Король-олень - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 19

• Предыдущая
• 19/70
• Следующая

— Моргейна, Моргейна, бедная моя девочка, — Кевин протянул ко мне руки, изуродованные руки, так часто ласкавшие меня. — Я тоже ее любил — поверь мне! Но она мертва. Вивиана была великой женщиной, она посвятила всю свою жизнь этой стране, неужто ты думаешь, что ее волновало, где будет лежать ее опустевшая оболочка? Неужели ты думаешь, что она стала бы возражать против того, чтобы ее тело положили там, где оно наилучшим образом послужит той цели, которой она добивалась всю жизнь — чтобы королевское правосудие восторжествовало над злом во всех уголках этого края?

Кевин был столь красноречив, а голос его звучал столь красиво и убедительно, что я на миг заколебалась. Вивиана ушла; и ведь действительно, одних лишь христиан волнует, будут они лежать в освященной или неосвященной земле — как будто не вся земля, грудь Матери, священна! Мне хотелось упасть в объятья Кевина и заплакать о единственной матери, которую я знала, о крушении надежды вернуться вместе с ней на Авалон, заплакать обо всем, что я отвергла, и о своей разбитой жизни…

Но следующая фраза Кевина заставила меня в ужасе отшатнуться.

— Вивиана была стара, — сказал он, — и жила на Авалоне, отгороженном от реального мира. Мне же довелось жить рядом с Артуром, в мире, где выигрывались сражения и принимались реальные решения. Моргейна, бесценная моя, послушай. Слишком поздно требовать, чтобы Артур сдержал свою клятву Авалону именно в той форме, в какой он ее давал. Время не стоит на месте; звон церковных колоколов теперь плывет надо всей этой землей, и людей это устраивает. И кто мы такие, чтобы утверждать, что в этом нет воли богов? Любимая моя, хотим мы того или нет, но это христианская страна, и мы, почитая память Вивианы, лишь окажем ей дурную услугу, если дадим всем знать, что она явилась сюда, дабы предъявить королю невыполнимые требования.

— Невыполнимые требования? — Я отдернула руки. — Да как ты смеешь!

— Моргейна, выслушай…

— Я не желаю слушать объяснений предательству! Если бы тебя слышал Талиесин…

— Я говорю лишь то, что слышал от самого Талиесина, — мягко сказал Кевин. — Вивиана не дожила до того, чтобы погубить дело всей своей жизни — она ведь стремилась создать страну, где будет царить мир. И какая разница, христианской будет эта страна или друидской? Воля Богини исполнится, какими бы именами ни величали ее люди. Кто тебе сказал, что это не было волей Богини, — чтобы Вивиана получила этот удар прежде, чем успела снова ввергнуть в смуту землю, на которой наконец-то воцарился мир? Говорю тебе, нельзя снова ввергать страну в раздоры. Если бы Вивиана не погибла от руки Балина, я сам высказался бы против ее требования — и думаю, что Талиесин поступил бы так же.

— Как ты смеешь говорить за Талиесина!

— Талиесин сам назначил меня мерлином Британии, — сказал Кевин, — и тем самым дал мне право действовать от его имени в тех случаях, когда он не может высказаться сам.

— Еще немного, и ты заявишь, что стал христианином! Тебе недостает лишь четок да распятия!

— Моргейна, неужели ты и вправду думаешь, что от этого что-то изменилось бы? — спросил он с такой нежностью, что я едва не разрыдалась.

Я упала на колени перед ним — как год назад — и прижала к груди его изуродованную руку.

— Кевин, я любила тебя. Ради этой любви молю тебя — будь верен Авалону и памяти Вивианы! Пойдем со мной — сегодня, сейчас. Не допусти этого издевательства. Проводи меня на Авалон, чтобы Владычица Озера могла покоиться рядом с остальными жрицами Богини…

Он склонился надо мной, и прикосновение его изломанных рук было нежным до боли.

— Моргейна, я не могу. Бесценная моя, неужто ты не можешь успокоиться, прислушаться к голосу рассудка и понять, что ведет меня?

Я встала, вырвавшись из его непрочных объятий, и вскинула руки, призывая могущество Богини. Я слышала, как мой голос исполнился силой жрицы.

