Из праха восставшие - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 14
- Предыдущая
- 14/30
- Следующая
— До Кале, а затем в Лондон, мадам. Если будет на то Божья воля, — сказал метрдотель и поспешил дальше.
Минерва Холлидей решительно потеряла всякий аппетит, ее внимание постоянно возвращалось к бледному, как выбеленный временем скелет, человеку по ту сторону прохода.
Его лицо казалось сделанным из того же материала, что и столовое серебро в руках официанта. Ножи, вилки и ложки ложились на стол с холодным, мелодичным позвякиванием. Человек завороженно вслушивался в эти звуки, словно в голос своей внутренней, потаенной сущности, благовест, доносящийся из неких высших сфер. Его руки покоились на коленях, словно испуганные осиротевшие зверьки; когда поезд въезжал на поворот, его тело безвольно клонилось то в одну, то в другую сторону.
Очередной поворот оказался круче предыдущих, столовые принадлежности покатились по столикам, сталкиваясь и звеня.
— Я не верю! — хихикнула какая-то женщина, сидевшая в дальнем конце вагона.
В ответ на что ее спутник расхохотался и воскликнул:
— Как и я!
Этот незначительный эпизод воздействовал на жутковатого пассажира самым драматическим образом, дружный смех в чем-то там усомнившейся парочки поразил его, как удар грома.
Его тело обмякло, глаза остекленели; Минерве Холлидей на мгновение почудилось, что она видит облачко холодного пара, вылетевшего из жалко приоткрывшегося рта.
Потрясенная, она перегнулась через столик, вытянула вперед руку и прошептала:
— А я — верю!
Реакция была мгновенной.
Объект ее наблюдений воспрянул, в его глазах снова появился блеск, мертвенно-бледные щеки порозовели. Затем он повернулся и удивленно взглянул на женщину, чьи слова принесли ему столь чудесное исцеление.
Старая, с большой теплой грудью, сиделка залилась густой краской, торопливо встала и ушла.
Пятью минутами позднее мисс Минерва Холлидей услышала, как кто-то идет по коридору, стучит во все двери подряд и что-то негромко спрашивает. Затем в проеме приоткрытой двери ее купе появилось озабоченное лицо метрдотеля.
— Извините, пожалуйста, но вы случайно не…
— Нет, — поняла она, — я не врач. Однако у меня есть диплом сестры милосердия. Это что, тот пожилой господин из вагона-ресторана?
— Да, да! Ради Бога, мадам, идите за мной!
Жуткого пассажира как раз заносили в купе. Подойдя к распахнутой настежь двери, мисс Минерва Холлидей опасливо заглянула внутрь.
Оживший было человек лежал лицом вверх, с закрытыми глазами. Его рот напоминал бескровную рану, а голова, словно какой-то отдельный неодушевленный предмет, при каждом толчке поезда болталась из стороны в сторону.
Боже мой, подумала мисс Минерва Холлидей, да он же умер.
Но вслух она сказала совсем другое:
— Я позову вас, если потребуется.
Метрдотель облегченно удалился.
Мисс Минерва Холлидей прикрыла дверь купе и вернулась к мертвому человеку, чтобы его обследовать. В том, что он мертв, не было сомнений, но все же…
В конце концов она решилась потрогать запястье и тут же отдернула пальцы, их словно обожгло сухим льдом. Тогда она вздохнула, нагнулась и прошептала в бледное, без единой кровинки лицо:
— Слушайте меня очень внимательно. Хорошо?
И услышала — вроде бы услышала — в ответ нечто напоминавшее одиночный удар сердца, прогоняющего по жилам не живую кровь, но холодную как лед воду.
— Трудно сказать, как это пришло мне в голову, — продолжила она, — но я точно знаю, кто вы такой и какая у вас болезнь…
Опять поворот, голова пассажира легко, как на веревочном жгутике, перекатилась налево.
— Я скажу вам, от чего вы умираете, — прошептала мисс Минерва Холлидей. — Вы больны — людьми.
Глаза пассажира распахнулись, как от выстрела в сердце.
— Вас убивают люди, едущие на этом поезде, — сказала она. — Это они ваш недуг.
За сомкнутой раной его рта шевельнулось нечто вроде дыхания.
— Да…а…а.
