Князь Тишины - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 10

Из-за паучьих лап мне было не видно, что там произошло, но любопытство разобрало меня до такой степени, что я почти не дрогнувшей рукой сняла с головы паука и посадила его на землю.

В паре метров от меня стояла Катька, держа руку на отлете и глядя на нее с испугом и отвращением. На руке, вцепившись когтями и зубами, висел мохнатый бежевый паук и мрачно поглядывал на нас блестящими серебряными глазками.

– Вот гад… подкрался и прыгнул, – пробормотала Погодина. – Ну же, отцепите его от меня.

Эзергиль покачала головой:

– Не иначе как за хозяйку вступился. Ну, готовься, подруга, к неприятным ощущениям в области желудка. Покажи-ка зверя. Надо же, как впиявился! Ванька, надо его снять, что ли.

Иван молча шарахнулся от злобной твари.

– Тогда ты, Гелька.

Вместо ответа я мстительно расхохоталась.

– Ты сама говорила, что они тебя любят, – с укором сказал Иван. – Так докажи.

– Еще чего, – с вызовом сказала я. – Если она такая крутая, так пусть сама и выпутывается из моего собачьего бреда.

Эзергиль вздохнула и с неохотой протянула руку, чтобы взять паука за шкирку. Хищный выродок тут же отпустил Катьку, подпрыгнул, лязгнул зубами и попытался вцепиться ей в ладонь. Она едва успела отскочить. Паук, промахнувшись, шлепнулся на землю. Тут подоспел Иван и поддал паука ногой, как мяч. Паук с писком улетел в заросли грибов.

– Фу! – вздохнул Иван. – Отделались. Господи, пить-то как хочется! В горло как песку насыпали.

– Мне плохо, – умирающим голосом сообщила Погодина, оседая на землю.

– Надо уходить, – озабоченно сказала Эзергиль. – Судя по светящейся паутине, эти твари охотятся по ночам.

Я вцепилась себе в волосы, распихивая ногами пауков. Они обиженно пищали и не расходились. Мысленно я уже дала зарок поставить крест на демиургии, если выберусь из своего домена живой.

– Эзергиль! – воззвала я в отчаянии. – Спасай! Как выходят из домена?

– Ты правильно сказала – через дверь.

– Где же тут дверь?!

Эзергиль засмеялась. Должно быть, мне показалось в полутьме, подумала я. Как можно смеяться, когда рядом умирает от жажды Иван и сама себя переваривает Погодина? Что за душевная черствость?

– Есть такие двери, в которые выходят только один раз. Кстати, их большинство, – сказала Эзергиль. – Следовательно, когда создаешь мир, первое, что надо обеспечить, – удобный и безопасный выход. Эй, Катька, хватит умирать. Паук был не ядовитый.

Распластавшаяся на тропе Катька издала стон и приподнялась.

– Я вам это еще припомню, – пообещала она. – Со мной такие шутки даром не проходят. Блин, как рука-то болит!

– И поделом, – пробормотала я. – Мало тебя покусали.

– Если бы ты в самом деле умудрилась создать домен, мы бы тут все к утру скончались, – насмешливо заявил Иван, помогая Катьке подняться.

Тут до меня дошло. Ух как я разозлилась!

– Вы разыграли меня, паразиты! Лес ненастоящий! Так я и думала – что-то здесь неправильно…

– Лес настоящий, – возразила Эзергиль. – Я сделала эту модельку по твоему описанию. Кое-что, конечно, поменяла. Пауки неядовитые, грибы тоже. Будь ты поопытнее, сразу догадалась бы, в чем дело.

– Это, типа, посвящение в ученики, – добавил Иван. – Чтобы на своей шкуре прочувствовала, что такое демиургия. Было очень прикольно понаблюдать, как ты мечешься…

– Сейчас ты начнешь метаться! – пригрозила я, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.

– Эй, ребята, – окликнула нас Эзергиль. – Отвлекитесь, дело еще не закончено. Геля, ты хочешь узнать, как выходить из домена, или нет? Тогда слушай. Сначала запоминаем место входа – это самое важное. Дверь там, но поскольку она открывается только в одну сторону, ее не видно. Наша задача – сделать ее двухсторонней. Для этого представляем, как дверь выглядит снаружи, как можно подробнее, пока она не станет реальной. А потом выходим.

– Все это хорошо, – кивнула я. – Но я не помню, где мы зашли.

– Я-то помню, – снисходительно сказала Эзергиль. – Разворачиваемся обратно.

