Кошки-мышки - Паттерсон Джеймс - Страница 25

• Предыдущая
• 25/75
• Следующая

Дверь в спальню оказалась чуть приоткрытой. Медленно и осторожно, дюйм за дюймом, Сонеджи распахнул ее полностью.

До его ушей донеслось похрапывание мужчины. Часы на тумбочке показывали 3:23. Гэри показалось, что он потерял чувство времени. Как будто оно пошло вспять.

Гэри встал и выпрямился в полный рост. Наконец-то он выбрался из ненавистного подвала и теперь ощущал невероятный прилив гнева. Его переполняла ярость, которую он считал справедливой.

Сонеджи со всей злостью бросился на лежащее в кровати тело. Обеими руками он сжимал обрезок стальной трубы. Взмахнув им, словно топором, Гэри изо всей силы обрушил его на спящего.

– Приятно познакомиться, детектив Голдман, – прошипел убийца.

Работа не кончится никогда. Она постоянно ждет, когда я брошусь вслед за ней, пытаясь догнать. Она требует при этом от меня всех моих способностей и возможностей, а потом и еще чего-то большего.

На следующий день я уже снова находился на пути в Нью-Йорк. Для этого ФБР выделило мне вертолет. Кайл Крейг, конечно, хороший друг, но, помогая мне, он при этом отслеживал и собственные интересы. Я знал это, да и сам Крейг был в курсе того, что я прекрасно понимаю его уловки. Кайл все еще надеялся, что постепенно и незаметно я окажусь втянутым в расследование дела мистера Смита и наконец-то познакомлюсь с Томасом Пирсом. Я дал себе слово, что этого не произойдет. По крайней мере, не сейчас, а возможно, что и никогда вообще. Сначала мне следовало разобраться с Гэри Сонеджи.

Я прибыл на площадку для вертолетов Нью-Йорка, находящуюся в восточной части города в районе 20-х улиц, в половине девятого утра. Некоторые люди называют это место «Аэропорт для Чертолетов». Черный «Белл Джет», принадлежащий ФБР уж слишком низко и нагло летел над Рузвельт-драйв и Восточной рекой, а затем молниеносно приземлился с такой гордостью, будто весь город принадлежал ему. Конечно, это было лишь еще одной демонстрацией надменности и самомнения фэбээровцев. Нью-Йорк не может принадлежать никому. Разве только Гэри Сонеджи.

Меня встречал детектив Гроуз. Мы сразу сели в его «меркьюри» без опознавательных полицейских знаков на кузове и помчались по Рузвельт-драйв в направлении к Мэйджор-Диган. Едва мы въехали в Бронкс, как мне на ум пришли забавные строчки из стихотворения Оджена Нэша: «В Бронксе живем мы на диво – фиг услышишь ты спасибо». Сейчас любой юмор морально поддерживал мой дух.

В голове до сих пор продолжалось противное гудение пропеллеров вертолета, которое тут же вызывало в памяти омерзительное жужжание мух в собачьей конуре в Уилмингтоне. Серьезные события сменяли друг друга со слишком уж большой скоростью. Гэри Сонеджи решил вывести нас из состояния равновесия, и пока что это ему удавалось. Ему нравилась та нервотрепка и хаос, которые он привык создавать вокруг своей персоны.

Сонеджи плевал вам в лицо, создавал напряжение, а потом ему оставалось только ждать, когда вы допустите роковую ошибку. Мне нельзя было ошибаться, чтобы не случилось того же, что уже произошло с Маннингом Голдманом.

Последнее место преступления находилось в Ривердейле. По дороге детектив Гроуз беспрестанно болтал. Его трескотня напомнила мне одну мудрую строчку из песни, которой я всегда стараюсь следовать: «Никогда не упускай шанса вовремя заткнуться».

По логике, следуя объяснениям Гроуза, район Ривердейл должен являться частью Манхэттена, но на самом деле выходило так, что он включен в Бронкс. Но это еще не все. На территории Ривердейла находится Манхэттенский колледж, небольшое частное учебное заведение, которое уже не может относиться ни к Манхэттену, ни к Бронксу. Между прочим, как с гордостью сообщил мне Гроуз, сам мэр Нью-Йорка, Руди Джулиани в свое время посещал именно Манхэттенский колледж.

