Князь Тишины - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 17

– Чего?! – Я вытаращила на нее глаза. Погодина расхохоталась до слез.

– Грехопадение Адама и Евы, – усмехнувшись, пояснила Эзергиль. – Сегодня решится вопрос с яблоком. Одно я знаю точно – змея Иван в райском саду не селил…

В этот момент Иван открыл глаза и окинул мастерскую сияющим взглядом.

– Я буду добр и справедлив, – мягко произнес он. – Никаких подстав. Слово «искушение» в моем мире да будет неизвестно. Роль змея выполнит сам творец.

– Это как? – спросила я.

– Сегодня Адам и Ева встретятся со мной возле древа познания. Я сам расскажу им о яблоке и предоставлю свободно выбирать между блаженством неведения и трудным путем прогресса и духовного роста. Надеюсь, они сделают правильный выбор.

– Хм, а какой выбор правильный? – поинтересовалась Эзергиль. – Вот ты сам как бы поступил в такой ситуации?

– Разумеется, съел бы яблоко, – спокойно сказал Иван. – И лично мне было бы приятнее, если бы и они поступили так же. Но если откажутся, это не будет иметь никакого значения. В этом и проявляется моя высшая справедливость. Что бы ни выбрали Адам и Ева, из рая их не изгонят. Если, конечно, они сами не захотят уйти.

– Ты бы по доброй воле ушел из рая? – скептически произнесла Погодина.

– Я бы ушел. Но Адам и Ева могут остаться. А могут уйти и вернуться. Мой мир – не испытательный полигон. Он создан для блага людей…

В окно громко постучали.

– Ага, это за мной! – перебила Ивана Эзергиль. – Катька, скажи Тоне, что у меня семейные обстоятельства и я немножко, часа на полтора, опоздаю.

– Да хоть на два, – отмахнулась Погодина. – Гелька сегодня сдает первый зачет, а это надолго. И главное, напрасная трата времени – все равно не сдаст.

– Почему это не сдам? – возмутилась я.

– Потому что не умеешь ни фига, – холодно ответила Катька. – Тебе еще яблоки творить учиться и учиться, а все туда же лезешь…

– Ну, началось! – демонстративно закатила глаза Эзергиль и побежала в «предбанник» одеваться.

Взвизгнула дверь, в мастерскую ворвался поток холодного воздуха. Я услышала резкий голос Антонины и сбивчивое щебетание Эзергили. Черт, с этими разговорами я совершенно забыла про зачет! В желудке стало как-то неуютно. Мне вдруг подумалось, что подготовилась я довольно небрежно. Мое задание было на первый взгляд несложным и абсолютно нетворческим – как можно точнее воссоздать кусок обычного городского пейзажа. Я справилась с этой скукотой быстро и заодно, чтобы не пропадала творческая энергия, подготовила для Антонины сюрприз.

В мастерскую, высматривая меня, заглянула Антонина.

– Геля, ты уже здесь? – не снимая куртки, позвала она. – Пойдем, нечего время тянуть! Закончим с этим делом побыстрее, попьем чаю с пряниками, и можно будет переходить к более интересным темам.

Похоже, с надеждой подумала я, наставница сегодня настроена довольно благодушно.

Мы прогуливаемся с Антониной туда-сюда по улице Савушкина. Голубое небо в кучевых облаках, с умеренной скоростью летящих на юго-запад. Температура воздуха тринадцать градусов. Увядающая трава на газонах покрыта налетом серой пыли. Из-за кустов акации выглядывает желтая крыша мастерской. Каждые четыре минуты по улице проезжает грузовик. Прохожих нет – это мне еще рано. Над тротуаром кружатся малюсенькие пылевые смерчи…

– Стоп. Смерчи убрать.

– Но почему?!

– Ты хоть раз видела смерч на Савушкина? – Антонина начинает заводиться.

Я отмалчиваюсь, покорно убираю смерчи. Не потому, что наехала Антонина. Просто я подумала и вспомнила, откуда они выплыли. Во всех американских фильмах, если на улице нет прохожих, то показывают крупным планом такие смерчики, вертящие над асфальтом пакеты из-под чипсов и другой мусор. Короче, типичный штамп. Обычно за этим следует разряд молнии и откуда-нибудь с неба или из-под земли под заунывную музыку является горец, Терминатор-2 или Киану Ривз в черном кожаном плаще. Ах, да, сначала налетает ветер…

Порыв ледяного ветра откуда-то со стороны Невы пробрал меня до костей. В облаках глухо прогрохотал гром. Антонина вздрогнула, одарив меня удивленным взглядом. Я очнулась и попыталась взять себя в руки. Итак, улица Савушкина, одиннадцать часов утра. Температура тринадцать градусов. Мимо проезжает надоевший до чертиков грузовик…

Мне скучно. Антонине тоже. Она этого даже не скрывает, ежеминутно поглядывая на свои наручные часы-будильник. Но она упряма и, пока не добьется своего, меня не отпустит.