— Кевин! Именем той, что пришла к тебе сюда, именем мужественности, которую она дала тебе, я призываю тебя к повиновению! Ты обязан верностью не Артуру и не Британии, но одной лишь Богине и своим обетам! Покинь же это место! Иди со мной на Авалон и помоги унести ее тело!

В полумраке я видела, что меня окружает сияние Богини. Коленопреклоненный Кевин содрогнулся. Я поняла: еще мгновение, и он подчинится. А потом… я не знаю, что произошло потом; возможно, что-то спуталось у меня в сознании. Нет, я недостойна, я не имею права… Я покинула Авалон, я отвергла его — так по какому же праву я приказываю мерлину Британии? Чары развеялись; Кевин дернулся и неловко поднялся.

— Женщина, ты не можешь мной командовать! Ты, отрекшаяся от Авалона, как ты смеешь приказывать мерлину Британии? Скорее это тебе надлежит стоять передо мною на коленях!

Он с силой оттолкнул меня.

— Оставь свои уговоры!

Он развернулся и захромал прочь; его размытая тень металась по стене. Я смотрела ему вслед. Потрясение было так велико, что я не могла даже плакать.

Четыре дня спустя Вивиану похоронили по церковному обряду, в Гластонбери, на Священном острове. Но я туда не поехала.

Я поклялась, что ноги моей не будет на Острове священников.

Артур искренне горевал по Вивиане; он построил для нее гробницу, и установил памятный знак, и поклялся, что они с Гвенвифар упокоятся рядом с Вивианой, когда придет их час.

Балину же архиепископ Патриций во искупление злодеяния велел совершить паломничество в Рим и в Святую землю. Но прежде, чем тот успел отправиться в изгнание, Балан узнал от Ланселета о случившемся и разыскал Балина. Приемные братья сошлись в бою, и Балин был убит одним ударом; но и Балан был тяжко ранен и пережил брата всего лишь на день. Вивиана была отомщена — так говорилось впоследствии в песнях; но что толку в той мести, если Вивиану оставили лежать в христианской гробнице?

А я… я даже не знала, кого они избрали Владычицей Озера вместо Вивианы — я ведь не могла вернуться на Авалон.

… я была недостойна Ланселета, я была недостойна даже Кевина… я не смогла уговорить его выполнить свой истинный долг перед Авалоном…

… мне следовало тогда пойти к Талиесину и упросить его — пусть даже мне пришлось бы встать перед ним на колени — отвезти меня обратно на Авалон, чтобы я могла искупить свою вину и снова вернуться в обитель Богини…

Но прежде, чем окончилось лето, Талиесин ушел вслед за Вивианой; мне кажется, он так и не осознал, что Вивиана умерла. Даже после похорон он говорил о ней так, словно она вот-вот приедет и увезет его на Авалон. И еще он говорил о моей матери — так, словно она была жива, и жила в Доме дев, и все еще была маленькой девочкой. И в конце лета он мирно скончался и был похоронен в Камелоте, и даже епископ скорбел о нем как о человеке мудром и ученом.

А зимой до нас дошла весть о том, что Мелеагрант объявил себя королем Летней страны. Но весной Артур уехал по делам на юг, а Ланселет отправился проверить, как обстоят дела в королевском замке в Каэрлеоне — вот тогда-то Мелеагрант и прислал посланца под белым флагом. Он просил, чтобы сестра его Гвенвифар приехала и обсудила с ним, что же делать со страной, на которую оба они имели право.

— Я чувствовал бы себя спокойнее, и думаю, что лорд мой король тоже предпочел бы, чтобы Ланселет был здесь и мог сопровождать тебя, — рассудительно произнес сэр Кэй. — На Пятидесятницу этот тип обнажил оружие в этом самом зале, в присутствии короля, и не пожелал дожидаться королевского правосудия. Брат он тебе или не брат, но мне не нравится, что ты собираешься взять с собой лишь одну из своих дам и дворецкого.

— Он мне не брат, — отозвалась Гвенвифар. — Его мать одно время была любовницей моего отца, но отец отослал ее прочь после того, как застал ее с другим мужчиной. Она заявляла, что отец ее ребенка — Леодегранс, и, возможно, сказала то же самое сыну. Но король никогда этого не признавал. Если бы Мелеагрант был человеком достойным, он, возможно, мог бы стать моим наместником — с таким же успехом, как любой другой рыцарь. Но я не позволю ему наживаться на подобной лжи.

• Предыдущая
• 19/70
• Следующая