Небесные Властелины - Броснан Джон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая
Странная вещь – все знакомые ей мужчины были добродушны и жизнерадостны и при любых обстоятельствах оставались неисправимыми оптимистами. Даже опасность, исходившая от Небесного Властелина, казалось, не особенно волновала их. Интересно, почему в очередной раз, подумала она, Богиня-Мать создала минервианских мужчин такими примитивными? Искоренив зло в их душах, разве нельзя было сделать их поинтереснее?
Как бы в подтверждение своих мыслей она увидела впереди Саймона. В компании шести мужчин он обрабатывал картофельные грядки. Увидев Джен, он бросил мотыгу и поспешил навстречу с широкой улыбкой на симпатичном бесхитростном лице.
– Джен! Как я рад тебя видеть! Как поживаешь?
Джен почувствовала, что медленно краснеет. Саймон был единственным мужчиной, с кем она пробовала заниматься любовью. Это занятие показалось ей интересным, но не слишком захватывающим, и воспоминание об их близости вызывало у нее только смущение и некоторую неловкость.
– Привет, Саймон, – сухо отвечала она. – Жаль, поговорить нет времени. Только что сменилась с дежурства на стене и устала как собака.
– Ну что ж… может, тогда вечером, в таверне?
Он уставился на Джен с нескрываемым вожделением, отчего ее неловкость только усилилась. Она нахмурилась.
– Ты забыл, что сегодня заседание Совета? – раздраженно напомнила она. – Оно затянется до позднего вечера, когда начнется ваш комендантский час.
На мгновение в лице его мелькнула растерянность, но тут же ее сменила широкая улыбка.
– Значит, завтра?
– Возможно, – сказала она и двинулась дальше. Через две недели Минерва может исчезнуть с лица земли, а у него одни шуры-муры на уме. Мужчина, что с него взять…
Они с Мартой вошли в город и заспешили по узким, похожим на тропинки улицам. Раньше было гораздо просторнее, но четыре или пять лет назад жителям внешних сельских поселений пришлось переселиться в город, проиграв свою долгую битву с опустошенными землями.
Теперь их заново сколоченные деревянные домики теснились рядом с большими каменными зданиями, нарушая привычную архитектурную гармонию города. Остальное не изменилось. Взгляд со стороны не смог бы обнаружить следов лихорадочной подготовки к грядущим событиям.
Джен и Марта расстались у длинного приземистого здания с многочисленными окнами без стекол. Это была спальня самок-шимпанзе; их здесь насчитывалось около сорока, не считая нескольких детенышей обоего пола. Они распрощались, и Джен продолжила свой путь в центр Минервы.
Мать была дома. Она склонилась над картой, разложенной на кухонном столе. Когда Джен вошла, она подняла голову, откинула с лица волосы, выкрашенные серебром, и устало улыбнулась.
– Здравствуй, дорогая. Как там сегодня на стене? Ничего не случилось?
– Ничего особенного. – Джен наклонилась к матери и поцеловала ее в щеку. – Я тебе потом расскажу. Сначала мне нужно переодеться.
Она зачерпнула кружку воды, быстро выпила, наполнила миску и понесла к себе в спальню. Жаль, что воды слишком мало, чтобы принять ванну или душ; но теперь, когда в Минерве осталось всего три колодца, о такой роскоши нельзя и мечтать.
Она торопливо сбросила толстые рукавицы, с облегчением отстегнула тяжелый стальной панцирь. За ним последовал пояс с висящими на нем мечом, кинжалом и топориком. Потом высокие, до колен, сапоги, куртка, юбка и белье. Раздевшись, она вымылась с помощью мокрой губки и кусочка драгоценного мыла.
Вытираться при такой жаре не было необходимости. Она с удовольствием натянула на посвежевшее тело свое любимое синее платье из легкого полотна.
Когда Джен вернулась в кухню, мать отложила карту, но ее лицо оставалось напряженным. Пока она жарила картофельные оладьи и крошила салат, Джен рассказывала ей о встрече с ягуаром.
– Почему тебя так обеспокоил этот зверь? – спросила мать.
Джен нахмурилась.
– Не знаю.
