Сборник 8 ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УБИЙСТВЕ - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 37
- Предыдущая
- 37/52
- Следующая
Джонни протянул руку и нащупал на столе ту записку, что нашел в чердачной пыли. Мысли его возвращались к ней снова и снова:
«…вам придется возместить мне то, чего я была лишена все эти годы. Это не будет сложно. Я могу стать учительницей Джонни. Это легко объяснит мое присутствие в доме. Элли».
Джонни повернулся к стене.
– Элли, учительница моя, где ты? – спросил он темноту. – Отдыхаешь в одиночестве в студии кузена Уильяма, среди манекенов? Неподвижно играешь с бабушкой в шахматы? Или лежишь в темном, сыром подвале, среди винных бутылок? Сегодня ты останешься в этом доме. А завтра тебя тут может и не оказаться. Если я тебя не найду…
Сад был огромен – цветник, сауна, бассейн, домик для прислуги легко терялись среди плодовых деревьев. Между аллеей сикоморов и высокой живой изгородью отделяющей сад от улицы, на прогретой солнцем лужайке, рос дубок. А по другую сторону изгороди прохаживался полицейский – туда-сюда. Джонни влез на дерево, переполз на свесившуюся наружу ветку и принялся ждать.
Полицейский миновал дуб, и Джонни пошуршал листьями.
– Эй, сынок, – полицейский обернулся, – а ну слезай. Упадешь еще.
– Ну и что? – отозвался Джонни. – У нас в доме женщина мертвая, и все это скрывают.
Полицейский выдавил улыбку:
– Да ну?
Джонни поерзал на ветке.
– Я ее в сундуке нашел. Кто-то ее убил. Я хотел вчера вызвать полицию, но папа мне не позволил. Я сундук вывернул, и она упала и покатилась по лестнице. Только это вовсе не женщина оказалась, а манекен.
– Ну-ну. – Полицейский весело хмыкнул.
– Только вторая женщина была настоящая, настаивал Джонни.
– Какая вторая?
– То есть первая. Кузен Уильям, он модельер. Он ее и подменил. Видели бы вы их сегодня утром. Пытаются веселиться, как в кино. Только меня им не обмануть. Невеселые они. Мама усталая и нервная. Интересно, долго они еще выдержат, прежде чем кричать начнут?
Полисмен скривился:
– Господи Боже, ты точно как мой мелкий! Все у него комиксы с дезинтеграторами. Боже мой, это же преступление – давать детям в руки такое чтиво. Убийства! Трупы! Тьфу!
– Но это правда!
– Пока, малыш.
Полицейский двинулся дальше. Джонни вцепился в ветку так, что дерево задрожало, потом спрыгнул на тротуар и бросился полицейскому вслед.
– Вы должны пойти посмотреть! Они ее увезут, если вы не найдете, и тогда уже никто никогда ничего не узнает!
– Слушай, малыш, – терпеливо сказал полицейский, – я никуда без ордера войти не могу. И откуда я знаю, что ты не врешь?
Ну вот, теперь он шутит.
– Ну вы мне должны поверить!
– Держи. – Полисмен взял Джонни за руку и повел куда-то.
– Куда мы идем?
– К твоей маме.
– Нет! – Джонни попытался вывернуться из цепкой хватки. – Это не поможет! Она меня будет ненавидеть! А вам наврет!
Но полисмен провел его к парадному и позвонил в колокольчик. Дверь открыла горничная, но мама подошла тут же – белая как молоко, со сбившейся набок прической. Накрашенные губы лежали на лице нелепым мазком, под глазами висели синие мешки.
– Джонни!
– Следили б вы за ним получше, мэм, – посоветовал полисмен. – А то бегает по улице, еще под машину попадет.
– Спасибо, офицер.
Полисмен глянул на нее, на мальчика. Джонни хотел заговорить, но из горла выдавился только всхлип. Дверь захлопнулась, оставляя полицейского на крыльце, и из глаз Джонни покатились слезы.
Мама ничего ему не сказала. Ни словечка. Только стояла, бледная, одинокая, заламывая пальцы. И все.
После обеда Джонни сел и сосредоточенно записал в десятицентовом блокноте все, что знал о Девушке в Сундуке, кузене Уильяме, маме, папе, бабушке и дяде Флинни.
«Девушка в Сундуке любила папу, – вывел он, хорошо наслюнявив карандаш. – И когда она пришла в дом, папа ее убил. – Джонни задумчиво вытянул губы. – Или мама ее убила. – В голове у него мешались виденные в кино страшные убийства. – Бабушка и дядя Флинни могли ее убить, потому что она им угрожала… их бе-зо-па-сно-сти». – Вот так. Джонни писал старательно и быстро. Посмотрим… – А кузен Уильям? Может, она все же его подружка? – Джонни на это немного надеялся, потому что недолюбливал кузена. – А может, это что-то в прошлом бабушки? Или дяди Флинни? – А как насчет…
– Джонни! – Бабушка зовет.
