451 градус по Фаренгейту (ил. Г.Калиновского) - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 2
- Предыдущая
- 2/45
- Следующая
Нет, ничего этого не было. Была только девушка, идущая рядом, и в лунном свете лицо ее сияло, как снег. Он знал, что сейчас она обдумывает его вопросы, соображает, как лучше ответить на них.
– Ну вот, – сказала она, – мне семнадцать лет, и я помешанная. Мой дядя утверждает, что одно неизбежно сопутствует другому. Он говорит: если спросят, сколько тебе лет, отвечай, что тебе семнадцать и что ты сумасшедшая. Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролет и встречаю восход солнца.
Некоторое время они шли молча. Потом она сказала задумчиво:
– Знаете, я совсем вас не боюсь.
– А почему вы должны меня бояться? – удивленно спросил он.
– Многие боятся вас. Я хочу сказать, боятся пожарников. Но ведь вы, в конце концов, такой же человек…
В ее глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он увидел свое отражение, темное и крохотное, но до мельчайших подробностей точное – даже складки у рта, – как будто ее глаза были двумя волшебными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Ее лицо, обращенное теперь к нему, казалось хрупким, матово-белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как-то раз, когда он был ребенком, погасло электричество, и его мать отыскала и зажгла последнюю свечу. Этот короткий час, пока горела свеча, был часом чудесных открытий: мир изменился, пространство перестало быть огромным и уютно сомкнулось вокруг них. Мать и сын сидели вдвоем, странно преображенные, искренне желая, чтобы электричество не включалось как можно дольше. Вдруг Кларисса сказала:
– Можно спросить вас?.. Вы давно работаете пожарником?
– С тех пор как мне исполнилось двадцать. Вот уже десять лет.
– А вы когда-нибудь читаете книги, которые сжигаете?
Он рассмеялся.
– Это карается законом.
– Да-а… Конечно.
– Это неплохая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду – Уитмена, в пятницу – Фолкнера. Сжигать в пепел, затем сжечь даже пепел. Таков наш профессиональный девиз.
Они прошли еще немного. Вдруг девушка спросила:
– Правда ли, что когда-то, давно, пожарники тушили пожары, а не разжигали их?
– Нет. Дома всегда были несгораемыми. Поверьте моему слову.
– Странно. Я слыхала, что было время, когда дома загорались сами собой, от какой-нибудь неосторожности. И тогда пожарные были нужны, чтобы тушить огонь.
Он рассмеялся. Девушка быстро вскинула на него глаза.
– Почему вы смеетесь?
– Не знаю. – Он снова засмеялся, но вдруг умолк. – А что?
– Вы смеетесь, хотя я не сказала ничего смешного. И вы на все отвечаете сразу. Вы совсем не задумываетесь над тем, что я спросила.
Монтэг остановился.
– А вы и правда очень странная, – сказал он, разглядывая ее. – У вас как будто совсем нет уважения к собеседнику!
– Я не хотела вас обидеть. Должно быть, я просто чересчур люблю приглядываться к людям.
– А это вам разве ничего не говорит? – Он легонько похлопал пальцами по цифре 451 на рукаве своей угольно-черной куртки.
– Говорит, – прошептала она, ускоряя шаги. – Скажите, вы когда-нибудь обращали внимание, как вон там, по бульварам, мчатся ракетные автомобили?
– Меняете тему разговора?
– Мне иногда кажется, что те, кто на них ездит, просто не знают, что такое трава или цветы. Они ведь никогда их не видят иначе, как на большой скорости, – продолжала она. – Покажите им зеленое пятно, и они скажут: ага, это трава! Покажите розовое – они скажут: а, это розарий! Белые пятна – дома, коричневые – коровы. Однажды мой дядя попробовал проехаться по шоссе со скоростью не более сорока миль в час. Его арестовали и посадили на два дня в тюрьму. Смешно, правда? И грустно.
– Вы слишком много думаете, – заметил Монтэг, испытывая неловкость.
– Я редко смотрю телевизионные передачи, и не бываю на автомобильных гонках, и не хожу в парки развлечений. Вот у меня и остается время для всяких сумасбродных мыслей. Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты? Сейчас они длиною в двести футов. А знаете ли вы, что когда-то они были длиною всего в двадцать футов? Но теперь автомобили несутся по дорогам с такой скоростью, что рекламы пришлось удлинить, а то бы никто их и прочитать не смог.
– Нет, я этого не знал! – Монтэг коротко рассмеялся.
– А я еще кое-что знаю, чего вы, наверно, не знаете. По утрам на траве лежит роса.
Он попытался вспомнить, знал ли он это когда-нибудь, но так и не смог и вдруг почувствовал раздражение.
– А если посмотреть туда, – она кивнула на небо, – то можно увидеть человечка на луне.
Но ему уже давно не случалось глядеть на небо…
Дальше они шли молча, она – задумавшись, он – досадуя и чувствуя неловкость, по временам бросая на нее укоризненные взгляды.
Они подошли к ее дому. Все окна были ярко освещены.
– Что здесь происходит? – Монтэгу никогда еще не приходилось видеть такое освещение в жилом доме.
– Да ничего. Просто мама, отец и дядя сидят вместе и разговаривают. Сейчас это редкость, все равно как ходить пешком. Говорила я вам, что дядю еще раз арестовали? Да, за то, что он шел пешком. О, мы очень странные люди.
– Но о чем же вы разговариваете?
Девушка засмеялась.
– Спокойной ночи! – сказала она и повернула к дому. Но вдруг остановилась, словно что-то вспомнив, опять подошла к нему и с удивлением и любопытством вгляделась в его лицо.
– Вы счастливы? – спросила она.
– Что? – воскликнул Монтэг.
Но девушки перед ним уже не было – она бежала прочь по залитой лунным светом дорожке. В доме тихо затворилась дверь.
– Счастлив ли я? Что за вздор!
Монтэг перестал смеяться. Он сунул руку в специальную скважину во входной двери своего дома. В ответ на прикосновение его пальцев дверь открылась.
– Конечно, я счастлив. Как же иначе? А она что думает – что я несчастлив? – спрашивал он у пустых комнат. В передней взор его упал на вентиляционную решетку. И вдруг он вспомнил, что там спрятано. Оно как будто поглядело на него оттуда. И он быстро отвел глаза.
- Предыдущая
- 2/45
- Следующая
