Разность заразы - Молодых Вадим - Страница 3

Испугавшийся произведённого им самим эффекта министр иностранных дел – настоящий карьерный дипломат, не привыкший к такому способу обсуждения важных дел – мягко и даже неуверенно подал голос, который, несмотря на свою негромкую нерешительность и опаску (а ну как голову оторвут!), прозвучал в общем хоре возмущений кричащим диссонансом, который невозможно было не услышать:

– Мне кажется, господа… товарищи, что не надо горячиться… Это же обычная международная практика: гостей на территории государства приветствует официальное лицо этого государства. От значительности гостей зависит статус встречающего. Инопланетных братьев по разуму вполне оправданно будет встречать глава государства, на территории которого – так сложилось исторически – расположена штаб-квартира главной международной организации. Нет повода для столь жарких эмоций, мне кажется… Чистый протокол.

Пока мининодел это говорил, постепенно стихала патриотическая единоголосица, предназначенная, в первую очередь, для главных ушей. А реплику свою миротворческую министр закончил уже в звенящей тишине в антураже уставленных на него и в стол растерянных взглядов. Как только был сказан последний слог слова «про-то-кол», головы всех присутствующих (и голова мининодела тоже) стали медленно, с осторожностью поворачиваться в сторону главной головы, которая и должна была явить высокопоставленным подчинённым их самостоятельную и единодушную реакцию на неоднозначность дипломатической казуистики.

– А как насчёт телетрансляции исторического всечеловеческого события в прямом эфире? – с тенью недоверчивого подозрения и ехидства спросил президент, заставляя не угадавших продолжения министров уважать и бояться его ещё больше.

Поскольку словесная форма обращения была безличной, то каждый рефлекторно попытался определить направление главного взгляда, дабы выявить ответчика и позлорадствовать в случае его растерянности. Однако главные глаза смотрели вниз – на лежащие перед ним листочки с заготовленными тезисами. Ищущие взгляды невольно сползли по главному лицу с глаз на рот, сжатый в две заранее злые нитки губ. В почти физическое ощущение собственного ничтожества подчинённых ввергало выражение эпохально озабоченного и строгого лица: «Всё сам… Всё – сам! Ну что вы за люди!!!»

Однако отобранный по быстроте реакции и натренированный подковёрными интригами коллективный разум кабинета министров уже отрабатывал мелодраматическую сострадательную роль к представителям агитпропа: в чём ребята виноваты, если первое, что втекает в умы в патриотическом ключе из внешнеполитических обстоятельств – это игнорирование оскорбительной новости и отсутствие реакции на неё. Ерунда – мелочь, дескать…

А тут вона как! Трансляция… Прямой эфир… Поди угадай, какие такие мысли главный мозг ворочает!

И глаза заседателей стали ритмично, как у зрителей пинг-понга: шарик налево – шарик направо, перепрыгивать с одного на другого руководителей двух государственных телеканалов.

Шарик… Да что там – мяч даже!.. в нужную секунду оказался под рукой директора второго канала, который восторженным отбоем сразу же закрутил его в сторону президента:

– Никаких проблем! Мы хоть сейчас готовы осуществлять транс… ре-трансляцию сигнала с синхронным комментарием. Мы же уверены, что кабинет министров потом отдельным своим постановлением покроет наши расходы, связанные с оплатой получения сигнала через спутник…

Директор второго канала оптимистично – с пионерским задором! – улыбался и вертел головой, выражавшей счастье от предусмотрительности и расторопности заключённого в ней мозга.

Поднялся со стула и руководитель первого канала и стал энергично даже не кивать, а почти трясти головой, утверждая, что, дескать, «И мы тоже хотим! Мы тоже готовы! Только денег дайте».

Но президент хоть и расслабил-приоткрыл рот, однако напряг-сузил глаза:

– А почему о ре-трансляции идёт речь? Мы что, не можем собственную съёмочную группу аккредитовать?!

Задорное рвение теленачальственных лиц угасло на глазах. Очевидно, заранее аккредитацию они не предвидели. А должны бы! Это их обязанность – предвидеть события, предугадывать новости. И даже подавать их с опережением самих новостей. В будущем времени, а не в прошлом и настоящем, как это принято в отсталых в информационном плане странах.

