Артур-полководец - ап Хью Дэвид - Страница 16

Тут Питер понял, что пялится на ее груди, и быстро отвернулся.

– Добрый.., а-а.., добрый.., вечер.., государыня, – промямлил Питер.

Никто не имел право на такую красоту.

– О, как торжественно! – воскликнула она. – Разве мы не отшлепали вместе свиней, как принято выражаться у вас, сикамбрийцев? Прошлой ночью ты не был так стеснителен!

Она рассмеялась, и смех ее был подобен звуку небесной арфы. Питер побагровел.

– А-а-а! – воскликнул Артур и шутливо погрозил Питеру пальцем. – Пытаешься воспользоваться правом гостя, да? Скажи мне, Гвинифра.., правдивы ли придворные слухи?

– Не смогу ответить, о мой милостивый повелитель и супруг, покуда ты не уточнишь, какие именно слухи тебя интересуют. – И Гвинифра невинно улыбнулась. – О чем поведать тебе – о длине, толщине или продолжительности?

Питер ахнул. Толпа дружно произнесла в унисон:

«У-у-у-у-у!»

Артур усмехнулся.

– Мне любопытно узнать, действительно ли наш юный Ланселот никогда не снимает свою рыбью чешую.

– Твои речи кружат голову даме, – заявила принцесса и принялась обмахиваться легким резным деревянным веером, привязанным к поясу. – Прошу тебя, передай мне арабские благовония.

И не дожидаясь, пока муж выполнит ее просьбу, Гвинифра потянулась и подвинула к себе кальян, совершенно случайно задев грудью руку Питера. Соски ее напоминали свежие ягоды клубники. Снова поймав себя на том, что пялится на груди Гвинифры, Питер перевел глаза на забытую кем-то около скамьи арфу.

Гвинифра взяла мундштук, глубоко затянулась дымом и медленно выдохнула.

– Ответ мне неведом, супруг мой. В тех местах, что мне любопытны, чешуи нет.

Толпа хохотала и рукоплескала. Гости стучали кулаками по столам и топали ногами. Питер съежился и отхлебнул из кружки вина.

«Все не так, все не так, я не в такой круиз собирался! Римляне, масоны, королева Гиневра – наркоманка? Мне уже нужен отпуск! – Он положил ногу на ногу. – О Господи, сделай что-нибудь с ней, опорочь как-нибудь, пусть улетучится это дикое желание!»

Медовое вино было горячим, но слабеньким, и тошнотворно, приторно сладким.

– Почему, сородич мой, – со смехом поинтересовался Меровий, – уши твои так же алы, как вино?

– А.., скажите.., скажи мне, – обратился Питер к Гвинифре. – Откуда взялся.., этот арабский гашиш?

– Арабский.., как ты его назвал. Ты про коноплю? Из Аравии, наверное.

Она снова рассмеялась. Питер опять покраснел.

– Нет, – упорно допытывался он. – К Артусу он как попал?

За жену ответил Артус.

– От моего друга аль-Софиата, султана Де Бида, Кум-шеха и Язд. Он торгует перцем, шелком и коноплей по всей Аравии, а также в Армении и Иудее. Я свел с ним дружбу, когда командовал когортой двадцать третьего римского легиона в Иерусалиме, где также познакомился и с нашим гостем, Меровием Рексом. Он никогда не рассказывал тебе историй об этом походе? Правда, тогда он был всего лишь губернатором и легатом.

«Артур – римский легионер? Походы в Святую Землю? – Лоб Питера-Ланселота покрылся испариной. Он воочию представил, как от сотканной Мэлори ткани отрывается клочок за клочком. – Это в какую же кроличью нору я угодил?»

– Я мало говорю о тех днях, мой благородный друг, – сказал Меровий. – Мне до сих пор больно вспоминать о том, как я утратил право на престол.

Артур, казалось, отвлекся.

– Проклятие, – прошептал он. Обвел глазами толпу и крикнул:

– Где мальчишка? Где Корс Кант Эвин?

– Здесь, государь! – И молодой человек лет девятнадцати пробрался через толпу и поднял с пола арфу. Он был одет в синюю тунику, стянутую на талии кожаным ремнем, украшенным серебряными кольцами. Оружия у парня не было. Нож, свисавший с ремня, годился разве что для резки мяса за столом. Питер не мог определить, какого стиля одежда на барде – римская или бриттская. А может, не та и не другая.

– Корс Кант, спой нам еще, – попросил Артус.

