Полковник Шабер - де Бальзак Оноре - Страница 15

• Предыдущая
• 15/17
• Следующая

— Это из-за вас маменька плачет? — спросил Жюль, бросая на полковника гневный взгляд.

— Жюль, замолчи! — повелительно воскликнула графиня.

Дети стояли неподвижно, молча рассматривая мать и незнакомца с неописуемым любопытством.

— О, пусть меня разлучат с графом, — продолжала графиня, — но пусть мне оставят детей, я согласна на все…

Этот решительный ход увенчался полным успехом, на что графиня и рассчитывала.

— Да, — вскричал полковник, как бы продолжая начатую мысленно фразу, — я должен возвратиться в могилу, я уже думал об этом!

— Смею ли я принять такую жертву? — ответила графиня. — Если мужчина и соглашается умереть, чтобы спасти честь возлюбленной, он отдает свою жизнь всего один-единственный раз, но вы, вы будете отдавать мне вашу жизнь ежедневно, ежечасно! Нет, нет, это невозможно! Если бы речь шла только о вашей жизни, это было бы еще полгоря, но заявить, что вы не полковник Шабер, письменно признать себя самозванцем, пожертвовать своей честью, лгать каждый день, каждую минуту — нет, человеческая любовь не может подняться до такой высоты! Подумайте только! Нет! Не будь у меня этих несчастных детей, я убежала бы с вами на край света.

— Но почему бы мне, — возразил Шабер, — не поселиться возле вас, в этом маленьком домике, в качестве дальнего родственника? Я ни на что не годен, я старая, отслужившая свой век пушка, да и нужно мне всего-навсего немножко табаку и номер газеты «Конститюсионель» по утрам.

Графиня залилась слезами. Между нею и полковником Шабером завязался поединок великодушия, и старый солдат вышел из него победителем. Умилившись душой при виде трогательной сцены, какую являла в этот тихий, спокойный вечер мать в кругу своих детей, полковник решил остаться мертвецом и, не страшась более официального акта, спросил графиню, как надлежит ему поступить, чтобы навсегда обеспечить счастье ее семьи.

— Поступайте, как знаете! — воскликнула графиня. — Предупреждаю вас, я не намерена вмешиваться в это дело. Я не должна!

Дельбек, приехавший в Гроле за несколько дней до того, следуя указаниям графини, сумел втереться в доверие к старому солдату. На следующее же утро полковник Шабер отправился вместе с бывшим стряпчим в Сен-Ле-Таверни, где Дельбеком был уже заранее заготовлен у нотариуса акт, составленный в выражениях столь недвусмысленных, что старик, прослушав этот документ, поднялся с места и направился к выходу.

— Тысяча чертей! Нечего сказать, хорош я буду! Да ведь это же подлог! — вскричал он.

— Сударь, — успокоил его Дельбек. — Я тоже не советую вам подписывать этот документ опрометчиво. На вашем месте я сумел бы выторговать в этой сделке по меньшей мере тридцать тысяч ливров годового дохода, графиня пошла бы на это.

Кинув на прожженного мошенника испепеляющий взгляд честного человека, полковник, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, бросился вон. Снова и снова его охватывало недоверие, то он негодовал, возмущался, то затихал.

Наконец, проникнув через пролом ограды в парк, он медленно направился к беседке, откуда открывался вид на дорогу из Сен-Ле, в надежде отдохнуть там и на досуге собраться с мыслями. Аллея была усыпана мелким желтым песком вместо грубого речного гравия; графиня, сидя в небольшой гостиной, тут же в павильоне, не заметила приближения полковника; она была слишком озабочена исходом своего дела, чтобы обратить внимание на легкий шум шагов. Старый солдат, в свою очередь, тоже не видел жены.

— Ну как, господин Дельбек, подписал он или нет? — спросила графиня своего управляющего, разглядев поверх невысокой изгороди, окаймлявшей ров, что тот возвращается один.

— Нет, сударыня. Не возьму даже в толк, что такое с ним случилось. Старая кляча встала на дыбы.

— Придется, значит, упрятать его в Шарантон, благо он в наших руках, — сказала графиня.

