Кот, который читал справа налево - Браун Лилиан Джексон - Страница 25

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая

– Я хотела бы сделать несколько набросков. – Она начала что-то искать в своей сумке. – Коко выглядит великолепно, как балетный танцовщик.

Балетный танцовщик… Балетный танцовщик… Эти слова напомнили Квиллеру о картине, которую он видел: загроможденный вещами офис и картина на стене. Во второй раз, когда он заглядывал в этот офис через плечо полицейского, на полу лежало тело. А где была картина? Квиллер вспомнил, что картины с балериной не было.

Он сказал Зое:

– В галерее была картина с балериной.

– Знаменитая картина Гиротто, которой владел Эрл, – ответила она, делая набросок на бумаге. – Это только половина оригинального холста. Это была его самая заветная мечта – найти вторую половину. Он думал, что это сделает его богатым.

Квиллер заинтересовался:

– Насколько богатым?

– Если две половины объединить и реставрировать, картина, вероятно, будет стоить сто пятьдесят тысяч долларов.

Квиллер удивлённо присвистнул.

– На другой половине картины изображена обезьяна, – продолжала Зоя. – Гиротто рисовал балерин и обезьян во время своего знаменитого периода сомнений, но только однажды он нарисовал и обезьяну, и балерину на одном и том же холсте. Это уникальное полотно, шедевр, мечта коллекционера. После войны полотно было переправлено морем в Нью-Йорк и повреждено при перевозке – разорвано посредине. Картина была написана таким образом, что продавец смог вставить в рамки обе части и продать их по отдельности. Эрл купил половину с балериной и надеялся найти вторую половину с обезьяной.

– Как вы думаете, владелец половины с обезьяной также пытается найти половину с балериной? – спросил Квиллер.

– Возможно. Эрл владел более ценной половиной, на ней есть подпись художника. – Пока она говорила, её карандаш скользил по бумаге, а взгляд метался между листом и танцующим котом.

– Много людей знало о Гиротто?

– О, это была жанровая картинка. Некоторые люди хотели купить балерину, чтобы потом перепродать её. Эрл мог бы продать её и неплохо на ней заработать, но он на это не пошёл, мечтая о ста пятидесяти тысячах долларов. Его никогда не покидала надежда найти обезьяну.

Квиллер осторожно спросил:

– Вы видели балерину в ту ночь, когда было совершено преступление?

Зоя отложила карандаш и бумагу.

– Боюсь, я не много видела в ту ночь.

– Я был там, – сказал Квиллер, – и абсолютно уверен, что картины на стене не было.

– Не было?!

– Она висела над столом в мой предыдущий визит, и, я помню, в ночь, когда там была полиция, стена была пустой.

– Что же мне делать?

– Лучше всего рассказать полиции. Очень похоже на то, что картина украдена. Расскажите им также о телефонном звонке. Когда вы приедете домой, позвоните в отдел по расследованию убийств. Вы помните имена детективов? Хеймс и Войцек.

Зоя в ужасе закрыла лицо руками:

– Честно сказать, я совсем забыла об этом Гиротто.

Когда Зоя ушла, оставив Квиллера с нетронутой банкой кофе, фунтом сахара, пол пинтой сливок и двумя фунтами шоколадного печенья, он задумался о том, много ли информации утаила она от него. Её нервозность говорила о том, что факты тщательно отбирались. Она начала заикаться, когда он спросил, имел ли кто-нибудь ключ от галереи Ламбретов. Вероятно, она не стала рассказывать полиции о том, что касалось её лично. Она предпочла забыть о существовании ценного полотна, возможно желая придать убийству иную окраску.

Квиллер поднялся наверх, чтобы приготовить ужин Коко. Он медленно и рассеянно нарезал мясо, обдумывая детали дела Ламбрета. Насколько обоснован намек Сэнди на семейную подоплеку этого дела? И как это связать с исчезновением картины Гиротто? Надо принимать во внимание разгром, учинённый грабителями в галерее, и Квиллер подумал, что пропавшая картина попала в ту же категорию, что и поврежденные предметы.

Он открыл кухонную дверь и выглянул наружу. Ночь была прохладной, и запахи стали более острыми. Угарный газ висел в воздухе, он доносился из гаража, где жгли промасленную ветошь. Внизу, прямо под ним, зияла черная дыра внутреннего дворика; окружавшие его высокие кирпичные стены не пропускали свет уличных фонарей.

