Сборник 11 ВОЖДЕНИЕ ВСЛЕПУЮ - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 18
- Предыдущая
- 18/66
- Следующая
Ложки-плошки-финтифлюшки
Почтальон едва не расплавился от зноя, пока брел по тротуару под обжигающим летним солнцем, роняя капли с потного носа и придерживая объемистую кожаную сумку потной ладонью.
– Так, поглядим. Это у нас дом Бартона. Сюда три письма. Одно – Томасу, другое – его женушке Лидди, а третье – бабке. Стало быть, жива еще? Ох уж это старичье, ничто их не берет.
Он бросил письма в ящик и остолбенел.
До его ушей донесся львиный рык.
Почтальон отпрянул, вытаращив глаза.
Тугая дверная пружина исполнила душераздирающую мелодию.
– Доброе утро, Ральф.
– Мое почтение, миссис Бартон. Неужто вы льва взяли в дом?
– Что?
– Льва взяли, говорю. На кухне держите?
Она прислушалась.
– Ах, вот вы о чем! Нет, это наш "мусорганик". Ну, вы понимаете, утилизатор органического мусора.
– Не иначе как супруг ваш прикупил.
– Он самый, кто ж еще? Вы, мужчины, до техники сами не свои. Такой агрегат даже косточки сожрет – и не поперхнется.
– Вы с ним поосторожней. Не ровен час – он и вас заглотит.
– Не посмеет. Я же известная укротительница, – засмеялась хозяйка и прислушалась. – Ого, и вправду ревет, как лев.
– Видать, оголодал. Ну, всего наилучшего. – И почтальон растворился в утренней жаре.
Лидди, размахивая письмами, взбежала по лестнице.
– Бабуля! – Она постучала в дверь. – Тебе письмо.
Дверь молчала.
– Бабуля? Ты тут?
После долгой паузы из комнаты послышался сухой скрип:
– Тут.
– Что поделываешь?
– Много будешь знать – скоро состаришься.
– Ты все утро у себя в комнате просидела.
– Да хоть бы и весь год, – огрызнулась бабуля.
Лидди подергала дверную ручку.
– Ты, никак, заперлась?
– Ну, заперлась.
– К обеду-то спустишься, бабуля?
– Еще чего! И к ужину не спущусь. Ноги моей внизу не будет, пока на кухне торчит этот окаянный костогрыз. – Через замочную скважину поблескивал колючий взгляд, который так и буравил внучку.
– "Мусорганик", что ли? – засмеялась Лидди.
– Я слышала, что сказал письмоносец. Ни прибавить, ни убавить. В моем доме львам не место! Вот, слушай! Муженек твой балуется.
Под лестницей ревел "мусорганик", перемалывая объедки, кости и всякую всячину.
– Лидди! – окликнул ее муж. – Лидди, беги сюда! Погляди: зверь, а не машина!
– Бабуля, – обратилась Лидди к замочной скважине, – неужели тебе не интересно?
– Глаза б мои не глядели!
За спиной у Лидди раздались шаги. Через плечо она увидела Тома, который остановился на верхней ступеньке.
– Спускайся, Лидди, попробуй сама включить. Я специально костей взял в мясной лавке. Этот проглот их уминает за милую душу!
Она спустилась в кухню.
– Страшновато, конечно, ну, да ладно!
Избавившись от лишних глаз, Томас Бартон постоял с минуту без движения; на его губах играла ханжеская усмешка. Потом он тихонько, если не сказать деликатно постучался в дверь и прошептал:
– Бабуля?
Ответа не последовало. Томас осторожно подергал дверную ручку.
– Будто я не знаю – ты тут, старая карга! Бабуля, тебе слышно? Это внизу, на кухне. Оглохла, что ли? Ишь, заперлась! Опять нос воротишь? На дворе лето, теплынь, чего тебе еще надо?
Тишина. Он направился в сторону ванной комнаты.
Коридор опустел. В ванной потекла вода. От кафельных стен гулким эхом отражалось громогласное пение Томаса Бартона:
В кухне заревел лев.
От бабули пахло допотопной мебелью, и пылью, и лимонными корочками, а с виду она была похожа на засушенный цветок. Ее решительный подбородок слегка отвис, выцветшие золотистые глаза смотрели пронзительно и сурово; раскачиваясь в кресле, она, словно топорик, разрубала горячий полуденный воздух.
До ее ушей долетела песня Томаса Бартона.
От этого сердце превратилось в ледышку.
Рано утром она слышала, как внучкин муж нетерпеливо крушил фанерный ящик, – ни дать ни взять малолетний сорванец, получивший на Рождество дьявольскую забаву. Яростно трещала крышка, рвалась бумага; потом раздались победные вопли – его руки уже оглаживали прожорливую машину. Еще в прихожей, поймав на себе орлиный взгляд бабули, он со значением подмигнул. Бам! То-то она припустила по лестнице, чтоб скорее захлопнуть за собой дверь!
Бабулю весь день била дрожь.
Лидди еще раз постучалась к ней в комнату, приглашая обедать, но снова получила отпор.
В душные послеобеденные часы "мусорганик" по-хозяйски обживался под раковиной. Ненасытная пасть с грозными, спрятанными от глаз клыками жевала, дробила, глотала и вожделенно причмокивала. Агрегат подрагивал и клокотал. Он сожрал свиные ножки, кофейную гущу, яичную скорлупу, куриные косточки. Его обуял неутолимый, первобытный голод, который таился в железном чреве, урчал в железных кишках, жадно поблескивал острыми, как бритва, винтовыми лопастями.
Когда пришло время ужина, Лидди поднялась наверх с подносом.
– Подсунь еду под дверь! – прокричала бабуля.
– Ну, знаешь ли! – не выдержала Лидди. – Ты хотя бы отопри засов: я тебе отдам поднос и уйду!
– Погляди-ка через плечо: не крадется ли кто сзади?
– Никого.
– Давай сюда! – Дверь распахнулась. От рывка добрая половина кукурузы просыпалась из тарелки на пол. Костлявая пятерня оттолкнула внучку и захлопнула дверь. – Зачем на пороге стоишь? – Старухино сердце трепетало, как заячий хвост.
– Да что на тебя нашло?
Бабуля смотрела, как дверная ручка крутится туда-сюда.
– Без толку объяснять, ты все равно не поверишь, девочка моя. В прошлом году я вас по доброте душевной пустила под свой кров. Но мы с Томом друг друга на дух не переносили. Потом он и вовсе решил меня извести, да только случая не было. Я-то знаю, что он задумал! В один прекрасный день ты придешь из магазина, а меня нет. Ты к нему: куда, мол, бабуля подевалась? А он осклабится и скажет: "Бабуля? Укатила на попутке в Иллинойс! Вмиг собралась – и поминай как звали". Больше ты свою бабулю не увидишь, Лидди, а знаешь почему? Догадываешься?
- Предыдущая
- 18/66
- Следующая