Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/76
- Следующая
Взяв под свой контроль верховья Волги, Воислав Рерик перекрыл рахдонитам северный путь в Европу. Смириться с таким положением дел они, конечно, не могли. Переворот, совершенный в Итиле каган-беком Вениамином, когда были убиты каган Ханука и его сыновья, обеспечил всевластие сефардов в столице Хазарии. Тюркские, славянские, асскне и скифские ганы, некогда составлявшие блестящую свиту кагана, ныне были перебиты, а уцелевшие – отодвинуты в тень рахдонитами, воспрянувшими духом под крылышком нового каган-бека. Именно на их деньги снаряжалось разноплеменное войско, которое двинулось водой и сушей из Итиля в верховья Волги.
Но, похоже, в Новгороде Вениамина ждали. Во всяком случае, обилие варяжских мечников на улицах столицы княжества сразу бросалось в глаза. Не зря Воислав Рерик плавал в славянские и фряжские земли. Варяжские князья и каган Мстивой оказали ему мощную поддержку. Уж им-то была прямая выгода прищемить хвост вечным своим конкурентам. Именно варяжские купцы занимали господствующее положение в Новгороде, что вызывало раздражение местных торговцев и родовых старейшин. Однако это раздражение не перерастало в открытый бунт. Видимо, ильменские словене хорошо запомнили урок, преподнесенный им в Ладоге Воиславом Рериком.
В детинце Великого Новгорода радимицкого боготура приняли как родного. В старшей дружине великого князя еще остались викинги, ходившие вместе с Драгутином во фряжские и арабские земли, хотя с каждым годом их становилось все меньше и меньше, а их места занимали сыновья и внуки тех, кто в далекие и уже почти легендарные времена связал свою судьбу с юными княжичами Рериками.
Князь Воислав, заметно постаревший за последние годы, крепко стиснул в объятиях старого соратника. Драгутин с удивлением отметил, что князь в силе, несмотря на немалые годы, и способен еще вынуть меч из ножен на поле брани.
– Война – удел молодых, – вздохнул Воислав, разглядывая спутников старого боготура. – Это кто же такие?
– Княжич Вузлев, сын Яромира, – назвал себя старший из двух молодцов.
– Лихарь, сын Драгутина, – представился второй, совсем юный, со светлым пухом над верхней губой.
– Не рано ли ведешь сына на рать? – покачал головой князь.
– Я в его годы уже дрался с хазарами, – пожал плечами Драгутин. – Лучше раньше начать да позже кончить. А Олег в Новгороде?
– Жду его с ратью кривичей сегодня к вечеру.
Появление в гридне великой княгини Ефанды с сыном вызвало оживление среди воевод, собравшихся здесь для пира и совета по зову Рерика. Княжичу Ингеру уже исполнилось десять лет, и он старался хранить на лице достоинство, приличествующее высокому положению. Сходство княжича с отцом было слишком разительным, чтобы у людей, знавших Воислава в молодые годы, возникла хотя бы тень сомнения в их кровном родстве. Драгутин, наслушавшийся на этот счет немало сплетен, с облегчением вздохнул и подмигнул юному княжичу.
Княгиня Ефанда узнала боготура и слегка склонила голову, приветствуя старого знакомца. Драгутин, воспользовавшись случаем, представил ей сына и братичада.
Ефанда с годами все более походила на свою мать, графиню Хирменгарду, и старый боготур даже испытал легкое волнение, разговаривая с ней. C течением времени Драгутин не только не забыл женщину, которую любил в молодости, но чем дальше, тем больше испытывал сожаление, что их связь была столь кратковременной. Впрочем, сына она ему родила. Видимо, сходство княжича Торусы с воеводой Олегом, которое подмечали многие, удивило княгиню Ефанду, во всяком случае, она разглядывала его дольше, чем этого требовали приличия.
– Это мой братичад, – пояснил Драгутин княгине, которая наконец опомнилась и с готовностью закивала.
Никто не обратил внимания на возникшую заминку, и боготур успокоился. Княгиня Ефанда пробыла на пиру недолго и, поклонившись мужу и гостям, ушла вместе с сыном.
– За здоровье княжича Ингера, – поднял было кубок боярин Карислав, чем вызвал замешательство среди воевод и старейшин.
Пить-то сначала надо было за здоровье великого князя.
– Быть по сему, – усмехнулся в седеющие усы Рерик и поднял свой кубок.
– За великого князя и весь его славный род, – успел вставить свое слово боготур Драгутин и тем снял возникшую неловкость.
Воислав в этот день был спокоен и даже улыбчив, что с ним случалось крайне редко. Обычно великий князь хранил суровость на челе, но сегодня, судя по всему, он хотел вселить уверенность в приунывших бояр и воевод. Битва-то предстояла нешуточная. Тридцать тысяч хазар подступали к Мурому, и поражение в войне с каган-беком Вениамином могло аукнуться по всем славянским землям, а для Воислава Рерика оно обернулось бы бесславным концом всех его великих начинаний.
Это понимали многие, а потому и не спешили с советами. Великому князю, побывавшему во многих сражениях, все было ясно и без советчиков. Тень набежала на лицо Воислава только тогда, когда приказный объявил о прибытии воеводы Олега с кривицкими боярами.
Драгутин так и не понял, чем было вызвано беспокойство князя, еще более удивило его появление у пиршественного стола кудесника Осташа. Волхвы садились за пиршественный стол только в редких случаях, когда случалось нечто важное, выходящее из общего ряда.
Взоры воевод и бояр обратились на Олега, которого столь пристальное внимание присутствующих слегка удивило, и он в недоумении остановился посреди зала.
– Садись, князь, – спокойно проговорил Рерик, и эти его слова вызвали гул в огромном зале.
Воислав выждал, пока гости обретут утерянное равновесие, а потом заговорил, почти не повышая голоса:
– Годы мои немолодые, бояре, а война нам предстоит нешуточная. Все может случиться и со мной, и с вами. Я не хочу, чтобы наша земля оставалась без головы. Князь Олегаст станет моим соправителем, бояре, с вашего согласия и по вечевому приговору. Я хочу, чтобы с лобного места прозвучало только одно мнение, дабы не вводить в соблазн простолюдинов. Несогласных прошу говорить здесь.
Бояре и воеводы переглядывались, но вслух великому князю пока никто не возразил. Конечно, князь вправе отдать наказ перед решающей битвой и родному сыну, и земле, признавшей его власть. И имя соправителя он вправе назвать сам. Вот только при чем тут франк Олегаст? Неужели среди ближников князя мало достойных людей из славян?
– Достойных людей среди вас много, бояре, – продолжил свою речь великий князь. – Но мало быть достойным, надо быть избранным. А на воеводу Олегаста устами своего кудесника указал сам бог Beлес. Вправе ли мы спорить с богом, бояре?
– Так ведь и волхвы, случается, ошибаются, – неуверенно проговорил воевода Фрелав, кося глазами на Осташа, стоящего за спиной князя.
– Все бывает, – не стал спорить Воислав. – Но для того старейшинам и дан разум, чтобы исправить ошибку волхвов.
– Так ведь избранным всякого можно назвать, – проговорил с усмешкой боярин Карислав. – А где доказательства этой избранности? Какого рода этот Олегаст и чем его род славен на наших землях?
– Охолонись, боярин, – негромко произнес княжич Вузлев, сидящий рядом с Кариславом. – Олегаст – родной брат великой княгини Ефанды.
– Не учи меня, княжич, – отмахнулся от непрошеного советчика Карислав. – Зелен еще. Все знают, что отец великой княгини происходит из рода Меровингов, которые правили и правят не только франками, но и славянами. А кто отец сего молодца, мне неведомо. Может, он достойный человек, но кто тому будет порукой?
– Тебе моей поруки мало? – вперил гневный взор в боярина Воислав Рерик.
Однако Карислав княжьего гнева не убоялся, он чувствовал за собой поддержку воевод. Да и дело решалось нешуточное, здесь нельзя было рубить с плеча. Этак любой полезет в князья, оттирая плечами куда более родовитых людей. Нет слов, воевода Олегаст – муж достойный, отличавшийся и на поле брани, и в совете, но для соправителя великого князя самой богатой из славянских земель этого маловато будет.
– Пусть докажет свою избранность, – поддержал Карислава молодой боярин Велемудр. – А решать просто так, далее со слов кудесника и великого князя, тяжко и старейшинам, и простолюдинам.
- Предыдущая
- 36/76
- Следующая