Я молча воспринимал всю эту бесполезную для меня информацию, когда вдруг осознал, что Гроуз, наконец-то выдохся. Посмотрев на него, я вдруг почувствовал, что рядом со мной находится совсем другой человек, не тот, с которым я виделся на Пенн Стейшн, когда он еще был напарником Маннинга Голдмана.

– С вами точно все в порядке? – поинтересовался я. К счастью, мне никогда не приходилось терять напарника, хотя один раз я был близок к этому. В Северной Каролине Сэмпсон получил удар ножом в спину. Тогда мы расследовали одно дело. Была похищена моя племянница Наоми. Несколько раз мне приходилось беседовать с детективами, у которых погибали напарники, и они говорили, что это очень трудно пережить.

– Да мне, в общем-то, Маннинг не нравился, – признался Гроуза. – Хотя я и уважал его, как детектива. А впрочем, ни один человек не заслуживает такой ужасной смерти.

– Это вы верно подметили, ни один, – согласился я. «Однако никто из нас не может сказать про себя, что находится в полной безопасности, – подумал я. – Ни богатые, ни, разумеется, бедные, ни даже мы сами, полицейские». И жизнь постоянно доказывала правоту этой мысли. Наверное, именно в этом и заключалась самая страшная правда нашего времени.

Наконец, мы свернули с шумного Диган-экспрессвея и попали на еще более шумный и забитый транспортом Бродвей. Детектив Гроуз этим утром выглядел ошеломленным, словно до сих пор находился в шоке. Мое состояние было ничем не лучше, но я старался не показывать этого.

Гэри Сонеджи еще раз доказал нам, как это для него просто – проникнуть в дом к полицейскому.

Дом Маннинга Голдмана находился в северной части Ривердейла, в районе Филдстона. Местность здесь оказалась на удивление привлекательной. Для Бронкса, я имею в виду. Множество полицейских машин и целое стадо фургончиков, принадлежащих телевизионным компаниям, уже были припаркованы на всех близлежащих улочках. Сверху болтался вертолет студии «Фокс-ТВ», с которого журналисты пытались что-то разглядеть сквозь густую листву деревьев и разросшегося кустарника.

Коттедж Маннинга оказался куда скромнее соседних особняков, соперничавших друг с другом по красоте архитектуры. Тем не менее, это был приятный домик. Разумеется, обычные копы не живут в таких районах, хотя самого Маннинга трудно было назвать обычным.

– Отец Голдмана был известным врачом в Мамаронеке, – продолжал трещать Гроуз. – Когда он умер, у Маннинга появилось некоторое состояние. Его вообще-то считали паршивой овцой в семье. А как же! Ведь он посмел стать полицейским, а это уже мятеж. Кстати, оба его брата – дантисты. Они практикуют во Флориде.

У меня возникли неприятные ощущения относительно места преступления, хотя до него надо было проехать еще пару кварталов. Уж слишком много и полицейских, и машин прочих служб понаставили вокруг. Лишняя помощь всегда мешает.

– Мэр уже побывал здесь утром, – доложил Гроуз. – Ужасный трус, хотя парень хороший. Убийство полицейского в Нью-Йорке – настоящее ЧП. Все газеты и телепередачи будут еще долго пережевывать смерть Маннинга.

– Тем более, что убийство произошло в его собственном доме, – подчеркнул я.

Наконец, в квартале от дома Голдмана, Гроуз нашел место для парковки. Выйдя из машины, я сразу же обратил внимание на то, что вокруг не было слышно пения птиц. Очевидно, почуяв смерть, они предпочли скрыться.

Пока я добирался до места преступления, меня радовало одно-единственное обстоятельство: моя анонимность в Нью-Йорке. В Вашингтоне многие газетчики знали меня в лицо, и считали, что если я появляюсь на месте преступления, значит, это не просто убийство, а очень серьезное, жестокое, и мотивы его весьма запутаны.

Ни на меня, ни на детектива Гроуза никто не обращал внимания, и мы, беспрепятственно миновав толпу зевак и корреспондентов, прошли к коттеджу. Гроуз представил меня местному начальству, после чего мне было разрешено осмотреть спальню Голдмана, где и совершилось кровавое преступление. Правда, по реакции полицейских я понял, что всем им прекрасно известно, кто я такой и по какому поводу прибыл в их город. Пару раз до меня донеслось имя «Сонеджи». Худые вести распространяются куда быстрее добрых!

• Предыдущая
• 25/75
• Следующая