— Вы из какой-то центрально-европейской страны, верно? — Пальцы мисс Холлидей сомкнулись на ледяном запястье, пытаясь нащупать хоть какое-то подобие пульса. — Из одной из тех стран, где ночи кажутся бесконечными, а когда завывает ветер, люди слушают. Теперь же все изменилось, и вы захотели бежать оттуда, уехать, только…
Но здесь проходившая по коридору компания молодых, разгоряченных вином туристов взорвалась оглушительными раскатами смеха; мисс Холлидей на мгновение почудилось, что смертельно бледный пассажир побледнел еще больше.
— Откуда… вы… — прошептал он, — это… знаете?
— Я — особая сестра милосердия, с особенным опытом. Давным-давно, мне было тогда шесть лет, я встретила, я видела такого, как вы.
— Видели? — Слово вылетело из его губ невесомо и почти неслышно, как облачко пара.
— Да. В Ирландии, неподалеку от Килешандры. Старый, столетний дом моего дяди был насквозь пронизан дождем и туманом, и были шаги по крыше, и звуки в холле, словно туда вошло ненастье, а однажды ночью в моей комнате появилась эта тень. Она села ко мне на кровать, и от ее холода меня бросило в дрожь. Я это помню, и я знаю, что это не было сном, потому что тень, которая вошла ко мне и села на кровать, и шептала мне, была очень… очень похожа… очень похожа на вас.
Сомкнутые веки старика чуть дрогнули; из самых глубинных, арктических бездн его души вырвалось стенание:
— И кто же тогда… что же тогда… я… такое?
— Вы не больны. Вы не умираете. Вы…
Далеко впереди, в голове Восточного экспресса, зарыдал паровозный гудок.
— …призрак, — закончила мисс Холлидей.
— Да-а-а! — В этом вопле звенела отчаянная потребность в узнавании, в понимании. — Да!
Словно в ответ, на пороге распахнувшейся двери появился священник с серебряным распятием в руке. Совсем молодой, с пунцовыми губами и сияющими очами, он воззрился на распростертую фигуру кошмарного пассажира и звонким голосом вопросил:
— Могу ли я?..
— Соборование? — Левое веко старика отъехало вверх, как крышка серебряного ларца. — От вас?
— Нет. — Распахнутый глаз скосился на медсестру. — От нее.
— Сэр! — вспыхнул юный священник; вцепившись в спасительное распятие, как в вытяжной строп парашюта, он крутанулся на месте и пулей вылетел из купе.
Пожилая сестра милосердия молча смотрела на своего, теперь уже окончательно странного пациента, пока тот не выдохнул с хрипом:
— А чем… чем сумеете помочь мне вы?
— Ну… — смешалась она, — мы непременно что-нибудь придумаем.
Всхлипывая гудком, Восточный экспресс прорывался сквозь ночь, дождь и туман.
— Вы едете до Кале? — спросила мисс Холлидей.
— И дальше до Дувра, Лондона и, может статься, до замка в окрестностях Эдинбурга, места, где я смогу вздохнуть спокойно.
— Это почти невозможно… Нет, нет, подождите! — торопливо вскричала она, увидев как громом пораженное лицо старика. — Невозможно… без меня. Я провожу вас до Кале и на тот берег, до Дувра.
— Но вы же меня совсем не знаете!
— Не знаю, но я думала о вас еще в детстве, задолго до того, как встретила среди ирландских дождей и туманов некое ваше подобие. Девятилетней девочкой я бродила по болотам и топям в поисках баскервильской собаки.
— Да, — сказал кошмарный пассажир. — Вы англичанка, а англичане верят.
— Правильно. Верим лучше американцев, которые всегда в чем-нибудь сомневаются. Французы? Прожженные циники. Англичане лучше всех. Едва ли не каждый лондонский особняк имеет свою «туманную леди», рыдающую на лужайке в предрассветные часы.
В дверь, распахнувшуюся при резком толчке поезда, хлынул из коридора мутный поток бессвязной болтовни, злобных пересудов и бесстыдного, явно кощунственного смеха; оживший было пассажир мгновенно сник, его глаза начали закатываться.
Мисс Холлидей вскочила на ноги и почти с ненавистью захлопнула дверь.
— Так давайте все-таки разберемся, кто вы такой, — сказала она, обратив на легко ранимого компаньона глаза, умудренные сотнями экстренных ночных вызовов.
- Предыдущая
- 14/30
- Следующая
