Кот, который болтал с индюками - Браун Лилиан Джексон - Страница 3
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
– А может, забыли залить горючее и пришлось делать промежуточную посадку в Милуоки…
Шуточки по любому поводу были давней традицией Мускаунти, и шло это со времён первых поселенцев, которым юмор помогал справляться с трудностями и тяготами, а иногда и с подлинными бедствиями.
Когда храбрый маленький самолётик наконец сел и, подпрыгивая, подрулил к терминалу, Полли вышла последней и спускалась так осторожно, словно всерьёз относилась к мифу, согласно которому местные самолеты мастерят из разобранных старых велосипедов.
Подойдя, Квиллер подхватил у неё сумку и сказал, что сейчас принесёт и остальные вещи, если, конечно, сумеет разыскать консервный нож, способный открыть замок багажного отделения. Оба вели себя очень сдержанно: местные сплетники постоянно охотились за доказательствами романтической связи между директором Публичной библиотеки и журналистом – миллионером.
– Хорошо долетела?
– Сносно. А как прошли раскопки?
– Предсказуемо. Сундук оказался пуст.
– Надо покрыть его стеклянным колпаком и выставить на всеобщее обозрение как археологическую находку.
– Хочешь позавтракать в «Типси»?
– Пожалуй, нет, милый. Докладов и дискуссий было много, но ели и пили мы ещё больше. Лучше поеду прямо домой: обниму своих кошек, поклюю творога с фруктами и приготовлюсь к завтрашнему рабочему дню… Как здесь тихо!
Минуя овечьи пастбища, картофельные поля и заброшенные угольные шахты, дорога вела к коттеджам Индейской Деревни. Помолчав, Полли сказала:
– Да, Бенсон приедет уже на этой неделе.
– Кто это?
– Архитектор, который проектировал наш книжный магазин. Собирается переговорить со строителями. И умирает от желания увидеть твой амбар. Я описала его как могла, но он заявил, что это немыслимо, так как противоречит законам архитектуры. Он исключительно занятный человек.
Квиллер хмыкнул в усы. Любой выезд из Пикакса приводил к встрече Полли с кем-нибудь «исключительно занятным». Сначала это был тренер по верховой езде из Локмастера, потом профессор из Монреаля, затем антиквар из Вирджинии, и вот теперь – чикагский архитектор.
– Фонд К. считает, что магазин следует назвать «Феникс» – по имени птицы, возрождающейся из пепла, о которой упоминается в египетской мифологии… – сообщила Полли.
– Они что, серьёзно? Местные жители будут а недоумении, с чего это магазину вдруг дано имя столицы штата Аризона. Думаю, лучше объявить конкурс на название. В масштабе всего округа.
– Идея отличная. Но мне хотелось, чтобы ты сам её высказал… Брута и Катту навещал?
– Они всем довольны, но только, по-моему, эта кошачья нянька их перекармливала. Я загрузил холодильник всем, что было в твоём списке.
Машина въехала в ворота Индейской Деревни, и они замолчали. Справа промелькнул домик привратника, слева – гольф-клуб; машина пошла вдоль Речной дороги, застроенной живописно расположенными кондоминиумами.
Квиллер затормозил перед «Ивами», кондо номер один.
– Ну беги, обнимай своих кошек, а я займусь багажом.
– Хочешь зайти поклевать творога или фруктов? – спросила она мягким грудным голосом, который когда-то и стал причиной их знакомства.
Творог безусловно не был излюбленным лакомством Квиллера, и на миг он заколебался. Потом ответил:
– Да, с удовольствием.
Ближе к вечеру он взял свой рабочий блокнот и запас жёлтых карандашей, а также сиамцев и телефон и отправился в беседку. Это было восьмиугольное сооружение, со всех сторон обтянутое сеткой, выстроенное на «птичьем дворе» – всего в нескольких метрах от дома. Усевшись там, он стал набрасывать черновик вторничной колонки. Юм-Юм принялась за любимое дело, а именно – охотилась за насекомыми, ползающими по наружной стороне сетки. Коко улегся на полу и наблюдал за вороньим семейством, все семеро членов которого вальяжно разгуливали по двору. «Интересно, это те же самые, что прилетали сюда прошлым летом или кто-то новенький?» – гадал Квиллер. Тех, прошлогодних, он прозвал Банкерсами – по имени учёного-орнитолога Терезы Банкер, изучавшей исключительно данную породу птиц. Она, конечно, слегка чокнутая, как и её кузен Джо, метеоролог с радиостанции «Голос Пикакса». Тот называл себя Человек Погоды или Погодный Бог и неизменно сдабривал метеопрогнозы смешками и шуточками.
Телефонный звонок прервал размышления Квиллера.
Звонил его друг Торнтон Хаггис, бывший каменотёс, ныне официальный историк округа и неутомимый волонтер.
– Привет, Квилл! Занят? Хочу кое-что принести и кое о чём поговорить.
– Ты где сейчас?
– В Центре искусств. Нужно было немножко помочь. Минут через пять могу быть у тебя.
– Мы в беседке. Выпьешь стаканчик вина?
– Спасибо, не сегодня. Мы ждем гостей. Жена пригласила нового пастора и ещё нескольких наших прихожан.
Здание Центра искусств располагалось в дальнем конце одичавшего яблоневого сада. Прямо оттуда к амбару Квиллера вела проложенная когда-то для вагонеток дорожка, и вскоре среди деревьев замелькала похожая на развороченный сугроб белоснежная шевелюра Торнтона. Сиамцы, затаив дыхание, следили за тем, как она приближается. Назначение этой белой штуковины оставалась для них жгучей тайной.
В руке у Торнтона было что-то, похожее на колокольчик. Но без язычка. Выложив эту вещицу на стол, он сказал:
– Вот. Это несколько запоздалый подарок ко дню рождения.
– Какая красота! – воскликнул Квиллер. – Даже и не поверить, что ты сам это выточил!
Работа на токарном станке была новейшим увлечением Торнтона.
– Оливковое дерево, очень хрупкое. Задумывалась как вазочка для конфет, но, если хочешь, используй её как кошачью миску.
Сиамцы уже вскочили на стол и с любопытством обнюхивали новый предмет. Вазочка на ножке-стебле, опирающемся на круглую подставку, была выточена из цельного куска дерева и декорирована зернистым узором, спиралью поднимающимся снизу вверх, чтобы в конце концов слиться с зазубринками и узелками, которыми наградила оливковые деревья сама природа.
– Я онемел от восхищения или, если угодно, восхищён до онемения, – сказал Квиллер. – Поставлю её на письменный стол и буду держать в ней разные мелкие бумажки, скрепки и золотые монеты… А теперь сядь, пожалуйста, и расскажи, о чём тебе захотелось поговорить.
– А вот о чём. В будущем году нашему Пикаксу исполняется сто пятьдесят лет, но уже в этом году Брр исполняется двести. Как всё это отмечать? Оргкомитет считает, что большинство людей просто запутается во всех этих столетиях, полуторастолетиях и двухсотлетиях. Поэтому Брр решил просто отпраздновать день рождения и устроить по этому поводу кучу мероприятий в июле и в августе. Задуман именинный торт, в который будет воткнуто двести свечей, парад двухсот яхт на воде, ну и всякие представления, конкурсы. Клуб «Возрождение» решил поставить и показать в одном из городских залов пьесу «Переполох у лесорубов», и мы тут подумали: а не освежить ли тебе свой спектакль и не сыграть ли его раза два-три за лето? Публика всё ещё вспоминает, как это было здорово.
Торнтон имел в виду «Грандиозный пожар, случившийся в 1869 году», спектакль, повествующий о лесном пожаре, спалившем тогда чуть ли не половину Мускаунти.
– Хмм, – промычал Квиллер, поглаживая усы. – А ведь был ещё ураган тысяча девятьсот тринадцатого года. Он потопил массу судов и нанёс колоссальный ущерб всем приозёрным городам.
– Великолепно! Ты о нём писал?
– Нет, и в этом-то вся загвоздка. Готовя спектакль о лесном пожаре, я пользовался документами, собранными Гейджем. А вот об урагане тысяча девятьсот тринадцатого года у меня никаких материалов нет.
– Я их добуду, – с обычным для него энтузиазмом заявил Торнтон. – Можно сказать Гэри Пратту, что я тебя в общем уговорил? Он с радостью предоставит любую помощь.
Торнтон поднялся, чтобы идти.
– А что у тебя сегодня на ужин?
– Остатки индейки и кое-какой гарнир. Мы любим индюшатину.
– Йау, – подтвердил Коко.
Попрощавшись, Торнтон пошёл назад, в Центр искусств.
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
