Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 22

Ди Льютес. Не упоминайте ди Льютеса. Не вспоминайте, таким образом, об истории Шалиона на протяжении последних полутора поколений. Так вот.

Кэсерил вернулся к Исте и немного опасливо сел в кресло, покинутое удалившейся за нитками леди. Иста принялась ощипывать розу, но не взволнованно, а аккуратно и неторопливо, выкладывая лепестки круг за кругом в форме скручивающейся спирали, так что они образовывали новую розу у неё на подоле.

— Прошлой ночью меня навестил покойник, — сказала Иста. — Хотя это был всего лишь сон. Вам когда-нибудь снится такое, Кэсерил?

Кэсерил сморгнул и, решив, что признаков какого-либо припадка не заметно, да и непохоже, чтобы рейна была не в своём уме, ответил:

— Иногда мне снятся мать и отец. Такие же, как и при жизни… и мне бывает жаль просыпаться, потому что это означает потерять их снова.

Иста кивнула.

— Этим-то сны-иллюзии и печальны. Но правдивые сны просто жестоки. Их внушают нам боги, Кэсерил.

Кэсерил нахмурился и склонил голову набок.

— Все мои сны растворяются, как дым или туман, стоит столько проснуться.

Иста наклонилась над оставшейся без лепестков розой — теперь она аккуратно отделила покрытые золотистой пыльцой тычинки и выложила их в центре импровизированного цветка на подоле.

— Правдивые сны ложатся свинцом на сердце и теснят грудь. Их тяжесть погружает душу в тоску. Правдивые сны остаются с нами наяву и не дают покоя. От них не избавиться — это так же бесполезно, как и пытаться вернуть слетевшее с языка обещание. Не доверяйте снам, кастиллар. Как и людским обещаниям. — Она подняла лицо. Взгляд её был полон решимости.

Кэсерил смущённо откашлялся.

— Ну, миледи, это было бы по меньшей мере глупо. Но мне приятно время от времени видеть отца. Я ведь не могу встретиться с ним никаким иным способом.

Леди Иста улыбнулась загадочной улыбкой.

— Вы не боитесь покойников? Своих покойников?

— Нет, миледи, не во снах.

— Может, ваши покойники не слишком ужасны?

— По большей части нет, мэм, — согласился он.

Высоко в замке распахнулось окно. Из него выглянула компаньонка рейны, чтобы удостовериться, что с её подопечной всё в порядке. Убедившись, что леди ведёт спокойную беседу, женщина снова скрылась в глубине комнаты.

Кэсерилу хотелось знать, как проводит время рейна. Она, кажется, не вышивает; непохоже, чтобы она много читала или играла на каком-нибудь инструменте; музыкантов она тоже не держала. Кэсерил несколько раз заставал её за молитвой — в течение нескольких недель Иста проводила часы в зале предков или за переносным алтарём, установленным в её комнате. Иногда, довольно редко, компаньонки и ди Феррей сопровождали её в городской храм, когда там бывало безлюдно. В то же время рейна могла неделями не обращаться к богам, словно позабыв об их существовании.

— Вы находите утешение в молитве? — поинтересовался Кэсерил.

Она посмотрела на него и снова тихо улыбнулась.

— Я? Я не нахожу утешения ни в чём. Боги посмеялись надо мной. Моё сердце и душа находятся у них в плену, мои дети — узники судьбы. А судьба в Шалионе сошла с ума.

— Гм… я полагаю, есть более страшные темницы, чем в этом спокойном солнечном замке, миледи.

Брови её поднялись, она выпрямилась.

— О да. Вы бывали когда-нибудь в Зангре, в Кардегоссе?

— Да, в юности. В последнее время не доводилось. Огромная резиденция. Половину того времени, что я пробыл там, я блуждал по коридорам в поисках нужного зала.

— Странно… я тоже там терялась. Знаете, там полно привидений.

— Я бы не удивился, — согласно кивнул Кэсерил. — Это естественно для больших крепостей… ведь сколько народу погибает при строительстве и во время осад. И жители Шалиона умирали в этой крепости, а ещё прежде — рокнарские каменотёсы, первые короли и те, кто был до них и кого уже никто не помнит.

Зангр был обителью множества поколений правителей, благородных мужчин и женщин, скончавшихся в нём кто естественной, а кто и таинственной смертью.

— Зангр старше самого Шалиона. Конечно, в нём… накопилось много всего.

Иста начала медленно выкладывать в ряд шипы со своей розы; выходило нечто похожее на зубья пилы.

— Да, именно накопилось. Очень верное слово. Зангр накапливает зло и бедствия, словно отстойник — так же как его водосточные канавы и желоба накапливают дождевую воду. Вам следует избегать Зангра, Кэсерил.

— У меня нет никакого желания ни служить, ни жить при дворе, миледи.

— А мне когда-то страстно хотелось. Всем сердцем. Знаете, наиболее чудовищные проклятия богов падают на наши головы, как ответ на наши же молитвы. Молитвы — опасное занятие. Думаю, их должно запретить, — и она стала неспешно очищать стебель от тонкой зелёной кожицы, снимая её длинными узкими полосками и оголяя белую сердцевину.

На это Кэсерилу нечего было сказать. Замявшись, он лишь улыбнулся.

Иста провела пальцами по белому прутику.

— Лорду ди Льютесу предрекали, что он утонет на вершине горы. И потому он никогда не боялся плавать, не важно, сколь злы и неистовы были волны — ведь каждый знает, что на вершине гор нет воды, она вся стекает в долины.

Кэсерил в панике сглотнул слюну и беспокойно оглянулся, не идёт ли леди-компаньонка. Но той видно не было. Лорда ди Льютеса, как говорили, пытали водой, под пытками он и умер в темнице Зангра. Глубоко под каменными стенами замка, но в то же время значительно выше уровня Кардегосса. Кэсерил облизнул пересохшие губы и проговорил:

— Знаете, я не слышал об этом, когда он был жив. Я думаю, это пророчество выдумали позже, чтобы история казалась страшнее и загадочнее.

Губы рейны изогнулись в самой странной улыбке, когда-либо виденной Кэсерилом. Она сняла со стебля последнюю остававшуюся на нём зеленоватую нить кожицы, присовокупив её к остальным, уже разложенным на подоле частям розы, и аккуратно прижала всю конструкцию ладонью.

— Бедный Кэсерил! Как вам удалось стать таким мудрым?

От необходимости придумывать достойный и безопасный ответ, который помог бы перевести беседу в другое русло, Кэсерила избавило появление компаньонки. В руках у неё был целый моток цветных шёлковых ниток. Кэсерил вскочил и поклонился рейне.

— Возвращается ваша милая компаньонка…

Он поклонился приблизившейся леди, которая встревоженным шёпотом спросила:

— Она была в здравом рассудке?

— Да, совершенно, в своём роде…

— И ничего о ди Льютесе?

— Ничего… существенного.

Действительно, ничего такого, о чём следовало бы сообщить.

Дама облегчённо вздохнула и, изобразив беззаботную улыбку, прошла к своему креслу. Села и защебетала о том, сколько ей пришлось перерыть шкатулок и ящиков в поисках нужных ниток. Иста смотрела на неё с выражением тоскливой покорности. Кэсерилу пришла в голову мысль, что мать Исель и дочь провинкары не может страдать слабоумием.

Если Иста разговаривала с окружавшими её людьми такими же таинственными фразами, как с ним, то немудрено, что ходили слухи о её безумии, хотя… ему сказанное ею показалось не бессвязным бредом, а шифром, к которому нужно только подобрать ключ. Правда, что-то не совсем нормальное в этом тоже было…

Кэсерил хлопнул ладонью по книге и отправился искать более спокойное местечко в тени.

Лето неспешно продвигалось вперёд ленивым шагом; тело и душа Кэсерила пребывали в блаженной расслабленности. Страдал только бедняга Тейдес, измученный жарой, бездельем и своим наставником. Одним из немногих оставшихся у него развлечений была утренняя охота на кроликов в окрестностях замка. Таковое занятие приветствовали и одобряли все местные садовники. Характер мальчика — решительный, пылкий, неутомимый — совершенно не соответствовал этому времени года. Кэсерилу казалось, что если кто на земле и мог быть воплощением Сына Осени — бога охоты, войны и прохладной погоды, — то это был именно Тейдес.

Кэсерил слегка удивился, когда по дороге в обеденный зал встретил принца с его секретарём-наставником, раскрасневшихся и поглощённых жарким спором.