Джонни поспешно убрал блокнотик.
Подталкивая Джонни тросточкой, бабушка провела мальчика в свою комнату, усадила за шахматную доску и указала подбородком на белые фигуры:
– Это твои. Мои – черные. – Она призадумалась. – Как обычно.
– Мы играть не сможем, – заявил Джонни. – У тебя двух фигур нет.
Бабушка глянула на доску:
– Снова дядя Флинни. Он вечно уводит фигуры у меня из-под носа. Все равно сыграем. Мне и того хватит. Ходи. – Она ткнула узловатым пальцем в доску.
– А где дядя Флинни?
– Поливает сад. Ходи.
Джонни завороженно смотрел, как шевелятся ее пальцы. Бабушка нагнулась над полированными клеточками доски.
– Мы все хорошие люди, Джонни. Двадцать лет мы так славно жили в этом доме. Ты провел в нем лишь малую часть этих лет. Мы никогда не искали трудностей на свою голову. И ты их нам не ищи.
В окно билась большая черная муха. Где-то на первом этаже капала из крана вода.
– Я не ищу… трудностей, – выдавил Джонни. Шахматную доску опять смыли струйки цветной воды. – Папа сегодня за завтраком был такой бледный, странный. Почему он так переживает из-за куклы, бабушка? А мама вся взведенная, как пружина в часах, вот-вот прыгнет. Из-за куклы так ведь не переживают, правда? Бабушка помедлила над черным слоном, спрятавшись, как дряхлый рак-отшельник, в кружевную раковину.
– Не было никакого трупа. Фантазия у тебя разыгралась не в меру. Забудь об этом. – Она так глянула на Джонни, точно это он убил Девушку в Сундуке. – Лучше ходи по солнечной стороне. Молчи, не путайся под ногами и забудь. Кто-то должен сказать тебе это. Не знаю, почему все сваливают на меня. Просто забудь!
Они играли в шахматы до заката. И снова ужин был съеден торопливо, в доме как-то сразу стемнело, и все поспешно разошлись по своим спальням.
Джонни слушал, как часы отбивают четверти. В дверь постучали.
– Кто там?
– Дядя Флинни.
– Чего тебе, дядя?
– Пора рассказать на ночь сказку.
– Ой, дядь Флинни, только не сегодня…
– Нет, сегодня. Это особая сказка. Самая особенная сказка.
– Я очень устал, дядя Флинни, – проговорил Джонни. – В другой раз, а? Только не сегодня.
Дядя Флинни ушел. Часы все били – десять. Рано. Одиннадцать. Еще рано. Без четверти полночь.
Джонни открыл дверь.
Дом спал. Лунный свет лился в высокие окна, большая парадная лестница сияла нетронутым блеском, и нигде не шевелилась и тень.
Джонни закрыл дверь. Где-то в тишине бабушка тяжело похрапывала под балдахином и очень тихо позвякивало стекло, будто в комнате кузена Уильяма нервно перекатывались бутылки.
У лестницы Джонни остановился. Вот если он сейчас вернется в кровать, вернется и все забудет, не станет и трудностей. Все будет как пару дней назад.
И мама станет смеяться на вечеринках, и папа будет ездить в контору с огромным чемоданом, и бабушка будет попивать свое бренди, и кузен Уильям будет колоть булавками манекены, и дядя Флинни будет вечно рассказывать свои бредовые, бессмысленные сказки на ночь.
Но все не так просто. Возврата нет. Идти можно только вперед. Папа, его единственный друг, после этого – случая? – стал чужим. А мама совсем сломалась. Глаза красные, словно она плачет ночами. Ведь под всем этим блеском ей тоже надо жить. Бабушка выпьет в неделю две бутылки бренди, не одну. А кузен Уильям будет вспоминать о Девушке в Сундуке каждый раз, втыкая иголку в манекен, будет бледнеть, шарахаться и топить страх в коньяке.
Она была такой одинокой, когда Джонни нашел ее, – прекрасная темноволосая девушка в пыльном сундуке. Такая чужая. Они были теперь связаны. Ее убили за то, что она была чужой в этом доме, – но Джонни тоже стал чужим. И поэтому он хотел отыскать ее снова. Как потерянную сестру. Ее надо найти, надо помнить – и нельзя забыть.
- Предыдущая
- 37/52
- Следующая