– Вот всегда у вас так, – с привычным показательным разочарованием вздохнул президент. – Привыкли, понима-ашь, на всём готовом… На халяву! Кто-то другой должен продумать, спланировать за вас, сделать всё… А вы только: «Денег дайте!» Нет бы сами! Нет у вас репортёрской жилки… Чутья нет… Профессионализма – ноль!

Вставшую в полный рост тишину отодвигаемым стулом испугал министр пропаганды – единственный, к чьему, отличному от своего, мнению прислушивался президент, понимая, что в вопросах создания нужного образа – мифа, легенды – и формирования нужного общественного мнения – а это главный вопрос, ибо вопрос власти! – тот понимает больше. Однако возражения всегда допускались только при общении тет-а-тет… И теперь вдруг публично? Все в интересе настроили уши на приём мельчайших деталей.

– Аккредитацию, безусловно, надо потребовать, – по общему единому обыкновению живо согласился минпроп… Но только чтобы сразу возразить: – Однако если и откажут под надуманным предлогом опоздания с заявкой – не беда. Картинка у всех съёмочных групп будет примерно одинаковая. Всё дело – в словах! А закадровый текст мы дадим свой.

Президент улыбнулся, не в силах скрыть удовлетворение. Заулыбались и все остальные. Но тут же напряглись под ставшим демонстративно серьёзным главным взглядом:

– Но заявку на аккредитацию подать немедленно! Пусть знают, что мы держим руку на пульсе.

Министры и все прочие приглашённые согласно – ещё бы?! Такая проницательность! – закивали…

Профессор не кивал. Он просто стоял с поднятой головой и брезгливо смотрел в один из верхних углов зала. «Господи, о величии они говорят… А у самих плесень в углу завелась… Кабинет министров называется… Постыдились бы! Хотя… Это даже символично! Боже, да она расти начинает прямо на глазах! Это ж надо так всё – даже себя! – запустить… Заплесневеть!»

Расшифровав полученную из космоса информацию (кто получил? как расшифровал? – Top secret!) о том, что Америка выбрана местом встречи с инопланетным разумом, торжествовали штатники недолго. Они, подобно токующим глухарям, громко поупивались собственной исключительностью, распаляя самих себя и раздражая весь остальной мир, но быстро опомнились под влиянием своего циничного профессионализма и озаботились: «Где конкретно встречать-то?» Иначе говоря: «Куда гостей принимать?»

Мыс Канаверал во Флориде, хоть и возникал в любом сознании в ассоциации с космосом, но сразу же отметался как прямо противоположный по смыслу: туда не садились – оттуда взлетали… Да и не в космос, в общем-то, если смотреть на вещи глазами (или что у них там для этого есть?) пришельцев… При мысленной оценке флоридского космодрома, забитого топливными бочками, и инопланетян, прибывающих чёрт знает откуда явно не на керосиновой тяге, у любого человека (даже американца!) невольно на лице рождалась пренебрежительная по отношению к самому себе, самоуничижительная гримаса по типу: «Да так… Болтаемся уже полвека вокруг своего шарика… Ну слетали на Луну-соседку… И что толку?»

Это были те же восторженно подобострастные предвкушения, какими наполняется душа дикаря, уверенного в скорой встрече с намоленным божеством с тотема.

Сразу после отвергнутого космодрома представлялась столица – Вашингтон. Конгресс, Белый дом… Лужайка у Белого дома… Хватит её для посадки-то? Вряд ли…

Тогда и заполнявший следом всё сознание своим масштабом Нью-Йорк приходилось отвергать как неприспособленный, несмотря на большой аэропорт им. Кеннеди и место расположения ООН.

Ну и куда тогда? Привычно, как когда-то Шаттл, на авиабазу? Провокативно… Опасно! Как они, инопланетяне, расценят то, что их к воякам загоняют? В лучшем случае могут подумать о недоверии… И это при их-то развитости и гуманизме! А в худшем? Даже подумать страшно – шарахнут чем-нибудь от обиды, что у них там в арсенале есть… Мало не покажется!