Плохие парни - Бруно Энтони - Страница 54

• Предыдущая
• 54/68
• Следующая

Тоцци взял револьвер – к тому прилипли кусочки сыра. Когда он увидел это, руки у него задрожали.

– Дерьмо какое, – пробормотал Тоцци.

Гиббонс стоял на четвереньках, голова вжата в грудь, дышал он медленно, чтобы хоть несколько смягчить боль, сотрясавшую все его тело. Будучи прикован наручниками к батарее, он не мог предпринять ничего другого. Береги силы, мысленно твердил он себе. Береги силы. Но ради чего? Чтобы выдержать еще один удар резиновой дубинкой? Он скосился на часы. Прошло уже пятьдесят минут, но у него складывалось впечатление, что Кинни только входит во вкус.

И как раз в это мгновение еще один удар – и опять по тому же плечу. Ему казалось, что ключица у него уже наверняка сломана, хотя он не имел ни малейшего представления о том, как должна воспринимать удары сломанная ключица.

Кинни управлялся с черного цвета дубинкой с изяществом истинного балетного танцовщика: медленно поднимаясь на цыпочки перед каждым ударом, замахиваясь и нанося удар Гиббон-су по спине – и при этом уклоняясь от нечаянной отдачи. Кинни никуда не спешил, наносил удары прицельно и то и дело останавливался, чтобы объяснить истязаемому свою методу.

– Никогда не следует спешить с ударами, Берт! – произнес он, останавливаясь, чтобы потщательнее прицелиться; очередной удар пришелся по копчику. – Стремительность ударов влечет за собой частичное обезболивание. Ты впадаешь в определенный ритм, а жертва тоже готовится принимать удары через строго определенные промежутки. Конечно, дубинка делает свое дело и тогда, но это боль без страха, а значит, она не приближает нас к цели. Жертва должна с трепетом ждать, не зная, какое мгновение обрушится на нее очередной удар. Ужас ожидания – вот в чем главная штука, Берт. – Внезапный удар пришелся Гиббонсу по затылку. Пусть он подумает, будто от него наконец-то отстали. Необходимо внушить ему надежду... а потом отнять ее.

Гиббонс ждал, видя, как кровь у него со лба капает на пыльный деревянный настил. Он ждал, внушая себе мысль о том, что это еще не конец, отказываясь отбросить последнюю надежду. И тут, без предупреждения, черная дубинка упала на пол прямо перед ним, дубинка, которую сейчас никто не держал. И до которой он сам вполне мог дотянуться.

Гиббонсу было слышно, как мягко рассмеялся Кинни. Он поглядел на дубинку, испытывая сильное искушение схватить ее. Один хороший удар, и ублюдок будет вырублен. Один хороший удар по лицу. Возможно, удастся выбить ему глаз.

– Ну, давай, Берт, решайся. Бери ее, – прошептал Кинни, издеваясь над ним. – Ты ведь не так уж стар. Ты ведь можешь за себя постоять, верно? Вот и бери ее.

И без размышлений Гиббонс потянулся за дубинкой, злость и ненависть душили его, но, прежде чем его пальцы успели прикоснуться к ней, нога Кинни ударила его по горлу и в грудь, черный тяжелый каблук, на который он поневоле глазел уже целый час, вдавил ему грудину. Гиббонс отшатнулся, ухватился за грудь свободной рукой, боль была такой, словно у него случился инфаркт. Кинни жестко ударил его кулаком в лицо, кровь мгновенно залила всю щеку. Гиббонс завалился на спину, и наручник на запястье правой руки со звоном съехал вниз по батарее.

Гиббонс едва не потерял сознание от боли, но лицо Кинни он тем не менее видел ясно. Ублюдок молотил его башмаком по ребрам, и Гиббонс машинально попытался схватить его за щиколотку и повалить, но оказался слишком слаб и потому слишком медлителен. Кинни бил его ногой не переставая, его злые глаза ярко горели на мертвенно-бледном лице, на губах после каждого нового удара появлялась усмешка. Это была оскаленная и бессмысленно злобная морда добермана – только ее и видел сейчас Гиббонс под градом ударов; вновь и вновь в кратких проблесках сознания возникала перед ним застывшая ледяная маска...

Когда Гиббонс очнулся, на улице было уже темно. Он попробовал взглянуть на часы, но циферблат был разбит. Голова раскалывалась, все тело болело, глаза заплыли. Вот, значит, как это выглядит, когда тебя дважды за один день посылают в нокаут, подумал он.

