Французский шелк - Браун Сандра - Страница 30
- Предыдущая
- 30/93
- Следующая
— Курение вам не на пользу.
— Да, я знаю. Просто я иногда завидую курильщикам — сигарета приносит им немедленное расслабление. — Клэр провела пальцами по стеклу бокала. — Вы когда-нибудь видели, как курильщик сигары выпускает дым в бокал с коньяком, прежде чем сделать глоток? — Кассиди покачал головой. — Забавно смотреть, как дым закручивается в спираль внутри бокала, а потом вдыхается вместе с глотком коньяка. Это придает напитку особую чувственность. Я думаю, коньяк от этого должен становиться вкуснее. А может, вкуснее становится сигара? Не знаю.
— И кто же проделывал такой фокус?
— Да никто. Я видела это в фильме с Ричардом Бартоном. Вполне возможно, что эта привычка свойственна только ему. А может, это было в моде в прошлом веке.
Его волнующий взгляд неотрывно следовал за каждым ее жестом.
— Что на вас навеяло такие думы, Клэр? Она пожала плечами:
— Дождливый вечер, коньяк…
— А может, вы просто хотели сбить меня с толку?
— Неужели вас так легко сбить с толку?
Он колебался чуть дольше, чем ему хотелось бы, прежде чем ответить коротким «нет». Затем залпом допил коньяк и отнес пустой бокал к буфету. Когда он вернулся к окну, где стояла Клэр, в нем опять уже заработал профессионал.
— Что же произошло сегодня вечером?
— Вы ведь были вместе со мной и видели все своими глазами.
— Но я до сих пор так и не понял, что произошло. Она улизнула из дома, верно?
— Да, улизнула.
— Послушайте, я, наверное, не так выразился, но я не хотел…
— Я знаю, что вы не хотели.
— И как часто она… Как часто с ней такое случается?
— Когда как. Бывает по-разному. Иногда она устраивает спектакль. Иногда на нее нападает страшная хандра. А бывают у нее и ясные, светлые дни. Но в основном, как и в первый раз, когда вы видели ее, она путается в именах и событиях, словно у нее старческий маразм. — Клэр вдруг понизила голос. — Иногда она становится такой, как сегодня вечером, — полностью отрешенной от мира.
— И чем это вызвано?
— Не знаю.
— А что говорят доктора?
— Они тоже не знают. Сколько я помню маму, она всегда была такой, только с годами болезнь ее прогрессирует, и приступы случаются все чаще. В самом начале болезни они напоминали лишь всплески депрессии. В такие дни, как рассказывала мне потом тетя Лорель, мама уединялась в своей комнате и плакала дни напролет, не вставала с постели, отказывалась от еды. Мы с тетей Лорель ухаживали за ней, стараясь во всем угодить.
— Ей следовало бы с самого начала назначить хорошее лечение. — При этих словах Кассиди Клэр встрепенулась и гневно посмотрела на него. — Я сказал это не в порядке критики, не подумайте, — поправился он.
Клэр какое-то мгновение словно изучала его. Убедившись в его искренности, она несколько успокоилась и отбросила враждебность.
— Теперь-то я понимаю, что необходимо было немедленно поместить ее под медицинское наблюдение. Такая глубокая депрессия — это уже серьезная болезнь. Но я была ребенком. А тетя Лорель, при всей своей доброте, совсем не знала, как следует обращаться с душевнобольными. Она даже не придавала серьезного значения этой болезни. Мама была молодой женщиной, обманутой в своих чувствах. Семья отказалась от нее, лишила наследства. И тетя Лорель ошибочно думала, что болезнь мамы — не что иное, как страдания разбитого сердца.
— Разбитого сердца, которому не суждено успокоиться.
Клэр кивнула.
— Однажды с мамой случилось то же, что и сегодня вечером. Она оделась и ускользнула из дома с уложенным чемоданом. Я была тогда очень молода, но помню, что тетя Лорель чуть с ума не сошла от беспокойства, пока полицейский не привел маму домой. Он знал нас и заметил маму, когда она шла по Кэнел-стрит с тяжелым чемоданом в руках. Когда он подошел к ней и предложил свою помощь, он сразу обратил внимание, что она не в себе. Спасибо ему, он привел ее домой вместо того, чтобы тащить в полицейский участок. Так что ее миновала столь тяжкая участь.
— Во время таких приступов она что, воображает, будто сбегает из дома с возлюбленным?
— Да. Я думаю, что еще до того, как мой отец оставил ее, он предлагал ей убежать с ним. В конце концов он, должно быть, струсил, а она так и осталась ждать его. Теперь мама воображает, что он придет за ней в условленное место. Сегодня, я уверена, она ехала на перекладных, торопясь в «Поншартрэн».