Мы шли по тропинке под навесом из светящейся паутины. Далеко в небе виднелись необычные созвездия, в лесу то там, то сям вспыхивали чьи-то глаза. Но я уже не боялась. Волшебный лес расколдовали, он стал безопасным и неинтересным. «Когда буду создавать домен, придумаю что-нибудь другое», – решила я.

За очередным поворотом моим глазам открылось диковинное зрелище: среди темного леса, на невесть откуда появившейся полянке стояла наша художка. В окнах горел свет и мелькали чьи-то тени.

– И что теперь? – спросила я на всякий случай.

– Чего-чего, – удивилась Эзергиль. – Пошли в мастерскую. Заберем сумки, одежду и по домам. А то поздно уже.

Моя первая попытка демиургии, несмотря на всю ее провальность, закончилось в общем благополучно – за одним неприятным исключением. Этим исключением была вполне реалистически прокушенная рука Погодиной. И хотя я в этом была абсолютно неповинна, Катька, как выяснилось впоследствии, затаила злобу именно на меня. И, дождавшись удобного случая, отплатила, как настоящий мастер Чистого Творчества, – аккуратно, изысканно и жестоко.

Так случилось, что вскоре после моего появления на спецкурсе Д отделение иллюзий охватило повальное увлечение лазерболом. О походе во Дворец молодежи, откуда поползла эта зараза, я узнала совершенно случайно. Моя лучшая подруга Маринка, с которой мы дружим с детского сада, как-то раз на перемене следила за очередным парнем своей мечты и нечаянно подслушала разговор компании иллюзионистов, с жаром этот самый поход обсуждавших. Если бы она оставила подслушанное при себе, и мне, и многим другим людям удалось бы избежать массы неприятностей. Но чтобы Маринка что-нибудь не разболтала «по секрету» всем окружающим, такого чуда в природе еще не случалось.

Началось, как водится, с ерунды: несколько парней сходили сыграть в этот самый лазербол во Дворец молодежи. Их вшестером провели в круглое «космическое» помещение, там они разделись до пояса, всем выдали бронежилеты, шлемы и бластеры и запустили в лабиринт. Устройство лабиринта, по словам Маринки, вызывало у иллюзионистов наибольший восторг: закоулки, тупики, темно и мрачно, повсюду дым, подсвеченный мелькающими разноцветными прожекторами, не видно ни фига, и музыка грохочет. На противоположных концах лабиринта находились «базы». Задача – прорваться в базу противника и расстрелять ее. Также засчитывается каждое попадание в шлем или бронежилет. Они там носились как угорелые минут сорок: кто-то кинулся на штурм базы, точно камикадзе, и тут же получил полный лазерный заряд в лоб, кто-то скрылся в засаде да так и просидел там всю игру, кто-то в лабиринте заблудился и долго орал: люди, где вы, убейте меня, пожалуйста!

Казалось бы, сходили и забыли. Но кому-то из иллюзионистов пришла в дурную голову мысль перенести аналог лазербола в коридоры училища. Несколько дней иллюзионисты носились на переменах, сшибая с ног тех, кто не успевал прижаться к стенке, и швырялись огненными шариками, которые с грохотом и сполохами взрывались при соприкосновении с жертвой. Это безобразие продолжалось дня три, пока огненным шаром нечаянно не залепили в самого Николаича. Директор озверел и приказал прикрыть веселье. Иллюзионистам ничего не осталось, как покориться. Больше шарики в училище не взрывались. Но самые внимательные, в том числе и я, заметили, что игра – втихомолку, тайком, в глубоком подполье – продолжается, и не только продолжается, но вроде бы даже эволюционирует.

Происходили, например, такие сцены. Весь поток – человек семьдесят – сидят в глубоком молчании и слушают лекцию, посвященную образу бизона в искусстве раннего мезолита. Вдруг какая-то девчонка, очень серьезная и старательная с виду, поднимает руку и делает легкое метательное движение. В ту же секунду с передних парт доносится удивленный возглас, а потом – страшная брань. Взгляды всех присутствующих обращаются на чертыхающегося парня. На вид он целый и невредимый, но зол так, как будто его холодной водой из-за угла облили. Препод, разумеется, выгоняет его из аудитории. Парень, мрачно обводя глазами ряды, выходит. Из-за двери несется ругань. Развеселившийся народ перешептывается, гадая, в чем дело. Серьезная девочка и ухом не ведет, пишет себе конспект, только улыбается уголком рта.