Квиллер включил наружный свет, который отбрасывал слабый желтый отблеск на пожарную лестницу, и подумал: «Что этот парень имеет против использования дополнительного освещения?» Он вспомнил, что видел электрический фонарик в кладовке, и пошёл за ним удобный, с длинной ручкой, прекрасно управляемый, мощный, просто прелесть. Всё, что было у Маунтклеменса, было прекрасно: ножи, сковородки, кастрюли, даже электрический фонарик. Мощный луч от фонарика осветил стены пустот двора, тяжелые деревянные ворота, деревянную пожарную лестницу. Комья замерзшей грязи прилипли к ступенькам, и Квиллер решил отложить дальнейшее исследование до утра. Завтра он сможет взять сюда Коко, чтобы было веселее.

В этот вечер он пошёл ужинать в расположенный неподалеку ресторан, и кареглазая официантка была похожа на Зою. Потом он вернулся домой и поиграл с Коко, движения кота напомнили ему о пропавшей балерине. Он зажег в камине газовые горелки и просмотрел потрепанную книгу по экономике, которую купил в пресс-клубе; статистика вызвала в памяти Девять-о-Два-Четыре-Шесть-Восемь-Три или Пять?

В воскресенье он нанёс визит Нино (ударение на «о»!).

Дом-мастерская скульптора находился в гараже и был мрачным, как и звуки, которые доносились из него. Бывший владелец гаража не потрудился навести в нем порядок, и унылые произведения Нино лишь усиливали ощущение хаоса.

Постучав и не получив ответа, Квиллер вошёл в скопление безрадостных, ненужных вещей. Там были старые ободы колёс разбитые бутылки, куски бетона, оловянные банки разных размеров и выброшенные оконные рамы и двери. Он обратил внимание на детскую коляску без колес, витринный манекен без рук и головы, кухонную раковину, окрашенную в яркий оранжевый цвет изнутри и снаружи, железные вороте, покрытые ржавчиной, деревянную кровать в модерновом стило депрессии 1930 года.

Свисавший с потолка обогреватель изрыгнул в лицо Квиллеру струю теплого пара, в то время как сквозняки парализовали холодом ноги на уровне лодыжек. И при всём этом с потолка свисала на канате хрустальная люстра невообразимой красоты.

Потом Квиллер увидел скульптора за работой. В глубине на платформе стоял Предмет, огромный, сделанный из деревянных отходов, страусовых перьев и кусочков блестящего олова. Нино приделывал к голове монстра два колеса от детской коляски.

Он крутанул колеса и отошел назад; вращающиеся спицы, блестевшие на свету, превратились в злобные глаза.

– Добрый день, – сказал Квиллер. – Я друг Зои Ламбрет. Вы, должно быть, Нино?

Скульптор, казалось, впал в транс. Его рубашка и брюки, явно на два размера меньше необходимого, были заляпаны краской и смазкой, борода нуждалась в стрижке, волосы давно не знали расчески. Несмотря на всё это, он выглядел красавцем, с классическими чертами лица и завидным телосложением. Он посмотрел на Квиллера невидящим взглядом, потом опять повернулся к Предмету с вращающимися глазами, зачарованно глядя на него.

– Вы дали ему имя? – спросил Квиллер.

– Тридцать шесть, – ответил Нино и, закрыв лицо руками, заплакал.

Квиллер сочувственно подождал, пока скульптор успокоится, и спросил:

– Как вы создаёте эти произведения искусства? Какова ваша технология?

– Я живу ими, – сказал Нино. – Тридцать шесть есть то, что я есть, был и буду. Вчера ушло, и кого это волнует? Если я подожгу эту мастерскую, я буду жить в каждом прыгающем огоньке, в каждой вспышке.

– Вы всегда обеспечены материалом?

– Если я обеспечен, то обеспечен! Если нет, то нет, Всё взаимосвязано. Человек любит, ненавидит, плачет, играет. Но что может сделать художник? БУМ! Вот как это бывает! Мир непостижим, мир непостижим, мир непостижим.

– Космическая концепция – согласился Квиллер – Люди на самом деле понимают наши замыслы?

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая