Сборник 11 ВОЖДЕНИЕ ВСЛЕПУЮ - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 16
- Предыдущая
- 16/66
- Следующая
Для начала я попросил официанта принести салат. Мясник опять нахмурился.
– После салата и мартини, – изрек он, – невозможно оценить букет вина. Извиняюсь, конечно.
– Ну что ж. – Я сдался без боя. – Салат можно оставить на потом.
Он заказал бифштекс с кровью, а я – хорошо прожаренный.
– Прошу меня простить, но мясо долго поджаривать нельзя.
– Это вам не Жанна д'Арк, – подхватил я и хохотнул.
– Неплохо сказано! Что правда, то правда, это не Жанна д'Арк!
Тут нам принесли вино. Когда бутылку откупорили, я быстро подставил свой бокал и тайно порадовался, что мартини подадут позже, а то и вовсе забудут; чтобы сгладить напряжение следующей минуты, я вдохнул аромат, покрутил бокал и пригубил хваленый "Сент-Эмильон". Мясник не сводил с меня взгляда, как домашний кот с малознакомого пса.
Прикрыв глаза, я сделал крошечный глоток и кивнул.
Малознакомый сотрапезник тоже отпил вина и кивнул.
Ничья.
Мы принялись разглядывать панораму вечерней Флоренции.
– Хотел спросить… – начал я, тяготясь молчанием. – Вам нравится флорентийская живопись?
– Картины мне как-то не по нутру, – признался он. – Вот гулять и по сторонам глазеть – это другое дело. Какие в Италии женщины! Их бы заморозить да отправить морем в наши края!
– Хм… ну… – Я прочистил горло. – А Джотто?…
– Тоску нагоняет. Уж не обессудьте. Как на мой вкус, Джотто поспешил родиться, ему бы попозже прийти в искусство. Фигуры тощие, как жерди. Мазаччо – и то получше будет. А уж Рафаэль – тот всем сто очков вперед даст! И Рубенс, конечно! Я в силу своего ремесла предпочитаю обилие плоти.
– Рубенс?
– Рубенс! – Поддев вилкой пару прозрачных ломтиков салями, Гарри Стадлер отправил их в рот и мечтательно пожевал. – Рубенс! Тут тебе и бюсты, и задницы, целые горы плоти, розовой, нежной! Прямо сердце екает при виде такого богатства. Каждая женщина – как перина: прыгай на нее, заройся с головой… А на кой черт нужен этот мраморный Давид? Холодный, белый, хоть бы фиговым листочком прикрылся! Нет, мне подавай сочность, свежесть, да побольше мяса, а не сухие кости. Эй, да вы ничего не едите!
– Показываю. – Я демонстративно сжевал ненавистную салями и кружок розовой болонской колбасы, а вслед за тем проглотил бледный, словно смерть, "проволоке", раздумывая о том, как бы перевести разговор на холодные, белые, сухие сыры.
Бифштексы подавал сам метрдотель.
Стадлеру досталось совершенно сырое мясо – впору было отправлять его на анализ крови. Передо мной водрузили бесформенный оковалок, более всего похожий на голову вождя племени, которую бросили в огонь, а потом оставили дымиться и обугливаться на моей тарелке.
Мясника так и перекосило при виде этого жертвоприношения.
– Боже праведный! – вскричал он. – С Жанной д'Арк и то лучше обошлись! Что рекомендуется с этим делать – набивать трубку или жевать?
– Вы лучше посмотрите на свою порцию! – со смехом ответил я. – Она, по-моему, еще дышит!
Когда я пытался жевать свой бифштекс, он шуршал, будто ломкий осенний лист.
Стадлер, как У. К. Филдз13 , прорубался сквозь живое мясо и тянул за собой каноэ.
Его бифштекс напрашивался на заклание. Мой – на предание земле.
Смаковать такую еду не имело смысла. Очень скоро нас охватило беспокойство, потому что оба чувствовали: придется опять начинать беседу.
Мы ужинали в гнетущем молчании, как старик со старухой, удерживаемые вместе только горечью забытых размолвок, причины которых тоже забылись, оставив после себя досаду и глухую злость.
Чтобы хоть как-то заполнить паузы, мы просили друг друга передать масло. Потом заказывали кофе – это тоже требовало каких-то слов. Наконец каждый из нас откинулся на спинку кресла и, глядя поверх белоснежного льняного поля, салфеток и столовых приборов, уставился на совершенно постороннего человека. Ни с того, ни с сего – вспоминаю этот момент с содроганием – я услышал собственный голос:
– Когда вернемся домой, надо будет непременно встретиться: сходим куда-нибудь поужинать, вспомним эту поездку. Флоренция, солнце, живопись… Договорились?
– Да. – Он опустил свой бокал. – То есть нет!
– Что-что?
– Нет, – без обиняков повторил он. – Зачем кривить душой, Леонард? Там, дома, мы толком друг друга не знали. Да и здесь нас ничто не связывает, просто оба поехали отдохнуть и оказались в одно и то же время в одном и том же месте. Поговорить – и то не о чем, общих интересов никаких. Черт, жаль, конечно, но так и есть. Назначили эту встречу из лучших побуждений или уж не знаю из-за чего. Каждый бродил в одиночку по чужому городу, да и сейчас каждый сам по себе. Прямо как в анекдоте: двое встретились ночью на кладбище, хотели обняться – и прошли друг дружку насквозь. Похоже, верно? Зря мы себя обманываем.
У меня поплыло перед глазами. Зажмурившись, я чуть не поперхнулся от негодования, а потом шумно выдохнул:
– Спасибо за откровенность. В жизни не встречал такого человека, как ты.
– Терпеть не могу откровенность и здравомыслие. – Тут он зашелся смехом. – Весь день пытался тебе дозвониться из города.
– А я – тебе!
– Хотел отменить эту встречу.
– Я тоже!
– У тебя было занято.
– А у тебя никто не отвечал.
– Ну и дела!
– С ума сойти!
Запрокинув головы, мы так хохотали, что чуть не выпали из кресел.
– Вот это номер!
– Целиком и полностью с тобой согласен, – сказал я голосом Оливера Гарди.
– По такому случаю надо заказать еще шампанского!
– Официант!
Мы еле-еле сдерживали смех, пока официант наполнял наши бокалы.
– Нет, кое-что нас все-таки связывает, – сказал Гарри Стаддер.
– Интересно, что же?
– Этот нелепый, идиотский, дурацкий, прекрасный день, от полудня до вечера. Мы всю оставшуюся жизнь будем рассказывать про это знакомым. Как я предложил вместе поужинать, а ты из вежливости согласился, как мы оба пытались отменить встречу, как пришли в ресторан, клокоча от злости, как наговорили друг другу глупостей и как в один миг… – Он не договорил. В глазах блеснула предательская влага, голос дрогнул. – Как в один миг все встало на свои места. Что греха таить: лед растопился из-за этих самых глупостей. И если мы вовремя отсюда уйдем, то можно будет считать, что вечер вполне удался.
- Предыдущая
- 16/66
- Следующая
