Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая

Стенька, словно с горы, скатилась со стога.

- А наша?

Но Трофим не стал больше разговаривать. Он увидел свою мать, которая выгребала из-под кустов траву и расстилала ее на солнышке.

- Мам! - крикнул Трофим. - Наша Рыжонка домой пришла!

Мать даже охапку выпустила из рук.

- Да ну? Да неужто правда? - И плачущим от радости голосом закричала куда-то в кусты: - Бабы! Бабоньки! Коровы домой пришли!

Бабы не знали, что делать. Сердце разрывалось: и домой броситься бы опрометью - и работу оставить нельзя!

- А давайте-ка управимся поскорее, - сказала Грунина мать. - Поскорей управимся - да домой!

Вот уж тут зашумело сено по лесу, замелькали грабли, полетели охапки на стога! Уж очень хотелось поскорее узнать, все ли коровы пришли - и свои и колхозные, дорогие светло-желтые симменталки, хотелось поскорее приласкать их, приветить...

Когда наконец собрались домой, через поляны уже легли густые зеленые тени. Трофим взял у матери грабли и, наверстывая свое, поскакал на них верхом. Давно уж он так не веселился - его лошадь брыкалась, становилась на дыбы, а он охлестывал ее веткой орешины, часто попадая себе по босым ногам.

Вдруг мать окликнула его:

- Трофим! А отца-то ты с кем оставил?

И тут же Трофимова веселость пропала. Он отца ни с кем не оставил и даже забыл ему сказать, что уходит от него. Не отвечая матери, Трофим молча умчался вперед. Бедный слепой отец, как он там один, без Трофима? Не случилось ли с ним какой беды?

ЧТО ДЕЛАТЬ ДЯДЕ ЕГОРУ?

А с Трофимовым отцом и правда случилась беда. Он проснулся, позвал Трофима, Трофим ему не ответил. Вдали он слышал голоса, кто-то громко и оживленно разговаривал, мычали коровы, какое-то движение слышалось в деревне, но ничего не мог понять. Очень хотелось пить, и он ощупью пошел под навес, где всегда стояло ведро с водой. Ощупью, с палочкой, он добрался до ведра, напился. А когда пошел из-под навеса, споткнулся о какой-то чурак, упал и ободрал об сучок руку. Так и сидел один до вечера, зажимая кровь рукавом, пока она не засохла.

Мать испугалась, увидев кровь:

- Егор! Что случилось?

- Да ничего. Поцарапался.

- А ну, покажи! Дай-ка я тебе завяжу. А ты слыхал? Корова наша пришла.

- Слыхал. Трофим сейчас был здесь, сказал.

- Только Буян не вернулся. Вишь, заболел в пути, прирезать пришлось. Жалко, хороший был бык. Да две телочки пропали... А так все пришли... Рыжонка меня все нюхала, нюхала, а потом как лизнет... - У нее дрогнул голос - Как лизнет прямо в лицо! Узнала!.. Ах ты, матушка моя!.. Да что ж ты, Егор, сидишь, голову повесил? Хоть бы порадовался с нами!

Но дядя Егор махнул рукой и прохрипел:

- Что мне радоваться? Сижу, как чурбан, целыми днями, один шагу ступить не могу. Радоваться! Живу, только людям мешаю!

Вечером, когда все угомонились на деревне, Трофимова мать пришла к Груниной матери. Груня чистила картошку на ужин и слышала разговор.

- Что делать с Егором? Посоветуй! - сказала мать Трофима. - Горюет, скучает шибко.

- Да ведь заскучаешь! - ответила Грунина мать. - От всего мира отрезанный. Дело ему найти надо. Работу какую-нибудь.

- А что слепой сделает?

- А вот подумать надо... Подожди, я к нему своего мужика пошлю.

- Да я его сама к твоему мужику направлю. Может, решат что-нибудь.

Дядя Егор и председатель встретились посреди улицы. Трофим держал отца за руку.

- Это ты, Касаткин?

- Я, Егор. Ко мне, что ли?

- К тебе. Давай поговорим. Просьба у меня...

Они все втроем уселись на бревне.

- Вот какое дело-то, Касаткин. Не могу я больше без пользы колхозный хлеб есть. Не могу, совесть мне не позволяет... Не найдется ли мне какой работы?

- Ну что ж! Раз совесть не позволяет, берись за дело. Я уж о тебе думал. А работы - как же нет? Работы сколько хочешь! Корзинки умеешь плести?

- Да плел когда-то. Только бы прутьев нарезать - сплету небось.

- Корзинки нужны. Крошни. А прежде всего веревки нужны... Ты веревки вил когда-нибудь?

- Не вил. Но попробовать можно. Люди вьют - может, и я совью.

- Веревки нужны, вожжи, супони... Лошадей у нас теперь прибавилось двух из Шатилова прислали да двух из Корешков. Сбруя нужна. Тяжи нужны... А рук не хватает. Вот бы ты нас выручил!

Дядя Егор заметно оживился, приподнял голову, и даже лицо его как-то посветлело:

- Сделаю. Присылай льну.

- Ну вот и ладно. А насчет прутьев - не беспокойся. У нас в колхозе расторопная бригада есть. Скажу бригадиру - так они тебе целый воз прутьев нарежут!

С этого дня у Груни появилась еще одна забота - резать ивовые прутья и таскать их дяде Егору.

За прутьями они пошли в пасмурный день, когда сено разваливать было нельзя.

Груня и Стенька резали вдвоем - одна держала, другая подсекала ножом. Приходилось им лазить в гущу лозняка, с веток им на голову падали крупные холодные капли и проскальзывали за ворот.

Ромашка резал один, в стороне, - резал молча, усердно. Он всегда был молчалив и усерден в работе. А Женька балагурил.

Он кричал, что нашел гнездо с птицей, а никакого гнезда не было. Тогда он уверял, что птица только что улетела и гнездо унесла с собой.

Груня слушала его болтовню, молча собирала прутья, связывала их вязанкой и чуть-чуть улыбалась - ох уж и болтун этот Женька!

У нее было очень хорошо на душе. Сегодня с утра на их усадьбе заложили первый венец стройки...

ПАСМУРНЫЙ ДЕНЕК

Груня рано улеглась спать. На улице было сыро и темно. Она спала на сене в сараюшке, который пристроил дядя Сергей к их жилью. Эта постройка была из кольев и прутьев, а крыша - из еловых веток. Дождь шумел в густой хвое, будто нашептывал что-то... И под этот шепот сами собой смыкались ресницы и набегали теплые сны... Вот идет Груня по дороге, стоят по сторонам высокие малиновые травы и шумят. А где-то далеко слышен голос матери:

- Все льет и льет... Надо бы подождать косить... Трава погниет...

- Пожалуй, завтра народ в лес направлю... - Это отец говорит.

А где они? Голоса все дальше, дальше. А травы шумят, позванивают.

Шумно вздохнула под навесом корова и ударила обо что-то рогом. Легкие сны сразу разлетелись. И голос дяди Сергея, совсем близкий за плетеной стеной, негромко произнес:

- Там у овражка я елку заприметил. Ветром повалило. Аж на ту сторону перекинулась... Как мост над овражком. Вот бы осилить!

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая