Виктор Вавич (Книга 2) - Житков Борис Степанович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/63
- Следующая
- Боюсь! - и Тайка схватила отца за руку.
- Да нет уж его, - говорил старик, - нету, нету! Уж через забор, через зады... ушел уж... когда ему тут, - и дрожал голос, от холода, от ветра, что ли.
- Берем Полкана, посмотрим, берем, скорей, ей-богу, - торопила, дергала Тайка. Она дрожала, белая в ночной кофточке.
Во всех дворах заливались собаки. Полкан снова лаял и рвался на цепи.
- Туда, туда рвется, - Тайка махала в темноте рукой.
- Ну и ладно! - кричал ей в ухо Всеволод Иванович.
- Что? - кричала Тайка.
- Да не ори! - дернул ее за плечо Всеволод Иванович, и шубейка слетела с плеч. - Да ну тебя!
Стук раздался в калитку. Тайка больно схватила отца за локоть.
Отец ступил к воротам.
- Это я! Что у вас? Я, Израильсон.
Тайка отдернула задвижку, ее чуть не повалило калиткой. Израильсон держался за шляпу, его внесло ветром.
- Я тоже вышел. Слышу - у вас крик. В чем дело? Все в порядке? Не вижу кто? Закрывайте, какой сквозняк! Израильсон взялся за калитку.
- Да цыц на тебя! - крикнул он собаке. - Вы же простудитесь, идите домой! Идите, - он толкал Тайку в белую спину. - Вы знаете, на Ямской весь народ арестовали. Прямо-таки весь. Это вот погнали. Очень просто.
- Сейчас кто-то, - говорила Тайка, у нее тряслись зубы и дробно выбивались слова, - к нам... в калитку...
- Тсс! - сделал Израильсон. - Тихо, тихо! - и он в темноте неловко закрыл ладонью рот Тае. - Тихо!
- Боится, дура! - сказал Всеволод Иванович.
- Я спать не буду, ей-богу! - Тайка вся дергалась от холода.
- А глупости, если он тут, так я вам его попрошу уйти, - и он зашагал в темноту. Всеволод Иванович видел, как белая Тайкина спина промаячила следом, он нагнулся, стал шарить в грязи упавшую шубку.
- Идите в комнату, - кричал против ветра Израильсон. - Вы схватите, я знаю, чего.
- Я боюсь! - и Тайка бегом нагнала Израильсона. - Боюсь, боюсь, Тайка поймала рукав, тянула вниз, и бились от холода руки.
- Ну, идите в комнаты. - Израильсон остановился. Пальто трепало на ветру.
Тайка прижималась лбом к плечу.
- Боюсь! Боюсь!
- Ну, я вас заведу домой.
- Нет, нет! Боюсь! - и она прижалась к Израилю.
- Это же глупости, честное слово! - кричал Израиль, он прижимал к голове котелок.
- Идем, идем! - толкала Тайка. - Ой, он там, там, - и она махала в темноту белым рукавом.
Израиль шел в угол двора, в темноту, наугад. Он боялся наступить Тайке на ноги, сбивался с шагу в грязи двора.
- Сарай открытый? - спросил Израиль; он наклонился к Тайкиной голове, и ветер путал у него на лице Тайкины волосы. - Да? Так где же двери?
Тайка тряслась и молчала и тянула Израиля куда-то вправо. Пахло хлевом, теплом. И слышно было, как стонали на ветру ворота. Израиль вытянул руку вперед. Тайкины руки тряско цеплялись - вот тут проход, вот нашарил доски.
Сразу не стало ветра.
- Эй, слушайте! Товарищ! - вполголоса сказал Израиль. - Ей-богу! Я не городовой. Городовые ушли! Вы можете уходить себе спокойно! Товарищ!
Тайка совсем прижалась к Израилю. На миг затихла. Ждала. И снова задрожала, слышно было, как лязгали зубы.
- Слушайте, это же черт знает что! - Израиль выдернул руку, он возился в темноте. Тайка понимала - снимал пальто.
- Не надо, не надо, - шептала Тайка, хоть сама не слышала за погодой своих слов.
Израиль натягивал ей на плечи свое пальто.
Тайка молча отстраняла, она искала в темноте, как надеть скорей, скорей прикрыть Израиля.
- Ну что мы будем драться! - сказал громко Израиль. - Так пусть вдвоем. - Он накинул на плечи пальто и взял себе под руку Тайку. Тайка обхватила Израиля за спину, вся втиснулась ему в бок, прижалась головой к груди - перестала дрожать.
- Ну! Товарищ! Так как же будет? - крикнул Израиль в темноту сарая. Так как же будет? Вот барышня боится, аж вся трусится, а вы нас боитесь. Что?
Слышно было, как шершаво терлась о стойло корова.
- А где еще он может быть? - наклонился Израиль к Тае. Тайка со всей силы прижалась к Израилю, она сжимала его рукой и говорила:
- Вот, вот!
- Слушайте, бросьте! - говорил Израиль. - Идем, где еще.
- Не надо, не надо, не надо! - повторяла Тая. - Не уходи! Не надо! Хороший какой!
И вдруг Тая заплакала. Израиль слышал, как всхлипывает, дергается грудь.
- Я ведь... люблю же... тебя! Люблю!.. люблю! - и она дергала Израиля за полы пиджака, рвала как попало.
- Тихо, тихо! - говорил Израиль. Пальто сползало, падало вниз.
- Ай! Что я говорю! - вдруг крикнула Тая, она бросилась прочь, ударилась гулко о доски, зашуршала вдоль стены, и стало тихо в сарае.
Израиль слышал, как зудили железными петлями, скрипели ворота. Он двинулся. Пальто под ногами. Израиль поднял, натянул в рукава.
- А черт знает что! Выходит глупость, - он запахнулся, поднял воротник.
Проход в ворота мутнел синим светом. Израиль досадливо шагнул наружу, и ветер как поджидал - вмиг сбил ударом котелок, и он исчез в провальной темноте двора. Израиль громко выругался по-еврейски. Он зашагал по грязи наугад к воротам. Собака лаяла, дергала цепью. Израиль видел, как открылись светлым квадратом двери, и мутный силуэт старика в дверях.
- Нашли? - кричал Всеволод Иванович через двор.
- Потерял! - крикнул Израиль, подходя. - Шляпу потерял, и черт с ней и со шляпой. Вы, пожалуйста, ничего не думайте, а я вам завтра скажу. Израиль шел мимо собаки - значит к воротам. Он не слышал сквозь ветер, сквозь собачий лай, как Всеволод Иванович топал по ступенькам. Израиль быстро нашарил задвижку, он с силой притянул за собой калитку, спустил щеколду.
- Ей-богу, черт знает что! - говорил Израиль и шагал как попало в темноте по дырявым мосткам.
Было холодно в комнате. Израиль натянул пальто поверх одеяла, дышал во всю мочь, укрывшись с головой.
- А ну его к черту раз! - говорил Израиль. - И два! и три!.. и семь! и сто семь! - Он поджал коленки к подбородку и вдруг почувствовал, что боялся ударить коленкой голову, ее голову, что чувствовалась здесь, где она прижалась, втиралась лбом.
- А, долой, долой! - шептал под одеялом Израиль и почистил, сбил рукой у груди, как стряхивают пыль.
"Плачет теперь там! - думал Израиль. - И не надо, чтоб больше видеть". Израиль крепко закрыл глаза и вытянулся - ногами в холодную простыню, вытянулся, и сейчас же Тайка пристала во всю длину, как вжималась в сарае. Израиль перевернулся на другой бок и свернулся клубком.
Ветер свистел в чердаке над потолком. Как будто держал одну ноту, а другие ходили возле, то выше, то ниже, извивались, оплетали основной тон. Израиль засыпал, и в ровное дыхание входили звуки, и вот поднялись, стали на восьмушку и ринулись все сразу в аккорд, флейта ходит, как молния по тучам, и взнесся и затрепетал звук в выси. Израиль во сне прижал голову к подушке, и вот щека и слезы и ветер, и вот назад покатилось, и темнота снова в глухих басах, и снова, как ветром, дунуло в угли - пробежало арпеджио флейты - мелькнуло, ожгло - и новое пронеслось и взвилось, и держатся в высоте трельки, как жаворонок крылами - стало в небе - и внизу жарким полем гудит оркестр, ходит волнами, а флейта трепещет, дрожит белыми руками и треплет, треплет за пиджак и все ниже, ниже и плачет. И какая голова маленькая и круглая, как шарик, и волосы, как паутина.
И голова прижалась, и оборвалась музыка, и крепче, крепче жал Израиль голову к подушке.
Израиль проснулся. Проснулся вдруг - ветер жал в стекла, все без дождя, злой, обиженный. Стукал в железо на крыше. Белесый свет, казалось, вздрагивал и бился на вещах. Карманные часы стали на половине четвертого, не знали, что делать. Израиль чувствовал на щеке чужую теплоту и гладил себя по небритой скуле. Нашарил карман в пальто, коробочку, две папироски. Теплым рукавом заколыхался дым.
- Ффа! - раздул дым Израиль, левой рукой он прижимал пальто к груди и все крепче, крепче. - А! - вдруг вскочил Израиль. - Надо прямо утром, сейчас туда и найти этот котелок и шабаш! Геник! - сказал Израиль, и ноги уж на холодном полу. - А, глупости. - Израиль мельком глянул на карточку, но родители еще не проснулись. Они сонно глядели в полутьме с портрета оба рядом.
- Предыдущая
- 38/63
- Следующая