Он пошевелился на полу, опершись спиной о нижнюю часть батареи. Но едва он попробовал встать, боль сразу же стала невыносимой. Особенно в голове. Он хотел было помассировать виски, но наручники не позволили сделать этого. Он уставился на них в смущении и в недоумении. Он просто забыл о них.

Медленно осилив переход в сидячее положение, он оказался способен дотянуться до грязного подоконника и выглянуть из окна. Перед ним предстала, правда, спиной к нему, статуя Свободы, а на заднем плане был виден Международный торговый центр. Судя по присутствию госпожи Свободы, Гиббонс по-прежнему был в Джерси, в заброшенном магазине где-нибудь на берегу реки в Джерси-Сити или в Байонне. Ему не понравилось то, что противники даже не позаботились скрыть от него, куда его привезли. Это навевало дурные предчувствия, как выразилась бы Лоррейн.

Все его лицо было в запекшейся крови, особенно вокруг левого глаза. Проклятый перстень с печаткой, подумал он.

Он не мог вспомнить, когда конкретно потерял сознание, но, судя по тому, как он себя сейчас чувствовал и как вел себя перед этим Кинни, ублюдок продолжал избивать его, даже когда он уже лишился чувств. Ничего удивительного в том, что его прозвали Гунном. Гиббонс подумал и о том, прошли ли Ландо, Блэни и Новик аналогичную предварительную обработку, перед тем как Кинни отрубил им головы. Его замутило, когда он попытался припомнить отчет судмедэксперта о результате осмотра тел. По крайней мере, он пока не лишился глаз.

– Эй, старина, очухался?

Гиббонс поднял глаза. Кто-то стоял над ним. В руке у стоящего было раскладное металлическое кресло. Машинально Гиббонс закрыл голову.

– Эй, полегче, старина, полегче. Я не собираюсь бить тебя этой штукой. – Человек расставил кресло перед Гиббонсом. – Я тебя сегодня уже разок ухайдакал. С тебя хватит.

Гиббонс прислонился к креслу и, мучаясь от боли, перетащил себя в него. В туманном свете он попробовал разглядеть лицо незнакомца, говорившего с сильным акцентом. Тот был низкого роста, темнолицый, кучерявый, с усиками ниточкой и сверкающими глазами. Обтягивающая его футболка не скрывала хорошо развитую мускулатуру. За пояс, прямо к ширинке, был заткнут автоматический пистолет. Брюки на нем были зеленые, с искрой, и бледно-желтые подтяжки. Модник, мать его так.

– Эй, мужик, какого хрена ты там делаешь?

Гиббонс повернулся на голос, прозвучавший из другого конца длинного продолговатого помещения. Там, за столом, сидели еще двое. У стола стоял торшер с обшарпанным абажуром. Гиббонсу показалось, будто он смотрит в ту сторону из глубины темной пещеры.

– Он очухался, – отозвался спрошенный. – Что с ним теперь делать?

– Ничего.

Коротышка скрестил руки на груди и важно кивнул.

– Припоминаешь меня, старина?

– Откуда?

У Гиббонса возникло непреодолимое желание заставить этого подонка подавиться собственными зубами.

– Так ты меня вообще не видел? И в боковом зеркале, когда вышел из машины?

– О чем ты?

– Я был у тебя в багажнике, старина. После того как ты запарковал машину, я вышел, подкрался к тебе и – бац! – вырубил. Лихо, верно?

– Хочешь получить медаль за доблесть?

– Медаль за что? – Улыбка сошла у него с лица. – Что это ты такое сказал?

Гиббонс промолчал. Он знал, что латиноамериканцев бесит, когда из-за слабого знания языка им начинает казаться, будто над ними смеются.

– Эй, о чем это вы тут воркуете?

Двое других подошли и встали прямо перед креслом, в котором сидел Гиббонс. Один из них был высокого роста, стройный и полный нервной энергии; он пружинил на ступнях, как Джимми Кэгни. Другой был шире в плечах и явно медлительней. Хотя лица у обоих были одного типа – ирландские выпивохи. Длинные костистые головы, запавшие глаза, поросячьи ноздри. Гиббонс подумал, что эти двое, должно быть, братья.

– Ему сдается, будто он парень не промах. – Мускулистый коротышка усмехнулся. – Ну что, Фини? Показать ему, что я тоже не промах?

• Предыдущая
• 54/68
• Следующая