– Безобразно! Ну вот, началось.

– Что безобразно?

– Все безобразно! Плоско, бесцветно, детализация отсутствует полностью, элементы не стыкуются… На дворе октябрь, а у тебя все деревья стоят зеленые.

– Неправда. Где зеленые?

– Ах, уже желтые. Даже листья полетели. Кстати, что это тут растет – клен?

– Нет, липа. Разве не видите, какие листья?

– То-то и оно – вижу, что красные. Кошмар! Нет, милая, чтобы в твоем мире выжить, никаких нервов не хватит. Переделывай все заново.

– Но я уже шестой раз переделываю!

– Будешь переделывать двадцать шестой. Разворачивайся. Пойдем еще раз до перекрестка и обратно. Больше чувства, напряги память, больше внимания на детали. Реальность соткана из мелочей. Каждый элемент должен воспроизводиться на нескольких уровнях достоверности, соответствующих уровням человеческого восприятия. Если этим пренебрегать, создаваемое тобой пространство никогда не приобретет свойства реальности. А если оно их не приобретет, то какой смысл во всех наших усилиях?

Я скромно промолчала. Честно говоря, первую половину этой замечательной речи я прослушала, а вторую не поняла. Но Антонина не такой человек, чтобы просто так оставить жертву в покое.

– Напомни-ка мне основные свойства реальности!

– Ох… Материальность?

– Это не свойство! Это качество! Позор, обучаясь в моей мастерской, этого не знать. А главных свойств два. В отличие от иллюзии материя интерактивна и за счет этого способна к самостоятельной эволюции. Любой мастер реальности должен уметь задать вектор, чтобы направить эволюцию туда, куда ему необходимо…

Мы продолжали идти по тротуару. Справа начался забор из бетонных блоков, оклеенный объявлениями и разрисованный свастиками. Я шла, опустив голову и разглядывая асфальт – совсем как настоящий. Мне вдруг захотелось что-нибудь хорошенько пнуть. Под забором услужливо возникла пустая жестяная банка. Я сделала неприметный шаг в сторону, отвела назад ногу…

– Стоп. Ну-ка, дай сюда! Антонина схватила банку и торжествующе повертела ей у меня перед носом.

– Вот об этом я и говорю, только у тебя в одно ухо влетает, а в другое…

«А ведь она права», – уныло подумала я. Банка была абсолютно гладкой, словно только что с конвейера. Никаких следов этикетки, чистые алюминиевые бока. Антонина бросила банку на асфальт, сорвала наугад одно из объявлений и прочитала вслух:

– «Je te rends ton l’amour…» Какой еще лямур? Ты о чем думаешь во время зачета? – фыркнула она.

Мне уже надоело оправдываться – все равно словами делу не поможешь. Я упорно смотрела на забор. На сером бетоне, как колдовские черные цветы, распускались свастики. С каждой секундой их становилось все больше, и я не могла остановить их бурный рост. Или не хотела?

Антонина бросила объявление, устало вздохнула.

– Сколько раз ты ходила по Савушкина?

– Да я на ней живу.

– Тогда я вообще не понимаю. Откуда в этом пейзаже такая вселенская тоска? У тебя что-нибудь не в порядке дома?

Я хотела ответить отрицательно, но вместо этого зевнула во весь рот, не успев отвернуться. Антонину этот зевок взбесил окончательно.

– Все! Иди отсюда! Больше ты в моей мастерской не занимаешься. При таком халтурном отношении тебя даже в уборщицы не возьмут, выгонят в первый же день…

– Ну и не надо. Вот поступлю в ПТУ, чашки расписывать. И всю жизнь буду пятном на вашей совести.

– Иди, поступай. Тебе там самое место. А мне здесь халявщики не нужны.

Антонина развернулась и быстрым шагом пошла в сторону мастерской. Ха, не очень-то и страшно. Не очень-то я и расстроилась. Ладно уж, поброжу тут еще, может, чего придумаю. А кстати…