— Это было место, где они должны были встретиться?
— Нет. Место встречи у нее всегда меняется. Мама никогда точно не знает, где и когда она должна встретиться со своим молодым человеком. И, не в силах оценить свои действия, вечно ругает себя за то, что, вероятно, все перепутала.
Клэр отвернулась от окна и посмотрела на Кассиди.
— В ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд, мама выскользнула из дома и пошла в «Фэрмон». Мне позвонил Андре и сказал, что она сидит в вестибюле отеля и дожидается своего возлюбленного, так что я поехала за ней. Вот почему я оказалась там. Узнав же о том, что произошло в ту ночь, я попросила Андре не говорить никому о том, что я была в отеле. И поскольку мое присутствие там никоим образом не связано было с Уайлдом, он согласился хранить мою тайну. Я уверена, что вы и ваши коллеги были безумно счастливы, прослушав запись нашего разговора, но вы его не правильно истолковали.
Клэр допила свой коньяк. Кассиди взял у нее из рук пустой бокал и отнес его к буфету.
— Не было бы всем проще и спокойнее, если бы вы поместили мать в клинику? — спросил он.
Клэр ждала этого вопроса. На протяжении вот уже многих лет ей задавали его сотни раз. Ответ всегда был неизменным:
"Безусловно, было бы легче. Но лучше ли?» Взволнованная, она начала расхаживать вдоль стеклянной стены…
— Сколько я себя помню, всегда к нам приходило множество людей — из медицинских обществ, социальных служб, юридических агентств — и все они пытались заставить меня поместить маму в клинику.
— А до этого пытались забрать вас от нее. Клэр остановилась и повернулась к нему:
— Вы никак не можете не касаться этой темы, да, мистер Кассиди?
— Нет, не могу. Это моя работа.
— Мерзкая у вас работа.
— Иногда, — признал Кассиди. — Вместо того чтобы кормить меня сладостными воспоминаниями из вашего детства, почему бы вам не быть со мной откровенной, рассказав о ваших стычках с властями?
— Потому что очень больно вспоминать об этом. Меня до сих пор мучают ночные кошмары. Мне все снится, что эти чиновники из социальной службы тащат меня, кричат, уводя из дома тети Лорель. Мама сидит расстроенная. Я не хочу уходить.
— Судя по сохранившимся протоколам, маленькая Клэр Луиз Лоран задавала им жару. Я охотно в это верю.
— Все было бы ничего, но у мамы после каждого их прихода случался тяжелейший приступ.
— А что же ваша тетушка? Вы описывали ее как любящую, заботливую особу.
— Она такой и была, но эксперты, — Клэр подчеркнула это слово, — так не думали. Она была с причудами, а стало быть, не вписывалась в их книжные критерии образцового родителя. Они приходили за мной. И забирали. Трижды меня помещали в приют. Я каждый раз убегала, и они наконец махнули на меня рукой, разрешив вернуться домой. Мне было лет двенадцать, когда однажды мама ушла из дома и пропадала несколько дней. В конце концов мы нашли ее в каком-то убогом отеле, но к тому времени обо всем уже стало известно полиции. Социальная служба тут же воспользовалась ситуацией, и за мной вновь пришли. Как они сказали, я воспитывалась в нездоровой обстановке и нуждалась в опытных наставниках и спокойствии. Я поклялась, что убегу отовсюду, куда бы меня ни привели, и что, как бы они ни старались, им не удастся разлучить меня с матерью. Думаю, в конце концов они мне все-таки поверили, потому что больше от них никто не приходил.
Долгие годы копившаяся в душе Клэр обида теперь прорвалась наружу и обрушилась на Кассиди.
— Мне совершенно наплевать на то, что говорят обо мне ваши архивы. Я все равно не позволю никому разлучить меня с матерью. Я останусь с ней до конца и буду счастлива заботиться о ней. Когда она забеременела, у нее был очень простой выход — в то время как раз популярный среди богачей. Она могла на год отправиться в Европу и там, родив, отдать меня в какую-нибудь семью на удочерение. Как говорила мне тетя Лорель, именно это и заставляли ее сделать родители. Или был еще один вариант — поехать в другой город и найти там врача, который бы согласился сделать аборт. Это было бы еще проще. И никто бы ничего не узнал — даже родители. Но она выбрала меня, сохранила ребенка, и во имя этого пожертвовала наследством, да и всей своей жизнью.
- Предыдущая
- 30/93
- Следующая