– Так это бард, вот как! – воскликнул Меровий. – Я много слышал о бардах Британии. Обучался у друидов? И уже прошел испытание в школе друидов?

– О.., и да, и нет, государь, – смутился юноша.

– И да и нет? Как это понимать? – Длинноволосый король озадаченно нахмурился.

– Вы задали мне два вопроса, сир. Ответ на первый – «да», а на второй – «нет».

Толпа взревела. «Как легко их потешить», – подумал Питер, уши которого все еще пылали. Сам Меровий тоже похлопал по столу ладонью и от души посмеялся, совершенно не разгневавшись на остроумного барда. Питеру положительно нравился этот человек.

«Корс Кант Эвин, – подумал Питер, – бард, творческая личность, и к тому же человек достаточно молодой для того, чтобы иметь острый взгляд на все, что тут происходит. Даже янки из Коннектикута не брезговали доносами». И он решил при первой же возможности допросить парня. А пока он принялся исподтишка наблюдать за легендарной принцессой – не обозначатся ли в той какие-нибудь признаки присутствия Селли Корвин.

Корс Кант обвел глазами толпу, изобразил жестами, будто пьет из бутылки. Питер проследил за взглядом юноши. Рыжеволосая девушка, на вид ровесница Канта, понимающе усмехнулась и сложила руки на груди. Широкие рукава ее платья падали чуть ли не до колен, ветерок шевелил их. Если она и догадалась, что бард просит чего-нибудь выпить, то сделала вид, будто не поняла.

Девушка была одета куда проще Гвинифры. Однако Питеру бросилось в глаза вышитое на лифе солнце с искривленными лучами. Ему показалось, или действительно вокруг солнца сияло гало?

– Анлодда, – умоляюще прошептал юный бард и повторил свой жест. – Там, за колоннами – не меньше дюжины бутылок. Мне же никак туда не пробраться!

– Ну так вели рабу, – фыркнула девушка.

– Умоляю! У меня внутри все пересохло от пения!

– Корс Кант Эвин, я свободная женщина, а не греческая прислужница-потаскуха – напоминаю тебе об этом на тот случай, если ты обезумел от лунного света и не видишь разницы. Если тебе надо, так пойди и принеси себе бутылку.

Юноша растерянно взглянул на Артуса. Тот ответил ему смущенным взглядом. Толпа напирала на юношу, повсюду раздавались грубые выкрики. Бард прижал арфу к груди.

– Анлодда! – отчаянно выкрикнул он. – Ты же знаешь, я не могу приказывать рабам Dux Bellorum!

– Ну ладно, – проворчала девушка. – Только не думай, будто впредь ты сможешь просить меня стирать твои туники или мыть пол у тебя в покоях. Я покоряюсь только принцессе и служу ей из любви, а не из страха, как другие!

С этими словами она развернулась и отправилась в дальний конец зала, который располагался под открытым небом, и – край крыши там покоился на пяти мраморных колоннах.

«Парень не учитывает нюансов, – подумал Питер. – Плохо дело. Надо его просветить по женскому вопросу».

В этой области Питер считал себя специалистом.

Что-то поразило Питера в этой девушке – как же ее зовут? Анлодда? Многолетний, опыт допросов подозреваемых и террористов подсказывал: будь настороже. Сработала сигнализация, которую он, как ни силился, не мог отключить. Эта девица несла в себе нечто «политическое», в смысле, понятном только шпионке из ИРА или майору СВВ.

Она скрывала какую-то страшную тайну, что-то опасное – не то уже свершенное, не то нечто такое, что собиралась совершить. Это «что-то» грызло ее сердце. «Анлодда-изменница, – твердил обвиняющий голос в голове у Питера – тот внутренний голос, к которому он всегда прислушивался. – Я с тебя глаз не спущу, детка» – пообещал он, с восхищением глядя на язычки пламени, вырывавшиеся из-под белого тюрбана. Анлодда, покачивая бедрами, удалялась в дальний конец зала.

Артус и Меровий негромко заговорили по-латыни. Питер изо всех сил прислушивался, однако его знаний, полученных за семь лет в воскресной школе, оказалось почему-то маловато, чтобы понять, о чем они говорят.

«Вот странно, – размышлял Питер. – Я без труда болтал на древнеанглийском и сикамбрийском, которых никогда не слышал. Почему же я теперь не понимаю ни слова по-латыни? – Готового ответа на этот вопрос у него не было. – Проклятие! Я хочу знать, о чем они говорят! И с какой это стати они вдруг взяли и перешли на этот язык?»