Дороги Мертвых - Браст Стивен - Страница 18
- Предыдущая
- 18/94
- Следующая
Как-то раз, гуляя по Щедрому Лесу около развалин Павильона Барлена на западной стороне города, они потревожили дикого кабана, который запаниковал и бросился на них, сопя и фыркая. Так получилось, что у Шанта с собой был меч, который он недавно приобрел — весьма плохо сделанный меч, будьте уверены, тем не менее у него было острие, и раньше, чем он сообразил что происходит, он вытащил его и встал между кабаном и друзьями. Кабан, оказавшийся на удивление умным, затормозил перед этим чудовищным препятствием, и пока он стоял, ворча и фыркая, Шант сделал мгновенный выпад, слегка оцарапав кожу кабана, а эта царапина, в свою очередь, заставила животное стремительно убежать обратно в лес.
Когда опасность миновала друзья, избавившись от напряжения и страха, разразились бурей смеха — что случается достаточно часто — особенно если страх, как в этом случае, оказался беспочвенным. Шант был объявлен героем, на что он, между приступами дикого смеха, ответил, подняв меч вверх и заявив, «Я стал рыцарем Свиной Кочерги». Друзья немедленно поклялись в вечной лояльности Обществу Свиной Кочерги, имени, которое заняло такое большое место в их жизни в последующие годы. Мы, кстати, не знаем, кто из членов Общества был в этот момент на поляне, так как эта история часто рассказывалась как теми, кто никак не мог быть там, так и теми, кто наверняка был, а также теми, кто видел ее в своем воображении, так что все постепенно забыли, кто на самом деле находился там — происшествие стало общим достоянием всего Общества.
Один за другим члены уходили, из-за изменившихся интересов, браков или переездов. Шант приобрел новый меч, получше, а Свиную Кочергу повесил на цепях на стене гостиной своего дома в Адриланке, в котором он впоследствии жил вместе с Льючин. Так что именно здесь, в маленькой но уютной гостиной фамильного дома Шанта в Адриланке, Общество в последний раз встретилось со Свиной Кочергой — за которую, согласно обычаю, они торжественно провозглашали первый тост — и которая висела на стене над ними.
После поднятия тоста все уселись и начался общий разговор, как это чаще всего и происходило раньше. — Ну, — сказал Шант, — может ли кто-нибудь из вас сообщить что-нибудь такое, что касается всего Общества? То есть случилось ли с кем-нибудь из членов Общества что-нибудь интересное с тех пор, как мы собирались в последний раз? Я, со своей стороны, могу сказать, что прошлая неделя была достаточно приятной, но не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказать. — На самом деле очень и очень редко с кем-нибудь из них что-то «случалось», тем не менее любое, самое маленькое событие служило эффективной затравкой к началу разговора, который являлся хлебом и мясом встреч Общества.
В этом случае Зивра задвигалась на своем стуле, как если бы хотела что-то сказать, но промолчала. Льючин заметила ее движение, но решила, что, если Зивра предпочитает подождать и не высказывать сразу свои новости, то она, Льючин, должна уважать ее выбор. Пиро, со своей стороны, сказал, — Я не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но могу сообщить Обществу, что прибыл гонец и привел все наше поместье в волнение.
— Как, в волнение? — спросила Льючин.
— Да, именно, в волнение, хотя и не слишком сильное.
— А что такое в точности, — поинтересовался Шант, — не слишком сильное волнение? Как вы знаете, я всегда хочу знать точное значение всех вещей.
— Я опишу вам его самым лучшим способом, каким только смогу, — ответил Пиро.
— С нетерпением жду вашего описания, — сказал Шант.
— Вот оно: гонец прибыл четыре дня назад, то есть через день после нашей последней встречи.
— Ну и? — спросила Льючин. — Откуда он прибыл?
— Этого я не могу сказать, только…
— Да?
— Он был Теклой, и носил ливрею Дома Дракона.
— В этом нет ничего особенного, — заметил Шант. — Драконлорды часто посылают своих крестьян с разными поручениями, и, совершенно естественно, что в таких случаях те надевают ливрею драконов.
— О, согласен, ничего особенного в этом нет. Вот только…
— Ну?
— Его послание.
— О чем оно?
— Уверяю вас, что знаю об этом меньше всего на свете.
— Как, — удивилась Зивра, — вы не знаете?
— Ничего, клянусь честью.
— И? — сказал Шант.
— Вот все, что я знаю: какое-то время гонец говорил с Графом, моим отцом, и с Графиней, моей матерью, а потом уехал, и после этого…
— Ну же, — сказал Шант, — После того, как он уехал?
— В поведении Графа и Графини появились безошибочные признаки волнения.
— И все-таки, — сказала Льючин, — они не сообщили о причинах своего волнения?
— Точно. Более того, они не только ничего не сказали, но и вообще сделали попытку скрыть его.
— Клянусь лошадью! — сказал Шант. — Вот это уже загадка.
— И мне так показалось, дорогой друг, — сказал Пиро.
— Но, — заговорила Зивра, — вы нашли какое-нибудь объяснение?
— Нет, я не сумел догадаться, — ответил Пиро. — Только…
— Да? — сказала Льючин.
— Я собираюсь попытаться найти его.
— То есть вы еще не сделали этого?
— Я пытался, но не преуспел.
— Ну, — сказала Зивра про себя, — похоже эти дни переполнены загадками.
— Я, — сказал Пиро, — непременно сообщу Обшеству, когда узнаю хоть что-нибудь.
— И вы будете совершенно правы, когда сделаете это, — сказал Шант.
— Возможно речь идет об угрозе вторжения Островитян, а может быть пришла новость, что бродячие банды людей с Востока забрались слишком далеко. Но, возможно, это новости о местных бандитах или даже об еще одной эпидемии Чумы.
— Поговорим о Чуме, — предложил Шант.
— Я бы не хотела, — с гримасой на лице сказал Зивра.
— Отказываясь говорить о ней, — резко сказал Шант, — мы не заставим ее исчезнуть, точно так же, как отказ говорить о морских мародерах и восточных разбойниках никак не помешает их появлению.
— И поэтому? — сказала Зивра.
— Поэтому я предлагаю поговорить о чуме.
— Хорошо, — сказал Пиро, — тогда давайте поговорим об этом, тоже.
— Я слышал о замечательном профилактическом средстве.
— А, так оно у вас есть? — спросил Пиро, садясь на свое место и принимая вид человека, готового выслушать что-то интересное или смешное, но еще не уверенного, что это будет.
— Да, действительно, — сказал Шант. — И я разделю его с вами, если вам понравится.
— Ну, расскажите о нем, — сказал Пиро.
— Вот он: первый симптом Чумы состоит в том, что человек начинает чувствовать себя усталым, разве не так? В результате жертва спит слишком много. Потом следуют красные точки на лице, сухость во рту, нехватка воздуха, жар, бред и потом либо жар прекращается, либо неизбежная смерть.
— Да, это правда, — сказал Пиро. — И?
— Вы согласны с тем, что эти симптомы следуют именно в этом порядке?
— Да, согласен.
— И вот, если бы нам удалось остановить болезнь на ранней стадии, она никогда не перешла бы в самые последние?
— Это в высшей степени логично.
— И мне удалось найти растение, которое, если его жевать, мешает заснуть.
— И вы верите…
— Да, но мы согласились, что если мы предотвратим первые симптомы…
— Тогда бедняга будет бодрствовать до тех пор, пока недостаток сна не сделает его полным идиотом.
— Ну, и что с того?
— Лично я, — заявил Пиро, — скорее предпочту умереть, чем лишиться рассудка.
— Па! Мозговую лихорадку можно вылечить. Смерть нет.
— Вы же не имеете в виду, что предпочитаете безумие смерти.
— Вы же не имеете в виду, что предпочитаете смерть безумию.
— Абсурд!
— Невозможно!
— Они, — спокойно заметила Зивра Льючин, — начали все с начала.
— Я думаю также как вы, — согласилась Зивра. — И очень быстро.
— Не должны ли мы что-нибудь сделать?
— Да, возможно должны.
— И у вас есть идея?
— Да, есть.
— И она?
— Я считаю, — сказала Льючин, — что мы должны налить еще вина в наши стаканы, так как ваш пуст, и мой не лучше.
- Предыдущая
- 18/94
- Следующая
