверь открылась. Секунду Мари, у которой кровь звенела в ушах, стояла, прижав ладонь к двери и прислушиваясь, не раздастся ли звук тревоги. И опять она слышала только молитвы.
Она осторожно вышла в коридор. Из комнаты, в которой спали рыцари, был слышен только храп. Конечно, у них не было привычки вставать на утренние «часы», так что они проспали колокол. Мари постаралась подавить прилив торжества: ей предстоял еще долгий путь. Осторожно закрыв дверь своей комнаты, она поспешно пошла по коридору, на ходу покрывая голову и заправляя волосы под плат.
Двор аббатства был пуст. Ворота оказались закрыты на ночь на засов, но только изнутри, а привратник спал в своем домике. Мари без труда отодвинула засов и вышла.
Луна уже села, и все казалось темным и странным. Дорога различалась только как серая полоса среди бесформенной черноты вокруг. Тишина была настолько глубокой, что от нее закладывало уши, и самые тихие звуки – шуршание одежды, стук подошв, даже собственное дыхание – казались гулкими и оглушительно громкими. Трава у дороги отяжелела от росы. Пройдя несколько шагов, Мари остановилась, снова слыша, как стучит в висках. Впервые ей стало страшно. Она еще никогда не бывала ночью вне дома одна – а в темноте, за полосой возделанной земли, тянувшейся вдоль дороги, лежал лес. Она видела его накануне днем – то как тень на холмах, то как стену вдоль дороги, то как туманную полосу вдали, но он никогда не исчезал полностью. Лес Броселианд – тайна, заполнявшая самое сердце герцогства Бретонского, глубокая, как море. Там жили волки и другие хищные животные. Были там и создания, гораздо более опасные – те, которые со смехом и звоном хрустальных колокольцев убегали в полые холмы или улыбались вам из колодцев, когда вы пытались увидеть свое отражение. Эти демонические создания могли украсть вашу тень и свести с ума.
Мари была бретонкой равнин, где говорили по-французски, алее принадлежал к старинной Бретани, говорившей на более древнем языке. Однако она слышала рассказы. Деревенские жители не трогали некоторые деревья, ежемесячно убирали некоторые родники цветами, ежегодно разводили костры на определенных плоских камнях, оставляли в подарок прекрасному народу хлеб с молоком. Церковь все это осуждала, но крестьяне упорно поступали по-своему, и мало у кого из сельских священников хватало храбрости запретить им делать это. Даже священники могли пострадать, если бы прекрасный народ обиделся.
Мари судорожно сглотнула, перекрестилась и прошептала молитву святому Михаилу. Она вырвалась на свободу и не позволит своему страху перед невидимым сделать ее пленницей. Однако она направилась к Сен-Мишелю по дороге. Накануне днем Мари планировала добираться обратно по лесу, чтобы обмануть преследователей, но войти в лес безлунной ночью было для нее так же невозможно, как отрастить крылья. До рассвета на дороге ей будет безопаснее. А днем она твердо решила идти лесом.
Она шла – и окрестности постепенно, почти незаметно, стали снова обретать свои формы. На востоке черным силуэтом выгнулся холм. Ручей бежал по впадине под тенями, которые превратились в ивы, А потом нарушилась тишина: на какой-то ферме закричал петух – и сердце ее от облегчения пропустило один удар. Всем известно, что при крике петуха все злые создания возвращаются в свои логова. Вскоре неуверенно чирикнули первые птицы. Им откликнулись другие. А потом вдруг весь утренний хор – дрозд и славка, малиновка и жаворонок – во весь голос запели на кустах и прогалинах, и на приливе их песни уплыли остатки страхов Мари. Становилось все светлее, и луга превратились в зеленые ковры, усеянные белыми и желтыми крапинками таволги и лютиков. Кролики при ее приближении бросались к своим норкам, рыжей стрелой через дорогу промчалась лиса. Два лебедя пролетели низко над ее головой, шумно взмахивая крыльями. Когда пугающая тишина ночи ушла, Мари поймала себя на том, что радостно улыбается и идет размашистым упругим шагом. Это была не греза, не фантастическая святость – это была реальность. Она сбежала! Рыцари сочли ее глупой, робкой, легковерной – но это они оказались обманутыми, а она возвращается домой.
Ей следовало сойти с дороги, пока они не прискакали за ней во весь опор. Мари вприпрыжку побежала туда, где проселок уходил вдоль ручья налево. За поле, через канаву, по пастбищу... и перед ней оказался лес – ближе, чем она ожидала. Сейчас, когда солнце встало, он не выглядел зловещим. Деревья были покрыты яркой майской зеленью, которая была пышнее, чем листья ранней весны, но светлее, чем летняя. Утреннее солнце касалось их вершин светом, который был аппетитным и желтым, как свежее масло. Яркие цветы покрывали пространство, открытое и просторное, словно зал, полный солнечных зайчиков. Проселок шел дальше среди деревьев. Страх, который она испытывала в начале пути, теперь казался нелепым: Броселианд был местом прекрасным.
Какое-то время идти было легко, так что у нее была возможность представлять себе, что она сделает, когда вернется в монастырь. Она отправится прямо к леди Констанции. «Леди настоятельница, – скажет она, – эти рыцари, которые приезжали за мной, были вовсе не от герцога Роберта Нормандского. Хоэл Бретонский отправил их, чтобы они меня похитили. Он собрался выдать меня замуж за кого-то из своих вассалов и украсть земли моего отца. Но мне удалось убежать. Я благодарю Бога и святого Михаила, которые избавили меня от измены моему сюзерену. Предательство мне ненавистно, – добавит она многозначительно. – Меня удивляет, леди настоятельница, как это вы не догадались, кто такой этот Ален де Фужер и кому он служит. Ведь вам известны родословные всех рыцарских семейств Бретани».
- Предыдущая
- 4/84
- Следующая
