Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ! - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 39
- Предыдущая
- 39/92
- Следующая
– Да, да…
– Шестьдесят лет спустя мои записи мне позвонят. Я, правда, не верю, что пробуду на Марсе столько лет. Просто мысль такая замечательная в голову пришло, средство убить время. Это действительно ты, Бартон? Ты – это я?
Слезы текли из глаз старика.
– Да, да…
– Я создал тысячу Бартонов, тысячу магнитофонных записей, готовых ответить на любые вопросы, и разместил их в тысяче марсианских городов. Целая армия Бартонов по всей планете, покуда сам я жду возвращения ракет…
– Дурак! – Старик устало покачал головой. – Ты прождал шестьдесят лет. Состарился, ожидая, и все время один. И теперь ты стал я, и ты по-прежнему один, один в пустых городах…
– Не рассчитывай на мое сочувствие. Ты для меня чужак, ты живешь в иной стране. Зачем мне грустить? Раз я диктую эти записи, я живой. И ты, раз ты слушаешь их, тоже живой. Но друг друга понять мы не можем. Ни один из нас не может ни о чем предупредить другого, хоть мы и перекликаемся через годы – один автоматически, другой по-человечески страстно. Я живу сейчас. Ты живешь позже меня. Пусть это бред. Плакать не стану – будущее мне неведомо, а раз так, я остаюсь оптимистом. Записи спрятаны от тебя и лишь реагируют на определенные раздражители с твоей стороны. Можешь ты потребовать от мертвеца, чтобы он зарыдал?..
– Прекрати! – воскликнул старик. Он ощутил знакомый приступ боли. На него накатила тошнота – и чернота. – Боже, как ты был бессердечен! Прочь, прочь!..
– Почему был , старина? Я есть . Пока лента скользит по тонвалу, пока крутятся бобины и скрытые от тебя электронные глаза читают, выбирают и трансформируют слова тебе в ответ, я буду молод – и буду жесток. Я останусь молод и жесток и тогда, когда ты давным-давно умрешь. До свидания…
– Постой! – вскричал старик.
Щелк!
Бартон долго сидел, сжимая умолкшую трубку. Сердце болело нестерпимо.
Каким сумасшествием это было! Он был молод – и как глупо, как вдохновенно шли те первые годы одиночества, когда он монтировал все эти управляющие схемы, пленки, цепи, программировал вызовы на реле времени…
Звонок.
– С добрым утром, Бартон! Говорит Бартон. Семь часов. А ну, вставай, поднимайся!..
Опять!
– Бартон? Говорит Бартон. В полдень тебе предстоит поехать в Марстаун. Установить там телефонный мозг. Хотел тебе об этом напомнить.
– Спасибо.
Звонок!
– Бартон? Это я, Бартон. Пообедаем вместе? В ресторане «ракета»?
– Ладно.
– Там и увидимся. Пока!..
Дз-з-з-иин-нь-нь!
– Это ты? Хотел подбодрить тебя. Выше нос, и так далее. А вдруг именно завтра за нами прилетит спасательная ракета?
– Завтра, завтра, завтра – завтра…
Щелк!
Но годы обратились в дым. И Бартон сам заглушил коварные телефоны и все их хитроумные реплики. Теперь телефоны должны были вызвать его только после того, как ему исполнится восемьдесят, если он еще будет жив. И вот сегодня они звонят, и прошлое дышит ему в уши, нашептывает, напоминает…
Телефон. Пусть звонит.
«Я же вовсе не обязан отвечать», – подумал он.
Звонок!
«Да ведь там и нет никого», – подумал он.
Опять звонок!
«Это будто сам с собой разговариваешь, – подумал он. – Но есть разница. Господи, и какая разница!..»
Он ощутил, как его рука сама подняла трубку.
– Алло, старик Бартон, говорит молодой Бартон. Мне сегодня двадцать один! За прошедший год я установил мыслящие голоса еще в двухстах городах. Я заселил Марс Бартонами!..
– Да, да…
Старик припомнил те ночи, шесть десятилетий назад, когда он носился сквозь голубые горы и железные долины в грузовике, набитом всякой техникой, и насвистывал веселые песенки. Еще один аппарат, еще одно реле. Хоть какое-то занятие. Приятное, необычное, грустное. Скрытые голоса. Скрытые, запрятанные. В те молодые годы смерть не была смертью, время не было временем, а старость казалась лишь смутным эхом из глубокого грота грядущих лет. Молодой идиот, садист, дурак, и не помышлявший о том, что снимать урожай придется ему самому…
– Вчера вечером, – сказал Бартон двадцати одного года от роду, – я сидел в кино посреди пустого города. Прокрутил старую ленту с Лорелом и Харди. Ох и смеялся же я!..
– Да, да…
– У меня родилась идея. Я записал свой голос на одну и ту же пленку тысячу раз подряд. Запустил ее через громкоговорители – звучит, как то, что двери в городе хлопают, и дети поют, и радиолы играют, все по часам. Если не смотреть в окно, только слушать – все в порядке. А выглянешь – иллюзия пропадает. Наверное, начинаю чувствовать свое одиночество.
– Вот тебе и первый сигнал, – сказал старик.
– Что?
– Ты впервые признался себе, что одинок…
– Я поставил опыты с запахами. Когда я гуляю по пустым улицам, из домов доносятся запахи бекона, яичницы, ветчины, жаркого. Все с помощью потайных устройств…
– Сумасшествие!
– Самозащита!..
– Я устал…
Старик бросил трубку. Это уже чересчур. Прошлое захлестывает его…
Пошатываясь, он спустился по лестнице и вышел на улицу.
Город лежал в темноте. Не горели большие красные неоновые огни, не играла музыка, не носились в воздухе кухонные запахи. Давным-давно забросил он фантастику механической лжи. Прислушайся! Что это – шаги?.. Запах! Вроде бы клубничный пирог… Он прекратил все это раз и навсегда.
Он подошел к каналу, где в дрожащей воде мерцали звезды.
Под водой, шеренга к шеренге, как рыба в стае, ржавели роботы – механическое население Марса, которое он создавал в течение многих лет, пока внезапно не понял жуткой бессмысленности того, что делает, и не приказал им – раз, два, три, четыре! – следовать на дно канала, и они утонули, пуская пузыри, как пустые бутылки. Он истребил их всех – безжалостно истребил.
В неосвещенном коттедже тихо зазвонил телефон.
Он прошел мимо. Телефон замолк.
Зато впереди, в другом коттедже, забренчал звонок, словно догадался о его приближении. Он побежал. Звонок остался позади. Но на смену пришли другие звонки – в этом домике, в том, здесь, там, повсюду! Он рванулся прочь. Еще звонок!
– Ладно! – Закричал он в изнеможении. – Ладно, иду!..
– Алло, Бартон!..
– Что тебе?
- Предыдущая
- 39/92
- Следующая