Ей не хотелось рассказывать матери, что в ягуаре она увидела предзнаменование. Ее объяснение не принесет ничего, кроме расстройства и дополнительных огорчений. И снова мать обвинит Джен в слабости и неверии, которые тем более неуместны в такое тяжелое время. Вместо этого она спросила Мелиссу, как идут приготовления.
– Все идет неплохо. Успеваем. – Она потерла виски кончиками пальцев. – Но если сегодня вечером Совет не даст согласия, вся наша работа окажется пустой тратой времени, и Минерва будет обречена.
Джен нерешительно проговорила:
– Я знаю, мама, что ты права, но все же должен быть другой выход. Когда я думаю о том, что должно случиться, мне становится так… – Она осеклась, но было уже поздно.
Мелисса приблизилась к ней и сжала в ладонях ее лицо.
– Джен, ты моя дочь. Твое положение в Минерве обязывает. Ты не можешь позволить себе бояться. Ты не смеешь позволять себе бояться. Ты должна стоять за меня грудью!
– Конечно, я стою, мама. Ты же знаешь, я буду голосовать только за тебя…
В глазах матери светилась неукротимая ярость.
– Я не об этом говорю. Ты должна стоять за меня всегда и везде. Пара лишних слов какой-нибудь подружке – и они будут использованы против меня на Совете.
– Я никому ничего не говорила, мама, – возразила Джен. Она попыталась высвободиться. – Мама, мне же больно…
Мелисса отпустила ее, но ярость в глазах не померкла.
– Сегодня вечером я должна победить на голосовании – иначе все потеряно. Неужели ты не понимаешь?
– Конечно, понимаю, – торопливо закивала Джен. – Ты только не волнуйся, мама, ты обязательно победишь. Я точно знаю.
– В противном случае мы все вернемся с Совета и пронзим себя мечами. Лучше честная смерть, чем жизнь под пятой «Властелина Панглота».
Джен с ужасом уставилась на мать. Неужели все так серьезно? Однако посмотрев ей в глаза, Джен поняла, что это так.
После ужина в неловком молчании Джен вернулась в свою комнату. Она собиралась поспать несколько часов, но ничего не вышло. Наконец она встала, накинула халат и вышла. Смеркалось. Через два часа начнется Совет, но сейчас Джен хотелось на некоторое время забыть и о нем, и о его возможных последствиях.
Она отправилась в резервацию мужчин. Отца ей удалось разыскать в мастерской. Он запаивал какую-то металлическую трубку шести футов длиной и четырех дюймов шириной. Увидев Джен, он отложил паяльник и широко заулыбался. Отец был хорош собой: большой, выразительный рот, привлекательные серо-голубые глаза, густые черные волосы. Джен знала, что похожа на него больше, чем на Мелиссу, по крайней мере внешне. Мать красила волосы в серебряный цвет, к чему ее обязывало положение, но от природы была белокурой, и к тому же высокой и стройной, а Джен – низкорослой и смуглой, как отец.
– Привет, Джен, – радостно сказал он и протянул руки, чтобы обнять ее.
Она не противилась краткому объятию, хотя в Минерве такие привычки не приветствовались. Общение дочерей с отцами никогда не запрещалось официально – это противоречило бы конституции Минервы, – но существовали негласные традиции, с которыми Джен пришлось познакомиться еще в раннем детстве. Она знала, что мать не одобряет ее отношений с отцом, хотя Мелисса открыто об этом никогда не говорила.
Отец пристально посмотрел на нее.
– Ты устала, – сказал он. – Плохо спишь?
– Дежурила. А вечером заседание…
Несколько секунд отец не сводил с нее обеспокоенного взора. Потом на лице его появилась улыбка, и, одобряюще похлопав дочь по плечу, он сказал:
– Уверен, все будет в порядке. Мелисса и ее сторонницы победят, вот увидишь.
Джен кивнула. Она хотела рассказать и об остальном, но решила, что не стоит. Неизвестно, как отец отнесется к словам матери о самоубийстве.
– Ладно. А что потом? – Джен провела ладонью по гладкой поверхности металлического цилиндра, поставленного на верстаке. – Ты правда думаешь, что это сработает?
На лице отца снова появилось беспокойство. Потом он решительно сказал:
– Я верю в Мелиссу. Она знает, что делает. Раз она сказала, что уничтожит Небесного Властелина, значит, так тому и быть. И не забывай: Богиня-Мать на нашей стороне. Она нас спасет.
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая
