Кот, который знал Шекспира - Браун Лилиан Джексон - Страница 32
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая
Не растрачивая попусту время на прелюдии, Квиллер сказал:
– Не могли бы вы рассказать, как жилось на ферме во времена вашей молодости, миссис Вулсмит? Я включу этот магнитофон. – Он поднёс магнитофон к ней, но она бессмысленно смотрела по сторонам.
Вопрос: Вы родились в Мускаунти?
– Я не знаю, почему вы хотите говорить со мной. Я ничего не сделала. Я только жила на ферме и поднимала детей. Моё имя однажды напечатали в газете, когда меня обокрали.
Вопрос: Какую именно работу вы выполняли?
– В газете писали о воре, и я вырвала страницу. Она в моём кошельке. Где мой кошелёк? Достаньте её и прочтите. Вы можете прочесть её вслух. Я люблю это слушать.
В четверг в одиннадцать часов вечера Сара Вулсмит шестидесяти пяти лет из Сквинк-Корнерса сидела одна и вязала свитер в своей гостиной, когда мужчина с платком на лице ворвался к ней и сказал: «Давай сюда все деньги» Они мне страшно нужны». Она дала ему 18 долларов 73 цента из своего кошелька, и он убежал, оставив её в растерянности, но не причинив вреда.
– Я любила тогда вязать. У нас было семеро детей, у Джона и у меня, пятеро из них – мальчики. Двоих убило на войне. Джон погиб в тридцатисемиградусный мороз во время «Большого» урагана. Пошёл пригнать коров и замёрз. Пятнадцать коров замёрзли и все куры. В те времена зимы были жуткими. У меня есть электрическое одеяло. У вас есть такое? Когда я была маленькой девочкой, мы спали под горой стёганых одеял, я и мои сестры. По утрам мы рассматривали изморозь на потолке. Это было красиво, всё так к искрилось В кувшине, из которого мы умывались, был лёд. Иногда мы простывали. Мама натирала нам грудки скунсовым маслом и гусиным салом. Мы этого не любили. (Смеётся.) Мой брат стрелял диких кроликов, а я могла погнаться за ними и поймать. Папа гордился мной. У него не было коня. Он запрягал маму в плуг, и они пахали землю. В школу я не ходила. Я помогала маме на кухне. Однажды она заболела, и я должна была кормить шестнадцать мужчин, наших соседей. В те времена соседи помогали друг другу.
Вопрос: Было ли у вас время для…
– Мы, женщины, стирали одежду в корыте и сами делали мыло. Ещё я делала уксус и масло. Мы набивали подушки куриными перьями. О, сколько у нас их было! (Смеётся.) Однажды мы повезли тележку в город, забрали почту и купили за пенни шандровый леденец на палочке. Я вышла замуж за Джона, и у нас была большая ферма – коровы; лошади, свиньи, куры. Мы нанимали соседских мальчишек «снимать шелуху и скорлупу» за пенни в час. Набежали белохвостки и съели всю кукурузу. Однажды налетела саранча и всё съела. Соседские мальчишки работали по двенадцать часов в день.
Вопрос: А что вы помните о…
– Мы никогда не запирали дверь. Сосед мог войти и взять взаймы чашку сахара. Это соседский мальчик взял мои деньги. Я знала, кто это был, но не сказала констеблю. Я узнала его голос. Он работал иногда у нас на ферме.
Вопрос: Почему вы не сказали констеблю?
– Его звали Базиль. Мне его стало жаль. Его отец сидел в тюрьме. Убил человека.
Вопрос: Это была семья Уайтлстафф?
– Я выглянула в окно, когда он взял у меня деньги. Светила луна. Я видела, как он бежал через наше картофельное поле. Я знала, где он спрячется. Товарный поезд остановился у водокачки, чтобы набрать воды. Можно было услышать его свисток ещё за две мили. Мальчишки обычно прыгали на товарные поезда и уезжали. Один мальчик сорвался на рельсы и погиб. Я никогда не ездила на поезде.
Конец интервью.
Сиделка прервала монолог миссис Вулсмит:
– Время вышло, дорогая. Теперь попрощайтесь, и мы пойдём наверх вздремнуть.
Старая леди протянула тоненькую дрожащую руку, и Квиллер тепло пожал её обеими руками, изумляясь, как эти хрупкие руки когда-то стирали одежду, доили коров, копали картошку.
Сиделка проводила его до холла.
