Состоятельная женщина. Книга 1 - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 5
- Предыдущая
- 5/114
- Следующая
Ей меньше всего хотелось расстраивать бабушку. Впрочем, каким-то непостижимым образом та все равно уже все знала, подумала она со вздохом. Понимая, что загнана в угол, Пола собралась с духом и сказала:
– Я прекратила видеться с Джимом, потому что поняла, что все слишком серьезно. В конце концов дело должно было закончиться для меня сердечной раной, я это чувствовала. И не только для меня, но и для него тоже. И для тебя это было бы болезненно. – Она помолчала и, отведя взгляд в сторону, тихо, но твердо произнесла: – Ты ведь не допустила бы, чтобы один из Фарли стал членом нашей семьи, не так ли, бабушка?
– Совсем в этом не уверена, – проговорила Эмма чуть слышно.
„Так значит, вот как далеко у них все зашло”, – пронеслось у нее в мозгу. Она вдруг ощутила, как на нее навалилась нечеловеческая усталость, от которой ныли скулы и щипало в глазах. Больше всего на свете ей хотелось сейчас закрыть глаза и прекратить этот дурацкий и бесполезный разговор. Она попыталась улыбнуться Поле, но пересохшие губы отказывались двигаться. Сердце ее сжалось, переполненное горечью. Горечью, которая, как она считала, давно должна была пройти. Она-то думала, что все забыто, но оказывается, память об этом человеке жива, острой болью отдаваясь в сердце. Лицо ее вдруг так изменилось, как будто она сразу осунулась. Она увидела Эдвина Фарли как бы воочию, словно он стоял сейчас перед нею. А рядом с ним, в отбрасываемой им тени, прятался Джим, похожий на него как две капли воды. Обычно, если Эдвин и возникал в ее памяти, то тут же испарялся, но на этот раз почему-то не желал этого делать, и старая боль, которую он ей когда-то причинил, вспыхнула в ее сердце с новой силой. Чувство подавленности было столь гнетущим, что некоторое время Эмма не могла произнести ни слова.
Пола с тревогой следила за своей бабушкой: впервые она видела это строгое лицо омраченным неизбывной печалью. Взгляд Эммы сделался отсутствующим, глаза были устремлены в пространство, губы сжались в жесткой и горькой усмешке. „Будь прокляты все эти Фарли!” – чертыхнулась про себя Пола, подаваясь вперед, и взяла Эмму за руку.
– Да с этим уже давно покончено, бабуля! И вообще ничего серьезного, клянусь тебе! Меня это больше не волнует. Решено: я еду в Париж. И перестань, пожалуйста, переживать, умоляю тебя. Я просто не могу, когда у тебя такое выражение лица, – и Пола примирительно улыбнулась, все еще тревожась за бабушку и готовая сейчас согласиться на любое ее предложение. Вся эта гамма чувств, овладевших ею, смешивалась с душившей ее сердце мучительной злобой: как же это она позволила бабушке вынудить ее затеять весь этот смехотворный разговор, которого ей столько месяцев подряд удавалось избежать...
Но прошло немного времени – и тревожное выражение в конце концов исчезло с лица Эммы. Она с трудом сглотнула, и стало ясно, что твердость характера помогла ей взять себя в руки. Да, железная воля всегда была тем фундаментом, на котором покоились ее власть и сила.
– Джим Фарли, – начала она как можно спокойнее, – отличный человек. Совсем не похож на других... – она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы продолжить их беседу и сказать Поле, что та может возобновить, если хочет, дружбу с Джимом Фарли, но сил на это у нее не было.
Вчера для нее стало сегодня. Прошлое не желало уходить.
– Давай не будем больше говорить о Фарли! – взмолилась Пола. – Я же ведь сказала тебе, что отправляюсь в Париж! – Пола изо всех сил сжала бабушкину руку. – Ты всегда знаешь лучше, что надо в первую очередь. И потом, мне же все равно надо посмотреть, как там у нас идут дела.
– По-моему, тебе просто необходимо это сделать, Пола!
– Так я и поступлю. Сразу же, как только мы с тобой вернемся в Лондон, – быстро согласилась Пола.
– Что ж, неплохая мысль, – бросила Эмма.
Чувствовалось, что она явно рада, как и внучка, переменить наконец тему разговора. К тому же ей было жаль зря расходовать время, чего она старалась всю свою жизнь себе не позволять. Для Эммы время было чересчур дорогостоящим товаром. Время всегда стоило денег. Больших денег. И тратить его сейчас на то, чтобы предаваться пустопорожним мыслям о минувших днях, воскрешая из небытия события, которые причинили ей когда-то столько боли, не имело смысла. Событий, срок давности которых составлял без малого шесть десятилетий.
Всю свою жизнь Эмма спешила. Вот и сейчас она буквально сгорала от нетерпения поскорее начать действовать.
– Как только мы прилетим в Нью-Йорк, мне надо будет сразу же поехать в офис. Чарльз отвезет вещи на квартиру потом, после того, как высадит нас с тобой у конторы. Знаешь, меня тревожит Гэй. А ты не заметила ничего, когда говорила с ней по телефону?
– Да нет. А что тебя беспокоит? – спросила Пола, откинувшись в кресле и обретя обычное спокойствие после того, как разговор о Джиме Фарли так быстро закончился.
– Трудно сказать, что именно вызывает мою тревогу, – задумчиво ответила Эмма. – Но интуиция подсказывает мне, что с нею происходит что-то неладное. После возвращения из Лондона она позвонила мне в Техас, и я сразу заметила, что она чем-то раздражена. И потом несколько раз было то же самое. Неужели ты не обратила внимания, каким тоном она разговаривает?
– Нет. Но я почти с ней и не разговаривала, поскольку она большей частью звонила тебе. Ты что, считаешь, что у нас в Лондоне какие-то неприятности? – с растущей тревогой в голосе спросила Пола.
– Хочу надеяться, что нет, – с трудом сдерживая беспокойство, сказала Эмма. – Только этого мне еще не хватало после „Сайтекса”.
Она нервно забарабанила пальцами по откидному столику и посмотрела в иллюминатор. Все это время она не переставала думать о делах и о своей секретарше Гэй Слоун. Мозг Эммы работал, как безупречная вычислительная машина: одно за другим она прокручивала в голове все, что могло бы случиться в их лондонском отделении. Но вот раздался щелчок – и машина отключилась. Бесполезно, решила Эмма. Произойти там могло все, что угодно, так что нечего заниматься разными предположениями и строить догадки. Очередная потеря времени – только и всего.
Повернувшись к Поле, она невесело улыбнулась:
– Ничего, скоро узнаем, моя милая. Мы с минуты на минуту приземлимся.
2
Американская штаб-квартира компании „Харт Энтерпрайзиз” занимала шесть этажей современного здания на Парк-авеню в районе Пятидесятых улиц. Если сеть английских универмагов, основанная Эммой Харт много лет назад, являлась как бы видимым символом ее успеха, то „Харт Энтерпрайзиз” представляла собой его движущую силу – сердце и мускулы. То был гигантский спрут, чьи щупальца простирались чуть ли не по всему миру, держа в своих цепких объятиях швейные фабрики, камвольно-суконные комбинаты, недвижимость, компанию по розничной торговле и несколько газет в Англии, не считая крупных пакетов акций в других наиболее крупных английских компаниях.
Эмме Харт как основателю принадлежали по-прежнему все сто процентов акций „Харт Энтерпрайзиз”, которая находилась полностью под ее единоличным контролем, как, впрочем, и „Харт Сторз” – сеть универмагов, носившая ее имя и охватывавшая север Англии, Лондон, Париж и Нью-Йорк. „Харт Сторз" в отличие от „Харт Энтерпрайзиз” была государственной компанией, акции которой можно было приобрести на Лондонской бирже, хотя Эмма являлась там председателем совета директоров и владела контрольным пакетом акций. Что касается „Харт Энтерпрайзиз", то, помимо перечисленного, она располагала в Америке недвижимостью, компанией по пошиву одежды на Седьмой авеню и имела крупные пакеты акций в нескольких промышленных предприятиях США.
„Харт Сторз" и „Харт Энтерпрайзиз" оценивались во многие миллионы фунтов стерлингов, а между тем это была лишь часть ее состояния. Помимо всего прочего, Эмме принадлежали сорок процентов акций корпорации „Сайтекс", крупные авуары в Австралии, включая недвижимость, горные разработки, угольные шахты и одно из самых крупных в стране овцеводческих хозяйств в Новом Южном Уэльсе. Небольшая, но весьма богатая компания „Э. Х. Инкорпорейтед”, находившаяся в Лондоне, осуществляла все операции, связанные со всеми ее личными капиталовложениями и недвижимостью.
- Предыдущая
- 5/114
- Следующая