К полковнику вдруг вернулась вся его былая прыть; он перепрыгнул через ров, в мгновение ока очутился перед управляющим и закатил ему пару таких пощечин, крепче которых, пожалуй, сутяга еще никогда не получал.

— Так узнай же, что старая кляча еще умеет лягаться! — вскричал он.

Утолив свой гнев, полковник почувствовал, что теперь ему не под силу перескочить обратно через ров. Истина встала перед ним во всей своей неприглядной наготе. Вопрос графини и ответ Дельбека открыли ему существование заговора, жертвой которого он должен был пасть.

Заботы, расточаемые ему графиней, были только приманкой, она хотела завлечь его в ловушку. Ее слова, подобно неприметной капле яда, мгновенно пробудили в старом воине все душевные и телесные муки. Через ворота парка он пошел к павильону, с трудом, как дряхлый старец, волоча ноги. Итак, ни отдыха, ни покоя! Отныне придется начать с этой женщиной омерзительную войну, о которой говорил Дервиль, вступить на путь крючкотворства, питаться желчью, ежедневно осушать полную чашу горечи. А потом — ужасная мысль! — где взять деньги, чтобы оплатить расходы по судопроизводству в первых инстанциях? Его охватило такое отвращение к жизни, что, будь он на берегу реки — он бросился бы в воду, будь у него под рукой пистолет — он пустил бы себе пулю в лоб. Затем мысли его вновь пришли в смятение, изменившее весь строй его чувств с того самого дня, когда Дервиль посетил заведение Верньо.

Добравшись наконец до павильона, он поднялся в гостиную, сквозь круглые окна которой открывался на все четыре стороны восхитительный вид. Там он застал свою жену. Графиня, сидя в креслах, любовалась пейзажем, вся ее поза выражала сдержанное спокойствие, лицо хранило непроницаемое выражение, которое умеют принять женщины, решившиеся идти до конца. Она утерла платочком глаза, как будто на них еще не просохли слезы, и стала рассеянно играть концами длинного розового пояса. Тем не менее, несмотря на свое напускное хладнокровие, графиня не могла сдержать дрожь, когда перед ней встал, скрестив на груди руки, нахмурив брови, ее почтенный благодетель, побледневший от негодования.

— Сударыня, — сказал он, и под его пристальным взглядом лицо ее залилось краской, — сударыня, я вас не проклинаю, я презираю вас. Ныне я благословляю случай, нас разъединивший. Я не желаю даже мстить вам, я не люблю вас более. Я не хочу от вас ровно ничего. Живите спокойно, доверившись моему слову, — оно крепче мазни всех парижских нотариусов. Я никогда не буду пытаться вернуть себе имя, которое я, быть может, прославил. Отныне я просто бродяга Гиацинт, который хочет только местечка на земле. Прощайте…

Графиня бросилась к ногам полковника, схватила его за руки, стараясь удержать, но он с отвращением оттолкнул ее и закричал:

— Не смейте прикасаться ко мне!

Услышав, как затихают вдали шаги полковника, графиня только передернула плечами. С той глубокой проницательностью, которая дается безграничной подлостью или звериным эгоизмом высшего света, она поняла, что отныне может жить спокойно, надежно охраняемая словом и презрением честного воина.

Шабер и в самом деле исчез. Торговец молочными продуктами разорился и нанялся в кучера. Быть может, и сам полковник подвизался на каком-нибудь поприще в том же роде. Быть может, подобно камню, брошенному в пропасть, он, падая с уступа на уступ, исчез среди безвестной голи, которая кишит на улицах Парижа.

Полгода спустя после описанных событий Дервиль, который не слыхал больше ничего ни о полковнике Шабере, ни о графине Ферро, решил, что они пришли к полюбовному соглашению и графиня, в отместку ему, поручила оформить это соглашение другому поверенному. Как-то поутру, подсчитав суммы, выданные Шаберу, и прибавив свои расходы, Дервиль обратился к графине Ферро с просьбой передать этот счет полковнику, предполагая, что ей известно местожительство ее первого супруга.

На следующий же день управляющий графа Ферро, незадолго до того назначенный председателем суда первой инстанции в одном из крупных городов, прислал Дервилю следующий неутешительный ответ:

• Предыдущая
• 15/17
• Следующая