– Сара помнит всё, что было семьдесят пять лет назад, – сказала она, – но не помнит недавних событий. Кстати, я Ирма Хасселрич.
– Вы не родственница поверенного Фонда Клингеншоенов?
– Это мой отец. Он был обвинителем в деле об убийстве Титуса Гудвинтера Заком Уайтлстаффом. Сын Зака, тот, что ограбил Сару и убежал, через несколько лет появился и вернул восемнадцать долларов и семьдесят три цента, но Сара этого не помнит. Каждое Рождество он посылает ей шоколадные конфеты. Он стал удачливым человеком. Изменил своё имя, конечно. Если бы у меня было имя Базиль Уайтлстафф, я бы его тоже изменила, – засмеялась она. – Он продаёт подержанные машины и держит гараж. Он вспыльчив, но дело своё делает хорошо.
Квиллер пошёл домой переодеться к свадьбе, от которой не ждал ничего хорошего. Он уже был шафером на свадьбе Арчи Райкера. Тогда, двадцать пять лет назад, он был молод, горяч и не всегда трезв. В день свадьбы он вертел в руках кольцо, уронил его, чем рассмешил две сотни гостей?
А сейчас он должен быть шафером на свадьбе у Базиля Уайтлстаффа. Когда Хикси назвала его мистер Чопстик, она была недалека от истины.
В пять часов ноябрьские сумерки окрасили пикакские снежные сугробы в темно-голубой цвет. В особняке «К» шторы были задёрнуты, хрустальные люстры включены, и мистер О'Делл зажёг праздничный огонь в гостиной.
Высокие напольные часы в холле пробили пять раз. Мистер О'Делл вставил кассету в магнитофон, и торжественные звуки органной прелюдии Баха эхом понеслись по дому. В гостиной перед камином стоял судья. Новобрачный и его шафер ждали в холле. Это был момент тревожного ожидания, пока на лестничной площадке второго этажа не появилась невеста со своей свидетельницей и не начала величественно спускаться.
Миссис Кобб, которая обычно ходила в халате или мешковатом джемпере, была просто ослепительна в своём розовом замшевом костюме. Сьюзан Эксбридж тоже выглядела прекрасно.
Тем временем новобрачные стали перед судьей, у которого от каминного жара раскраснелось лицо. Между ним и камином находились негодующие сиамцы, чьё место он сейчас занимал.
Квиллеру было нелегко. Флагшток нервно ёрзал, а судья причесывал волосы, прежде чем произнести короткую торжественную речь:
– Мы собрались здесь, чтобы поздравить жениха и невесту…
Несмотря на всю роскошь обстановки, атмосфера была напряженной.
– Может ли кто из присутствующих указать причину, по которой они не могут стать мужем и женой, если да, то пусть говорит сейчас или навсегда скроет свой секрет.
– Йау! – заявил Коко.
Флагшток нахмурил брови, обе женщины усмехнулись, но у Квиллера возникло смешанное чувство удовлетворения и опасения.
Герберт взял Айрис в законные жены, и Айрис взяла Герберта в законные мужья. Настало время обменяться кольцами.
Взоры обратились к Квиллеру. Он поискал кольцо в кармане. Нет! Не тот карман. Ух! Он нашёл кольцо. А затем снова опозорился. Обручальное кольцо выскользнуло из его рук и покатилось по ковру.
Юм-Юм метнулась за ним. Постоянно проживающий воришка клингеншоенского особняка, привлеченный блеском золота, взмахнул своим маленьким сокровищем под китайским столиком, и Квиллер бешено погнался за ним. Когда трофей уже был в пределах досягаемости, кошка покатила его в холл, подбивая сначала одной лапой, а затем другой. Она катила кольцо до самого бухарского ковра, где шафер наконец перехватил его.
С рекордной скоростью вспотевший судья завершил церемонию:
– Я объявляю вас мужем и женой.
Флагшток смущённо поцеловал свою жену, и начались объятия, рукопожатия, поздравления и наилучшие пожелания.
Жизнерадостные звуки фортепианной музыки Шуберта подошли как нельзя более кстати, и миссис Фулгров и мистер О'Делл появились с подносом шампанского и легкими закусками. Квиллер с бокалом белого виноградного сока в руках предложил тост за счастливое будущее молодоженов.
Момент поздравлений был короток. Судья залпом осушил свой бокал и поспешно удалился. Новоиспеченная миссис Флагшток упросила своего мужа пройти в столовую посмотреть резную работу на массивном немецком буфете.
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая
